«Неизданный Хлебников» — под таким названием в конце тридцатых „группа друзей” и Алексей Кручёных публиковали стеклографированные выпуски рукописей поэта тиражом 100–150 экземпляров. Придётся пойти по их стопам с разницей в эдиции.
Четыре года тому назад любознательный житель из Краснодара Сергей Бориков послал запрос в пространство интернета: „Где найти текст статьи В.В. Хлебникова «Ответ Фрейду»? Не могу вот в РГАЛИ сходить — далековато...”
Ответ он получил от “просветлённого” и такого же наивного юмориста: „Здесь попробуй поискать”. Далее следовал в Википедии адрес, куда я лично не ходок из-за специфики канцелярита, мне хватило и одноразового посещения страницы с Велимировой биографией. Ещё два упоминательных поиска в Сети замкнули орбиту, приведя меня к В.П. Григорьеву и В.Я. Мордерер — не густо.
И то сказать, с чего бы это Велимировой рукописи до сих пор оставаться неопубликованной? Иногда я с “краснодарской” надеждой проверяю бумажные и сетевые источники. Пусто.
Ответ прост. Даже добравшись до РГАЛИ и получив искомую единицу хранения — ф. 527 (Хлебников), оп.1, ед. хр. 9 — “в натуре”, а не на микрофильме (раньше для этого требовались спецразрешения), заинтересованному читателю вряд ли удалось бы ознакомиться с текстом из-за скорописи Хлебникова, с трудом поддающейся разбору. К тому же обнародование сомнительного прочтения сопряжено с рисками. Оправданы ли они? Ни доблести, ни славы, ни даже морального удовлетворения это мероприятие не сулит, одни неприятности.
Но если есть спрос, то наблюдается сброс, что в тектонической терминологии означает сдвиг.
В течение почти тридцати лет я время от времени возвращалась к расшифровке текста, но до афиширования результатов дело не доходило. В архив я уже давно не хожу, “медленное” (уж куда неспешней!) чтение происходит по фотокопиям, происхождение которых я для начала поведаю, затем перейду к описанию предмета изучения и подводным камням в рукописи таящимся. После чего приведу результаты моих интуитивных графологических изысканий, а напоследок опубликую 2фото2 (в цирковой терминологии), то есть шестнадцать фотокопий — полный свод Велимировой статьи.
Пусть всяк интересант приобретет возможность поучаствовать в изобличении моих ошибок, тогда моя корысть всплывёт водорослями свежих догадок, «Ответ Фрейду» из криосферы небытия перейдёт в область печатной продукции, а дон-кишоты станут кунаками маниловых.
Итак. Когда-то Н.И. Харджиев подписал договор с ленинградским отделением издательства «Советский писатель» на подготовку тома Велимира Хлебникова в Большой серии Библиотеки поэта. Он потребовал, чтобы Н.Л. Степанов передал ему из рук в руки все чудом пережившие войну автографы, сохранившиеся у него после издания “пятитомника”. Работа предстояла сложная, и дотошный учёный мог обдумывать свои “окоёмные” прочтения (чтобы текст Велимира становился каноническим) только в тиши собственного крохотного кабинета. Если оставить в стороне пресловутую “каноничность”, в которую “наволочки” Хлебникова никто и никогда не осилит запихнуть, то я исследователя понимаю (дома работать куда сподручней).
Как мы помним, история с передачей рукописей (и тоже для тома Библиотеки поэта) повторилась позже при издании стихотворений Осипа Мандельштама. Какой мировой скандал на этой почве учредился, известно всем. Доверчивый Николай Леонидович, тем не менее, оказался куда прозорливей скептичной Надежды Яковлевны. Он категорически отказался от акта вручения бумаг в исследовательских целях, не будучи готовым к такой самоотдаче. После длительных переговоров при посредничестве издательства стороны пришли к компромиссу: Степанов обязался сдать рукописи в ЦГАЛИ, за что архив посулил выдать ему взамен фотоотпечатки всех автографов. Эта часть договоренности была исполнена (см. ниже). Читатели же до сих пор ждут хлебниковского издания в Большой серии Библиотеки поэта, хотя в результате транзакции пользователи приобрели семитомник Велимира, что представляется первостатейным возмещением утраты.
При всём при том ни одна живая душа не задавалась робким вопросом: а Николай Иванович Харджиев ничего никуда сдавать для общего пользования не должен был? Почему он с убеждённостью вельможи предъявлял требования к Степанову? Потому что “Степашка” (в обзывании велимироведческого конкурента) — пигмей рядом с харджиевским “абсолютным слухом”. И это должны были понимать все други и недруги, так как репутация для изучателя — превыше всего. К тому же советские архивы — вода тёмная, Н.Я. Мандельштам, например, и не подумала бы туда что-либо сдавать.1
Как ни странно, в дальнейшем повествовании можно усмотреть психологический параллелизм, свойственный не только фольклору. Вдова Николая Леонидовича, Лидия Константиновна Степанова, попросила разобрать домашний архив мужа. По завершении работы весь нежданно обнаруженный комплекс цгалийских фотоизделий она передала А.Е. Парнису и мне. Через десятилетие наш функциональный альянс и брак распались, и поскольку нас никто не разводил, то “имущество” делили не суд и не полюбовные соглашения, а всего-навсего я сама (после длительного ожидания и при отсутствии оппонента, но со свидетелями).
Моё самоуправство базировалось на том (поклон Харджиеву!), что я лучше читаю рукописи (это было проверено временем и опытом), потому мне достались самые нрзб тексты. Надеюсь их опубликовать, благо, наконец, нашлось место неподвластное воздействию магнитных бурь.
В последние годы участились нагнетания шума и пены, производимые в печати. До сих пор я не находила нужным смотреть на замеры децибелометра и отвечать на дичь и вздор. И сейчас не стану, просто ради протокола довелось составить фактографическую записку к публикации «Ответа Фрейду». Устойчивые противостояния и реноме долго длятся во времени и пространстве, о чём и будет вести речь Хлебников в статье. А я свой зощенковский сказ о браках и драках, коллекционерах и исследователях приостановлю хотя бы потому, что рискую окунуться в языковые дебри стилистики Луркморья.
Это и было одним из побочных публикаторских препятствий: нежелание ввязываться в информационную заварушку с бывшим подельником. Но вовсе не основной проблемой. Перечислю доподлинные трудности на пути выхода в свет текста.
Во-первых, эта статья Хлебникова — наполовину моя догадка, плод моей интуиции и многолетних занятий, связанных с расшифровкой его рукописей. Сначала я хотела воспользоваться цветом, так как угловые скобки предположительного чтения не годятся: почти каждое слово (или его окончание) гипотетично. Но и цвет в таком случае не помощник: ¾ текста будет чёрным (в неподвластном воздействию магнитных бурь месте прямую речь Хлебникова принято выделять цветом maroon), ибо зачастую даже начала слов гадательны.
Во-вторых, не приходится говорить об орфографии и пунктуации, о заглавных и строчных буквах: при такой скорописи Хлебников не удосуживался снисходить до подобных “мелочей”. Его “статья” — это тезисный набросок для дальнейшего развития нескольких мотивов (этим и интересна). К тому же она зачастую написана поверх перевернутого черновика поэмы «Ладомир».
Во-третьих, я так и не смогла установить, кому отвечает Хлебников, так что условное обозначение «Ответ Фрейду» приходится оставить, как ставшее привычным в обиходе, хотя на страницах наличествует ещё вариант «Ответ Фириче Фре…» Датировка текста — 1921 год: в тексте упомянут луч Персии.
В-четвёртых, я никак не могла остановиться. Сколько ни читаю, столько и вношу хоть какие-то изменения в текст. В-пятых, анализ текста, поиск перекличек и реминисценций, следует, полагаю, отложить на будущее.2 Можно лишь отметить, что Хлебников в пылу спора временами забывался и употреблял “запретные” прежде слова — прокурор, революция, футуризм, интеграл, дифференциал, константа…
Я постаралась придерживаться хлебниковской разбивки строк, чтобы, в частности, облегчить будущим исследователям сравнения при прочтении фотокопий, возможность соучастия в расшифровке. При пагинации в скобках указана архивная нумерация листов; отсутствие нескольких номеров означает те случаи, когда Хлебников не использовал “оборотки”. Разумеется, я работала в архиве с оригиналом, но на фото-страницах отсутствуют цгалийские пометы, это объясняется тем, что фотосъемка для Н.Л. Степанова производилась до составления фондовой описи и архивной обработки листов.
На начальном этапе в декодировке беглого почерка Хлебникова участвовал эрудированный специалист-графолог, но из скромности он пожелал остаться анонимом. На последней стадии работы мне, как всегда, помогали Соня Феддер, Лина Михельсон и Елена Войналович, которых я с удовольствием называю и благодарю.
ВЕЛИМИР ХЛЕБНИКОВ. «ОТВЕТ ФРЕЙДУ»
– 1 –
(527-1-9-л. 2 об.)
исходник здесьКритик — это прокурор.
Мы подсудимые. Он жандарм.
Он представитель статики пространства.
Мы как воины времени, воины будущего.
Мы разрушаем настоящее, строим новые леса
времени, вбиваем в соборный мозг сваи, перекидывая
стропилы и конек крыши.
Кр‹итики› как городовые от искусства кричат „разойдись”,
и уличный шум и вес‹елье› многих, и карают
за нарушение общественной тишины и беспорядки,
сажают в поэтическую кутузку, т.е. обрекают на голод речи,
заносят на черную доску списки тех лиц, которых
нельзя печатать — ‹так как› они нарушители установившихся нравов.
– 2 –
(527-1-9-л. 3 об.)
исходник здесьГосударство обладает громадной отрицательной
властью. Оно может разрушить [поэта] полностью.
Но положительная его власть ничтожна,
как не может Бробдингнег, герой Свифта,
своим громадным
пальцем руководить движением частиц в веществе.
Понятие о величине относительно.
Одна и та же величина в одном и том направлении больше других, в другом — ‹меньше›.
Огромное солнце завидует быстроте ‹поэта›, божеской светинки.
Владыка царств Атилла завидует силе чумы нищего,
умирая от нее.
Мы, поэты, меньше государства в одном направлении
и больше его в другом.
Своим громадным пальцем государство не может
взять нас и управлять нами как ученый
не может управлять движением частиц вещества.
Его пальцы слишком огромны, он только созерцатель.
Государство интеграл, мы дифференциал.
Но там, где идет о движении во времени личности,
росте личности, соборное тело государства ничто,
а мы полубоги по своей власти
и издеваемся над государством.
– 3 –
(527-1-9-л. 5 об.)
исходник здесьНет больше и меньше.
Чумная черта больше Атиллы.
‹...›
Это ложь, что мы работаем на рынок,
по законам спроса. Я бы сочел это оскорблением,
если бы это не было тупоумием.
Маяковский писал стихи первые через два года после Смехачей.
Я подражал Бальмонту? Но значит, я подражаю и всем, кто и когда
говорит на русском языке ‹...› Я подражаю скрипу пола и шуму ветра,
потому что законы звука у них и у меня те же.
В отличие от Бальмонта революционность Смехунчиков — это скорнение.
Здесь берется в отличие от спряжения и склонения по падежам
чистый корень, и корень слова делает все движения
доступными для него — язык будущего,
революция футуризма.
– 4 –
(527-1-9-л. 6 об.)
исходник здесьОбычно читают не смèево, а смеèво, и ‹умертвляют жреца›.
Почему критики при всей своей бездарности
вечны! Это закон природы.
Динамика вечно ‹против› статики.
Силавь — двигаве или идаве.
Как “послы стены” — посланники пространства,
‹так› мы послы хода, послы времени.
Следовательно, это то же разделение, та же граница,
та же пропасть проходит между нами и ними, которая проходит
между мировыми верами.
Разумное время, время духа Декарта — и вещественное
‹...› пространство, удел крикунов.
Время, полное джинов у Мохавиры ‹...› –
и пространство, полное смертей, покойников и ‹казней›.
Жилец времени Ормузд у Зороастра и
жилец пространства Ариман.
Следовательно, борьба времени и пространства
есть искусство голоса и искусство слов.
– 5 –
(527-1-9-л. 7 об.)
исходник здесьОтвет Фрейду
Следовательно, древняя борьба Ормузда и Аримана,
воспетая Зороастром, повторена в ‹современной›
борьбе поэта и критика. Добрый дух, дух времени,
и созидания, и хода ‹...›
Поэт и дух зла, подымающий мощные силы статики.
Озирис — дух времени, Тифон — дух пространства.
Мертвая статика просыпается, резкие движения, кое-как
задвигалась динамика.
Поэт это вечный Вакх или Озирис, растерзанный на комья мяса Тифоном.
Не государству своими грубыми пальцами
руководить жизнью поэзии. Лучшее, что оно может
сделать — это обеспечить право на свободу творчества
и право дыхания, пусть войска слов получат красный паек.
Это почти то же, что пытаться пальцами
изменить и направить волны света, их
можно только разрушить.
– 6 –
(527-1-9-л. 8 об.)
исходник здесьЗеркалà мешают творчеству,
Идем к мировому сообществу!
‹...›
Дело в том, что закон Дарвина справедлив не только
для животных, но и для стихов.
Самые сильные стихи, самые красивые ницшеанские звери
живут столетия, а слабые вымирают.
Один пласт жив и силен другим.
Я вижу те громадные поля будущего, которые предстоит
пройти искусству.
Это гибель языка через скорнение.
Это лучи согласных соединений всех слов.
В театре столицы Украины
завязалось сражение, а продолжим в
‹Коммунаре› бой.
А в узле паутины огромный паук — человеческий рот
следит за звоном мух.
Это железнодорожные узлы звука, от которых идут дороги
ко всем словам.
И его прыжки рук и ног — предки языка. Ведь у языка есть губы человека,
как у человека есть звезда.
Я не был царем и море миров…
Это глубина реки Волги от ее верховьев к устью.
Если взять сознание единства, мы видим:
в самых звероподобных существах оно существует,
только в нем самом — он громадный центр недр, вращающийся во время
еды, космос ‹...›
– 7 –
(527-1-9-л. 9 об.)
исходник здесьЗатеи чудовищ, семья, деревенская община, племя,
язык народный, народ, государство, материк,
звезда земного шара, сейчас висящая у меня на пальце.
‹Во мне это сознание боли›, я чувствую Людовика
гильотину как пятно в общечеловеческой жизни
мировой. Другой ‹разгон› в руке поэта —
бесконечного времени в отличие от Ленина государства. ‹...›
И провидение языка и языков ‹...› и гибели языков…
Мировой ‹кивок› земного шара,
где молнии из солнечных пятен на солнце (точно банкир в Лондонском Сити)
управляют ценами на урожай, ‹...› и уголь.
Где русский крестьянин казнил беженца или кормил; или ‹...› надевал свою
красную рубашку или не надевал в зависимости от пятен на солнце, ливнем
молний через 11½ лет управляющем урожаем и ценами в Темзе.
Для меня Земной шар это огромная скрипка Пикассо,
темное тело с струнами протянутыми до Солнца.
На этом темном теле я собираюсь играть.
– 8 –
(527-1-9-л. 9)
исходник здесьС звуковой стороны
Почему господин — в единственном числе,
‹но› не сказать господины, а так говорит китаец, для которого Го — высшая точка.
Но я в высшей точке одной господинов собираю мнимо в ладони
и всех возвращаю вам — “нате”.
Это я, вселенной барин,
Нынче словом ниагарен.
– 9 –
(527-1-9-л. 10 об.)
исходник здесьЯ зову: научимся говорить вместо „блаженны нищие духом, яко тии наследят
землю” – „бла ни ду ко ти си зе”.
И в этой проповеди обратного величия малого отрицательное божество
ничтожества.
Пройду факты моей игры.
Что с фактом этой игры — забавный бытовой случай.
Ничтожные пылинки ‹...› с Польшей.
В этом обратном величии поэта его
полу-божественная власть, он там бог,
страшным копьем времени против другого
величия — копья пространства. Я и государство –
мы равновеликие величины, но в
разных направлениях. Я ничтожно мал
в пальцах государства, но и оно ничтожно
мало в моих пальцах. Я его ут‹...› игрушка,
когда хочу вмешаться в его ходу(?) в наскоках времени. Так оно ничтожно
во времени, как я ничтожен в пространстве.
Во времени, в скачках духа государство
ничтожно, меньше пыли в моей руке.
Это и есть величие духа. Озирис, Дионис, Ормузд,
джайн — время; и Тифон, вещество, ‹Ариман› —
пространство. Два счета величин.
Бытославные одежды. Два измерения. Число в рубашке Эйнштейна.
Кто мы? Мы будийцы, мы деревья битвы Аримана и Ормузда,
сорвавшие с себя мифологические одежды, притчевые священные оболочки,
на холстах чертежей Малевича и Пикассо.
– 10 –
(527-1-9-л. 10)
исходник здесьзло . добро = ка
время . пространство = ка
сознание . вещество = к
сила остановки . сила хода = к
сила движения . сила стояния = к
Бальдур . Локки = к
Ормузд на Аримана = к
Хлебников .
футуризм на критиков = к
Дело в том, что кто изучал веры земли,
приходил к основной истине всех вер.
Что добро совпадает со временем,
а пространство с злом.
Пространство с веществом, смертью,
время с жизнью и духом.
Бессмертие
души от смерти,
душа остается, тело умирает.
Время-душа
разлучается с пространством-телом.
Мы заперты в поэтическую кутузку,
‹...› государством, властелином пространства, положен замок на мой рот,
я требую, чтобы его сняли.
На северном луче Харькова — Чернышевская ‹ул.›
‹Публ…› Хлебников, Перцов, ‹...›
Кроткий.
На северном луче Москвы … Маяковский, Шаблеев(?), ‹...›, Хлебников. ‹Буданцев›
Луч Персии параллельно Невскому.
Маяковский, Шкловский(?), Хлебников
– 11 –
(527-1-9-л. 11)
исходник здесьЭта формула основная складня верований разума человечества.
Основа морщин его черепа.
Здесь и Декарт, француз западного мира.
И Мохавира Индии, и Зороастр,
и германский жрец,
и египетский жрец.
L = vtСвет как обладающий наибольшей скоростью
300 000 верст в сек. есть последний
времяносец вселенной
и поэтому дух времени светозарен.
a — время,
b — пространство;
где
a — Озирис,
b — Тифон;
где
a — Бальдур,
b — Локки
математическая формула борьбы, эти
ab = конст., постоянны.
И солнечные волосы Бальдура, солнце Озириса —
последняя предсмертная быстрота света.
И свет как наибольший враг пространства во вселенной.
Умножьте Озириса на ‹...›,
и вы получите и смерти, и
возрождения, и падения государств.
Постигнуть себя как время, 4 измерение
мира, как
борющихся с пространством.
Мы ведь погибнем как Озирис времени,
как
– 12 –
(527-1-9-л. 11 об.)
исходник здесь… числовая задача времени и пространства.
Самые сильные стихи выживают.
Стихи живут как буйволы.
Пока в моей душе умер Бодлер,
Верлен, Эдгар По и Пушкин,
[Но остался Уитмен.
Он написал в 55. Он выжил.]
Так и в слове выживает каждый падеж.
Согласный звук книги народов! 28 народов!
Когда спряжение глагола было
независимым словом враждебным другим и
темными враждебными звуками.
Дикарю казалось, что он открывает новое слово, когда говорит: ты пойдешь
висеть, пойду, или отец висит,
отца. Потом падеж установил родство
одного слова: отец, отцу, отца, отцом — один порядок.
Иду, идем.
Сметь, смеешь-ся.
Смеется — другой порядок.
Теперь скорнение,
объединение подобное объединению ‹человечества›.
‹С повышений и скорнений высот глубины уменьшаются, единство
увеличивается.›
– 13 –
(527-1-9-л. 12)
исходник здесь‹И аристократы власти всегда равны пространству нищих духом.›
Государство падет перед величием духа (времени) поэта.
Если
an — и государство и поэт,
и
a = время
n = пространство,то в поэте во
столько раз
aбольше
a государства,
во сколько
n государства
больше
n поэта.
Если в России 173 миллиона
всего жителей,
я в 173 млн. больше государства во времени.
Это величие духа.
И оно то самое, которое отстаивает поэт
от пальцев государства критиков.
Поэтому государству своими грубыми пальцами
не разрушить жизни поэта.
Я равен ‹...›
– 14 –
(527-1-9-л. 12 об.)
исходник здесь(Ответ Фириче Френд…)
Единство увеличения и объединения в одни звучания.
Не падежи, а звуки. Все слова, начатые с
одной согласной, написаны одним
почерком разума, одними чернилами звучания.
Итак, опять малое больше великого.
Чем меньше взята звуковая область,
вместо области правительствующей, (вместо звуковой области),
председательствующей звуковой области П,
тем больше её объединят сила и власть.
Подобно этому, чем меньше
берется властвующая единица, бедная сейчас,
тем больше обедняется власть.
Свободный царь создает города и ‹царства›,
свободный пахарь создает государства,
свободный нищий, шут, босяк создает единство
земного шара.
Это почерк бедноты: чем меньше,
тем больше объединяющие силы.
Босяк богаче бедняка,
богаче власти Ко‹...›или ‹В…› или Кесаря.
Разрушаются единства и падают ‹слуги›.
А последнее отвлечение от богатства подобно слуху —
от слова до согласной.
– 15 –
(527-1-9-л. 13)
исходник здесьОтвлечение от слова.
Объединение государств в звезду.
Если рот в средине речи паутины,
то паук находится в центре ‹тяготения› Земли.
‹Человеческий дух
откликается как тетива
закону струн.
Как струны и
законы этих колебаний струн
в умах и есть законы…›
Говорят, я подражаю Уитмену. Да, если
иметь такое же число глаз, как и у вас,
значит, подражать вам, если смотреть на
то же солнце, как и вы, значит подражать вам,
то я подражаю Уитмену.
Просто мы созвучны 55 по его ‹...›.
Круги расходятся по паутине.
Та температура, которая была в Америке,
теперь в России, и дала одинаковые овощи.
Я дал Уитмена.
Мы все винтики одного заказа Завода Земного Шара,
одного мирового заказа.
Капля, летящая туда же,
параллельно, совпадает с объединенным человечеством.
Гибель языков через скорнение —
громадная микенская задача искусства.
– 16 –
(527-1-9-л. 13 об.)
исходник здесьКонцы стихий стиха.
Стихи живут по закону Дарвина.
Это луч.
Дайте поэту печататься, дайте ему бумагу и перья,
и он обнаружит громадную власть, недоступную
государству: меньшее больше великого.
Радостно разрушая государства, он
совершит тот удар клинком самоубийства,
которого так жаждут все государства.
Каждое из них протянет поэту
свой меч, поцелует поэта и скажет:
„Подержи, будь другом римского быта”.
Так умирали Брут и Кассий, разбитые при К‹...›
И эту товарищескую помощь в самоубийстве
поэты окажут со всем благородным порывом
юношей — государству. Они поддержат меч, на который
падет сколько-то n-ное государство 1920 года. И этим добьются единения
Земного Шара. Так как большее меньше малого.
1 Прошу освежить в памяти информативные (но и спорные) статьи по адресу:
