Велимир Хлебников, В.Я. Анфимов, Харьков, Красная Поляна

Знакомые боги
Приветливо заржут
Из конюшни числа

Велимир Хлебников, 1921

ОПЫТ ЖЕМАННОГО

Ни одного заёмного слова, исключая ‘жеманный’. И к ворожейке не ходи: опечатка. Не «Опыт жеманного», а «Опыт желанного». И прошу или прихоть моя или ах, позвольте мне — исключительно по ведомству хотения и похотения, а не вычур и выпендража.

Раз так, переименуем страстно ждущую плуга целину в «Опыт желанного и добровольно-принудительного у Велимира Хлебникова».

Совсем другое дело, не так ли. Остаётся зазвать просвещённых пахарей с плоскорезами. Ау, Омри Ронен. Come to me.

Нет ответа. Уже все вспотели просвещённые пахари рвануть наобум к чёрту на рога. Степь да степь кругом. Сначала построй посёлок, оборудуй мало-мальский быт. Законные требования. Хотя бы полевой стан. Тын какой-никакой в предположении бурана. Отхожее место, на худой конец. Основательные люди, хвалю.

Разве ж я отказываюсь. Зиждить так зиждить. Для начала — краеугольный камень во главу угла. Отвергнутый предыдущими зодчими, конечно.

Легко сказать суровый известняк или камни и подводные мели. Ни булыжника окрест — один ковыль, суслики и сайгаки. Оказывается, предыдущие зодчие созидали ближе к материковой глине и горным кряжам. А целина криком кричит. Ковырнуть, что ли, самому. Царапнуть хотя бы.

Нечисты масти / У вымирающего белого —
не умозрение, а опыт добровольно-принудительного у Велимира Хлебникова.

Это начало царапины по целине, почин. Возмущаем сусликов дальше.

Белый ничего не понял и ничему не научился.
Надо уметь давать себя грабить, например. Важнейшая наука, по мнению художника Ренуара.
Огюст Ренуар (1841–1919) до самой смерти дарил свои полотна друзьям.
Громкое имя, подарки выгодно продадут.
Ну и что, надо уметь давать себя грабить.
А вымирающий белый — скряга, Иудушка Голавлёв.
Житейский опыт генерала Май-Маевского нашёптывал ему: пусть разномастные,
лишь бы ценою подешевле.
Самые дешёвые — разоблачённые уклонисты. Дешевле бочки воды и телеги углей.
Гроша ломаного не стоят.
Выбирай, мерзавец: расстрел или передовая. Мерзавец. На месте твоего отца я б удавился от позора.

Всё, царапина кончилась. Пошёл туземный травяной покров. Полынь, чабрец, саранка.

На основании ума холодных наблюдений Анфимова, но другой врач. Если верить памяти Эмилия Львовича Миндлина (1900–1981), справка такова:

Мы прочли самое невероятное удостоверение личности, какое когда-либо приходилось видеть. Оно было выдано каким-то харьковским учреждением. „Гражданин РСФСР Велемир Хлебников, не имеющий постоянного местожительства, как душевнобольной, не отвечает за свои поступки, что подписями и приложением печати удостоверяется“.
Э. Миндлин. Необыкновенные собеседники

Однако перу профессора Анфимова принадлежит ещё более невероятная подорожная неукротимому пожирателю пространства (голод пространства), беспримерная на памяти человечества охранная грамота: „Не общество надо защищить от Хлебникова, а Хлебникова от общества“. Каков прозорливец: ещё в 1919 году предвидел кастовую обособленность “Общества Велимира Хлебникова”. Шутка. Не прозорливец, а верхогляд: Велимир Хлебников прекрасно может постоять за себя, если захочет. Он жив, Общество — приказало долго жить. Не шутка.

Вот черновик этой путёвки туда — на жизнь, на торг, на рынок:

         При наличии нарушения психической нормы надо установить, общество ли надо защищать от этого субъекта, или наоборот, этого субъекта от коллектива.
         „Клинический облик отдельных, выродившихся личностей, конечно, в высшей степени разнообразен, так как здесь встречаются всевозможные смеси патологических задатков со здоровыми, — говорит Kraepelin, — нередко даже выдающимися“.
         Вот это наличие выдающихся задатков у талантливого Хлебникова ясно говорит о том, что защищать от него общество не приходится и, наоборот, своеобразие этой даровитой личности постулировало особый подход к нему со стороны коллектива, чтобы получить от него максимум пользы.
Анфимов В.Я. Хлебников в 1919 году. К вопросу о психопатологии творчества

Не каждому дано кратко и внятно изъясняться. Зато В.Я. Анфимов умел наладить доверительные отношения с больными. Или с подопечными, в сомнительных случаях. С призывниками в Добрармию, например. C призывниками полных тридцати трёх лет, в частности. Возраст восстания Ильи Муромца, вот именно. Тридцать лет и три года сиднем, а потом подвиги.

Личному обаянию профессора Анфимова (профессора Анфимова-сына, как это следует из архивных изысканий И.В. Ченикова) мы обязаны появлением ряда „образцов патологического творчества Владимира Хлебникова”, как он выразился. Кстати, недоразумение с именем — кажущееся: Григорий Григорьев, сослуживец Хлебникова по 7-й роте 90-го запасного полка (сбой памяти? В пеший полк 93-й / Я погиб, как гибнут дети. — В.М.), вспоминает:

Моим соседом по нарам оказался немолодой сравнительно человек. Попал от сюда в конце декабря 1916 года. Звали его Володей.
Григорий Григорьев. Удивительный стихотворец

Звали его так потому, что простой народ посредством Владимира Высоцкого психушечной латыни ещё не усвоил, и к дяденьке со странностями привычно применял поговорку — „вроде Володи“. Сам же Григорий Григорьев почтительно звал соседа и собеседника Виктором Владимировичем, а свои воспоминания заканчивает так:

Кто-то из команды с сожалением объявил: — Володя с ума сошёл. Отправили в больницу. ‹...› В 30-е годы я услышал от В.В. Каменского, что Велемир удачно изобразил из себя сумасшедшего и получил полное освобождение от военной службы.
Там же

Сочинения В. Хлебникова на заданные В.Я. Анфимовым (о ту пору ординатором Харьковской Губернской Земской больницы) темы — охота, лунный свет и карнавал — широко известны, а вот устные ответы ещё ждут своего исследователя. Отчасти и дождались.

Я не буду останавливаться на вопросах своего клинического и экспериментально-психологического исследования, как имеющих слишком специальное значение. Я отмечу только не лишенное интереса явление, что при исследовании ассоциаций мне пришлось установить в среднем очень значительное замедление реакции — пять и три пятых секунды — и в то же время их высокое качество. Процент так называемых опосредственных [опосредованных? — В.М.] ассоциаций был довольно высок. Многие отличались большой оригинальностью, так например:

Буря бурчик — летящее, быстрое, темное, чашка с красной полосой.
Москва метить (место казни Кучки).
Лампа домашнее — белый кружок (впечатление уюта).
Снаряд единый снаряд познания.
Рыбак японская картина Гокусая.
Ураганный ура — гонит.
Тыл трамвай, полный ранеными.
Лента шелковистая (созвездие).
Доктор большом доктор психиатр.
Лошадь американские воины (считали ее младшим божеством).
Спичка прирученное пламя.
Анфимов В.Я. Хлебников в 1919 году. К вопросу о психопатологии творчества

Действительно, закавыристые ответы. ‘Москва’ и метить, например. Ничего общего, казалось бы. Разве что „В Москву! В Москву!“ чеховских барышень. К тому же глагол ‘метить’ подозревается в иноземном происхождении (столбы metae есть принадлежность ристалищ Древнего Рима).

Хлебников отчасти входит в положение вопрошателя, отсюда пояснение: место казни Кучки. И всё равно поначалу кажется, что мысль его отталкивается от заглавной М и летит невесть куда.

Как это невесть куда. Предупреждённый вооружён. Знанием, в общем случае. Знанием направления главного удара, в случае закавыристых ответов по ходу проверки на предмет годности к несению воинской службы в Добрармии Май-Маевского.

Стены Московского Кремля с развешенными на зубцах жидами в кожанках? Никак нет.

Предупреждённый о противособытиях вооружён ключом с тремя бородками, а не отмычкой (от глагола ‘мычать’, т.е. нечётко изъясняться).

При чём тут россияне? А при том, что из небольших сравнительно городов. Сельскую глубинку России начала XXI века уже ничем не удовлетворить, даже этим видением. Ибо Велимир Хлебников говорит о возмездии Москве.

Как В.Я. Анфимов производил проверку образного мышления испытуемого? Давал вводную и засекал время. Потом деловито записывал ответ, заключая в скобки пояснения, кои соизволил дать сумасшедший и гордый певец. Ошибочное прочтение хлебниковской мелкописи исключается.

Место казни Кучки. Казнь боярина (князя вятичей, по другим данным) Кучки — временнáя метка: Москва — метить. А вдруг опечатка. Наборщики часто путают строчные ‘е’ и ‘с’. Москва — ‘мстить’?

Юрий Долгорукий (или его сын Андрей Боголюбский) казнил Кучку, предыдущего владельца Москвы („Москва, рекше Кучков“ XII в.). И пошла круговая порука самодержавия: рюриковичи, первые Романовы, генерал-губернаторы, генеральные секретари, всенародные избранники.

До Боголюбского с Долгоруким у Велимира Хлебникова дела нет, зато Степан Кучка им вельми обнадёжен: Я помню о тебе, боярин непокорный Кучка! (велимирово помню переводится “не забуду в Царствии Своем” или “ты Мне пригодишься”, в зависимости от рвения толмача; лично я склонен ко второму).

Нельзя исключить пересечения Хлебникова с повестью «О зачале царствующего града Москвы», где залогом бодрого долголетия “Третьего Рима” ничтоже сумняшеся названа резня: царствующий град возник „по кровопролитию же и по закланию кровей многих“. Заклание кровей есть языческое жертвоприношение, не так ли. Чем тут хвастать православному, спрашивается.

Хвастать нечем, но кровь людская — не водица. Именно поэтому только на крови дело крепко стоит. До поры до времени крепко. Наступает противособытие — и неколебимое идёт прахом. Была бы временнáя метка, и можно предвычислить затмение.

Место казни Кучки снова будет заурядный городок, без льгот обывателям. Заурядный городок, без троекратного превышения денежного довольствия москвича над средним по стране. Через 3ⁿ естественных единиц времени после казни Кучки. Дело за малым: выбрать естественную единицу (сутки, год) и подставить нужный показатель степени тройки. Совершенные пустяки.

Вот в какую трясину может завести сон разума, друзья мои. Пересып на Досках Судьбы, я бы сказал. Некоторые умалили роль Пространства, объевшись Временем. Торопыги и сырохваты.

Ещё раз, ещё раз: насчёт местоположения столиц у Хлебникова ясно сказано: закономерное. Незримые пучности на теле Земли, стоячие волны. Пока эти волны не пришли в движение, все до единой столицы будут оставаться на своих законных местах. Передвинется узор пучностей — все до единой умалятся, разом. Ещё раз, ещё раз: все до единой, скопом, в одночасье. Никакого разнобоя, одновременно.

Так что россияне со льготами вследствие проживания в закономерной, по Хлебникову, кучке пыли могут спать спокойно, доколе Пекин и Чикаго не изгладятся с лица земли.

C другой стороны, русским языком сказано: Чикаго пажить. То есть Чикаго пастбище. Не знаменитые чикагские бойни, а выпас травоядных. Подножный корм скота на месте промышленного производства тушёнки и лярда. Ковырни пажить — обнажатся руины промышленности США, некогда мощнейшей в мире. И с какой это стати мальчик любопытный искажает название столицы Китая? Если мальчик родом из будущего, коверкание сие неспроста.

На вскидку: столицы лоскутных государств с ударением на первый слог. Вена, правильно. Ударение на первый слог, поэтому Австро-Венгрия и развалилась. Ещё с ударением на первый слог. Лондон, совершенно верно. Былая владычица морей скучает по Цейлону, как Цирцея.

А ведь Китай, закусив Тибетом, того и гляди отхватит у ротозеев-москалей землицу по самый Урал. Отхватит, и к ворожейке не ходи. Но Велимир Хлебников пророчит синголам несварение: Пéкин. Ценой неисчислимых жертв сибиряков, уральских добровольцев, кубанского казачества и чеченских ополченцев Сибирь обретёт независимость и даже накостыляет Китаю, но Москве больше не поддастся.

Везде у Хлебникова подвох, куда ни кинь. Очевидное невероятно, а невероятное — самая плоская очевидность. Пыльный стол, где много пыли, — надо же такое выдумать.

Надо же такое развить, раз выдумано. Стол стоит на спящей черепахе. Черепаха обязательно проснётся, обязательно. И нырнёт. Она же морская черепаха. И стол поплыл, качаясь на волнах. И где вся эта пыль, спрашивается.

Ох и тянет пошаманить над ‘Лентой’, ‘Бурей’, ‘Снарядом’ и ‘Рыбаком’. ‘Спичка’ более-менее понятна: Словно спичка о коробку / Не зажжёшься об меня. Т.е. Хлебников не видит себя насильником-приручителем читателя, он допускает наше существование в диком, неодомашненном виде.

Раз в диком, то речь пойдёт о Лошади, младшем божестве американских воинов.

Читали «Жертвоприношение коня» („И я ломаю загородку / И ржу на воле во всю глотку”)? Очень много личного, до неприличия много. Азия целиком в моём распоряжении, включая Индостан и Японию. Лично мой Китай.

Это замашки желторотых юнцов, ребячество. Я, мне, моё. Всё о себе да о себе. Попробуй-ка влезть в шкуру другого. В шкуру с хвостом и гривой, вот именно. При этом копыта остаются свои собственные, не говоря о черепе с его содержимым.

Со змеёй? Ещё не хватало. Со Змеем, вот с кем. C Пернатым Змеем ацтеков. И змея пленённого пляска и корчи. А если Змей в черепе американский, то Лошадь снаружи — и подавно.

Бывалый посетитель www.ka2.ru первым делом устремляется в урочище каменных баб, почтить могилы. Богатыри, не мы. Изобретатели.

Урочищем называется место самостоятельного извлечения уроков, то есть правильных выводов. В училище принудиловка, в урочище — самоподготовка.

Вот «Инал», поучительное для самостоятельных мыслителей изваяние М.Л. Анчарова. Свежие остатки поминальной трапезы и пепел. Трапеза моя, а пепел чей? Наверняка самосожжение. Запредельно привлекательный человек. Невообразимое обаяние. Авось да в загробном мире слюбимся, подумала Нюра Дунаева.

Что осталось от поминальной трапезы? От моих поминальных трапез всё остаётся людям. Сегодня это страва (поминки древних славян, ничего общего с ‘травить баланду’) по анчаровскому «Самшитовому лесу».

То, что лично ты никогда не прочтёшь это произведение целиком, не значит ровным счётом ничего. Имеет значение только воробьиный скок. Ибо мы уже на воробьиный скок от леса и его обитателей.

Равнинное животное, казалось бы. А тут самшит, горная растительность. Отрезанные от Черноморского побережья черкесы изготовляли из самшита пушки и палили в егерей генерала Евдокимова. Прочнейшая древесина, нет равных.

То есть не лошадь Пржевальского. Кабардинская порода? Нет, не кабардинская. Карабахская? Нет, не карабахская. Порода wild horse, дикая лошадь.

Вот какие соображения у Анчарова о дикой лошади Сапожникова:³

         Сапожников поднял глаза вверх и стал смотреть в потолок. Потом сказал:
         — Дело в том, что такое доказательство, что Европа и Америка соединялись сухопутным мостом, — есть...
         — Ну да? Бесспорное?
         — Пока не найдут опровержения.
         — Ну и какое же это доказательство?
         — Лошадь.
         — Какая лошадь?
         — Обыкновенная, с хвостом.
         — В самом деле, при чем здесь лошадь? — спросил Аркадий Максимович.
         — А при том, что люди в древней Америке есть, а лошади нет... Как же это? А дело простое — люди приплыли, а лошадь пешком ходит.
         — К черту все! Бессмысленный разговор, — закричал Мамаев. — Люди пришли из Азии! Через Берингов перешеек! Понятно вам? Пришли, а не приплыли!
         — А почему лошадь не перешла? — спросил Сапожников.
         — А почему она должна была перейти?
         — Потому что мамонты перешли, бизоны перешли, а лошадь почему-то не перешла, — сказал Сапожников.
         — Ладно, разберемся, — сказал Мамаев. — Но к Атлантиде это отношение имеет?
         — А действительно — при чем тут Атлантида? — спросил Аркадий Максимович.
         — А при том, — сказал Сапожников, — что если двенадцать тысяч лет назад люди в Америке уже были, а лошадей еще не было, то это может означать только одно... И остановился. Потому что прислушался к себе — захватило у него дух от того, что он собирался сказать, или быть может нет? Нет, не захватило. Устал. Устал от идей, которые всегда сначала считались дефективными, а потом оказывалось, что они хотя и дефективные, но не совсем, а в чужих руках играли и переливались и приобретали утилитарную ценность, для Сапожникова недостижимую почему-то.
          — Что одно? — спросил оппонент. — Ну что?
         Сапожников здесь, в Керчи, много чего узнал и не заметил сам, как вовлекся в чужие древние дела. А как вовлекся, так они сразу стали современными, эти дела, и, мы бы даже сказали, в чем-то животрепещущими. А так как голова его была устроена таким образом, что не сопоставлять новые сведения со старыми он не мог, то как возьмется сопоставлять, так его дефективное воображение начинает рисовать ему конкретные картины. И он по своему легкомыслию этому не сопротивлялся. Вот он услыхал, что монголы перешли в Америку из Азии, с Чукотки, и заполнили пустой материк. И не поверил этому. А откуда взялись на пустом материке крючконосые индейцы, ничего общего не имеющие с эскимосами? Для эволюции времени не хватает, а скрещиваться монголам было не с кем. Не проще ли предположить, что люди пришли на пустой континент из другого места? Сначала эскимосы, потом индейцы. А потом он узнал, что потоп, о котором говорилось в мифах все мира, есть не всемирный потоп, а воспоминание о местных катастрофах различных племен. И не поверил этому. Он подумал — все историческое народы пришлые для той для той местности, где их знает история. Откуда же они знают о катастрофах, которые случились до них в этой местности? Не проще ли предположить, что они принесли с собой воспоминания о своих катастрофах? Понимаете? Если в греческих мифах есть миф о всемирном потопе, то не надо искать его рядышком, в Эгейском море, а надо искать его там, откуда они пришли. А потом он узнал, что Платонова Атлантида это описание идеального города, придуманного Платоном для улучшения реальных городов Греции. То есть утопия. И не поверил этому. Он спросил — чем же собирался соблазнить Платон греков-демократов в этой утопии? Уж не царями ли? И еще одна поразительная подробность — откуда Платон узнал планировку ацтекских городов? А поскольку индейцы-ацтеки и слыхом не слыхали о Платоне, то не проще ли предположить, что и у ацтеков и у Платона были общие сведения? И тогда Сапожников понял, что все вертится вокруг потопа. Если был потоп, от которого бежали народы в разные стороны, то была Атлантида. А если потопа не было, то и Атлантиды не было. И закрыл тогда глаза Сапожников и еще раз проверил доводы. И увидел небывалое. ...Пыль стоит до неба от движения бесчисленных племен и кровавая пестрота... И удивился Сапожников не тому, что в Атлантиду многие верят, а тому, что в Атлантиду многие не верят. „Лошадка! Вывози!” — возопил Сапожников. И, отбросив все сомнения, поскакал на неоседланной лошади фантазии и сопоставлений. Позволил своему мозгу думать так, как ему самому хочется, не ограничивая его оглядками и испугом перед чужими мнениями. И тогда Сапожников вспомнил две научные теория, о которых он узнал в разных местах и в разнос время. Он не мог вспомнить авторов этих теорий, но это теперь не имело значения. А имело значение только то, что они у него прежде в голове жили врозь, а теперь вдруг встретились. Он вспомнил, что по одной теории ледники в горах тают и намерзают не плавно, а по ступенькам. 1475 лет, так, кажется, одна ступенька. И что этих ступенек одиннадцать штук. Полный цикл. Сейчас как раз идет седьмая. Осталось еще четыре до полного цикла, потом все сначала 1474, умноженное на семь, — это приблизительно одиннадцать тысяч лет. И еще он вспомнил по другой теории, что от теплого течения Гольфстрим тают льды в Арктике. И когда вес их становится достаточно малым — поднимается подводный порог между Гольфстримом и Ледовитым океаном и перегораживает теплое течение воды в Арктику. Тогда в Арктике снова начинает намерзать лед. И его становится столько, что Европу покрывает ледник, от которого прогибается суша. От тяжести. А когда прогибается суша — опускается и подводный порог. И тогда Гольфстрим снова прорывается в Арктику. И все начинается сначала. Начинает таять лед и так далее. Тогда надо спрашивать не „был ли потоп?”, надо спрашивать: „А могло ли его не быть?” Ведь если вода хлынула через порог, а суша опущена, то вода неминуемо затопит Европу, а лед всплывет. Вода понесет с собой плывущий лед. А что может устоять перед айсбергами, какая цивилизация? Это механика. Но оказывается, можно узнать и время катастрофы. Но об этом уже было сказано выше — примерно 11 тысяч лет тому назад. То есть столько лет, сколько, согласно мифам, прошло с момента всемирного потопа, и столько лет, сколько прошло с момента гибели Атлантиды. То есть потоп был на самом деле всемирный, и он был на памяти людей. Он, конечно, понимал, что картина, возникшая у него в мозгу, имела логику тех связей, которые уже накопились в опыте Сапожникова, и что любая внезапная подробность может в чем-то изменить эту картину. В чем-то но не в главном. Потому что на американском материке — лошади не оказалось! Почему же она не пришла с Чукотки, как мамонты и бизоны? И тогда спросил Сапожников себя, а откуда известно, что мамонты и бизоны перешли на Аляску именно с Чукотки? И тогда Сапожников понял для себя, что надо спрашивать не о том, могла ли существовать Атлантида, а о том, могла ли она не существовать? И спросил тогда Сапожников — а откуда известно, что и человек в Америку перешел из Азии, а не из Европы? Говорят, потому, что на Чукотке и на Аляске одна культура — эскимосская, монголоидная? Но ведь эскимосским останкам в Америке 30 тысяч лет, а в Азии 20 тысяч. Спрашивается — кто же куда и откуда перешел? Так почему же этого стараются не замечать? Потому что пришлось бы признать мост из Европы, то есть мифическую Атлантиду. Ну, а если на Чукотке вдруг откроют кости еще более древние, чем на Аляске? Изменится ли картина? И понял, что — нет. Все равно атлантический сухопутный мост был. И вот почему. Люди на Аляске и люди на Чукотке были монголоиды. Спрашивается — откуда в Америке взялись индейцы? Из Азии индейцы прийти не могли — их там нет и не было. Стало быть, и индейцы могли прийти в Америку только по атлантическому мосту. Или приплыть. Но не с Чукотки. И тогда Сапожников понял, что все вертится вокруг потопа. Если был потоп, от которого бежали народы в разные стороны, то была Атлантида. А если потопа не было, то и Атлантиды не было. Сапожников высказал все эти соображения, и тут бы ему остановиться, но он добавил:
         — Я хочу сказать, что если бы родина монголов была Азия, то они бы пришли в Америку вместе с лошадью, так как сухопутный мост между Чукоткой и Аляской был. А вот мост в Атлантике, видимо, состоял из островов — люди приплыли, а лошадь нет. И выходит, что прамонголы пришли не из Азии в Америку и не из Америки в Азию, а из Атлантиды через Америку в Азию. И получается, что Америка для атлантов была перевалочным пунктом.
         — Когда неграмотный человек берется не за свое дело... — сказал Мамаев в полной тишине.
         — Сначала в Америке появились монголы — это известно. А за ними индейцы — последняя волна переселенцев из Атлантики... Они перешли с атлантического моста, состоявшего из островов, который рушился постепенно. Может быть это действительно была Атлантида. Тогда индейцы принесли, вернее все время приносили в Америку остатки этой культуры. Потому что если Атлантиды не было — откуда Платон знал об устройстве индейских городов? Такое не вообразишь.
         — Почему? А если это утопия? Проект идеального города?
         — Чушь! Чем Платон мог соблазнить греко-демократов? Для них идеальный город был полис, демократия: а там цари, потомки Посейдона, кстати.
         — Почему кстати?
         — Об этом потом, — сказал Сапожников. — И тогда теснимые индейцами эскимосы стали переходить с Аляски на Чукотку, на новый для них азиатский материк, где их раньше никогда не было, и там они встретились с лошадью в азиатских стенах.
         — Чушь! Все вверх тормашками.
         — Стали переходить на новый для них материк, спускаться на юг и скрещиваться с местными племенами и постепенно становились чукчами, якутами, японцами, корейцами, китайцами, монголами: они расселялись все дальше на запад, пока не столкнулись с волной переселенцев с запада, которые уходили подальше от мест атлантической катастрофы и оседали на материке. И возникли новые цивилизации: всякие там шумеры, аккады, египтяне, иудеи, хетты и прочее. Поэтому евразийские кроманьонцы и не произошли от местных неандертальцев и питекантропов. На это переселение у них как раз времени хватило, несколько тысяч лет после ледника. А вот для появления современного мозга двенадцати тысяч лет мало.
         — Какая странная идея, — сказал Аркадий Максимович.
         — Это не идея. Это картина, которая может возникнуть из сегодняшних данных. Появятся другие данные — появится и другая картина, а не появятся — значит, картина верна. Рациональное зерно во всем этом одно — мир был един всегда, и человек не мог остаться единым видом биологически, если бы он не был единым видом общественно, и нужно искать гипотезы, объясняющие это всемирное человеческое единство. Лучше какая-нибудь гипотеза, чем никакой.
         — Кто это вам сказал?
         — Это слова Менделеева, — сказал Сапожников.
         Профессор Мамаев ничего не сказал. Он сидел стиснув зубы, и бил себя кулаком по колену.
http://rusf.ru/books/add-on/xussr_av/ancham03.zip

Профессору Мамаеву, прежде чем схлестнуться с наладчиком Сапожниковым, книжку бы полистать, что давеча вышла в переводе с немецкого.

Тогда не Мамаев, а Сапожников зубы стиснул бы — не образно выражаясь, а непосредственно поперёк языка.

Потому что главная закавыка не в американской лошади, а в американском зайце.

В гостях у писателя не принято хулить его детище, да разве ж кто мне указ. Саврасами без узды называл таких Илья Ефимович Репин, золотые слова. „Ваш Сапожников — мальчик в коротких штанишках рядом с Велимиром Хлебниковым“, — с порога рубанул я писателю, к которому явился за путёвкой в жизнь. Каково? Наглец, ну и наглец. Анчаров даже присел от удивления. „Нечего тянуть кота за хвост, — продолжал гостюшко. — Вот рукопись, откройте наугад. Не понравится — до свидания. Называется американская рулетка“. „Не американская рулетка, а офицерская кукушечка, — поправил хозяин положения. — Присаживайтесь, молодой человек“. Вот именно: богатыри, не мы.

Тем не менее. Сапожников, конечно, башковитый дядя, но его Лошадь отменяется крохотным отрывком из книги в переводе с немецкого:

         Юго-Запад, которому так и не пришлось стать Эльдорадо — “Страной Золота”, которую искали обуреваемые жаждой сокровищ испанцы, превратился в подлинную золотую страну для археологов. Именно здесь отыскались следы древнейших американцев — тех самых, вокруг пещер которых еще бродили мамонт, верблюд, гигантский ленивец, а также вымершие к настоящему времени буйволы и лошади позднеледникового времени.
         На протяжении последних десяти тысяч лет в Америке больше не появлялись ни лошадь, ни верблюд. Мустанги, верхом на которых индейцы племен сиу и апачей носились по прериям, были потомками лошадей, сбежавших от испанцев и размножившихся с невероятной быстротой.
         Во время Гражданской войны была предпринята попытка завезти сюда верблюдов, но она завершилась полным провалом.
Керам К.В. Первый американец.
Загадка индейцев доколумбовой эпохи. М.: Прогресс. 1979.

Все знают, как трудно убедить окружающих, что ты не верблюд. Куда легче доказать, что Америка — не твоя, а его родина. Кости американского верблюда находят в отложениях более древних, чем кости верблюда в Азии. С мамонтами тоже много вопросов. В Америке они были разного роста. Не больше лошади, например. И все вымерли. Впрочем, и тут ясности нет. Раздаются голоса сторонников поголовного истребления крупных млекопитающих предками индейцев, крючконосых или скуласто-раскосых — без разницы.

Но по порядку, постоянно памятуя о далековатом сопряжении Сабурки и Сивки-Бурки.

         Время, когда гигантские животные и человек жили вместе, геологи называют плейстоценом. Это было время наступавших и откатывавшихся масс льда, время климатических изменений. Самая старая теория, в пользу которой высказывались многие ученые, утверждала, что климатические условия исключали выживание крупных животных, употреблявших много растительной пищи. Но вымерли не только крупные животные, а также и верблюд, величиной с современную ламу, лошадь и с ними некоторые маленькие животные: одна разновидность зайца и три вида антилоп.
         Затем пытались объяснить феномен с помощью теории, считавшей причиной землетрясения и извержения вулканов; тут следует упомянуть, что еще прошлое поколение рассматривало гибель зверей драматически. Считалось, что она произошла за короткое время — “100 000 лет назад”. Но эта точка зрения была опровергнута в 1968 г., когда Джесси Д. Дженнингс собрал все имевшиеся радиоуглеродные даты возраста находок скелетов животных.
         Оказалось, что звери вымерли не в одно время. Некоторые, к примеру мамонт, жили, вероятно, до 4000 лет до н.э., следовательно, позже, чем лошадь. Ископаемый бизон (Bison antiquus) бродил еще по прериям, когда современный бизон уже становился их владельцем — 6000–5000 лет до н.э.
         Возможно, появились неизвестные болезни, эпидемии и стада поредели, но спрашивается, почему же вымирала определенная, сравнительно небольшая группа животных?
         Предполагали даже гигантскую волну самоубийств животных, ссылаясь на леммингов, взявших, так сказать, в собственные лапы сохранение таинственного “природного равновесия”, и через определенные промежутки времени бросающихся тысячами в море.
         Перед нами нерешенная проблема (наука экология еще находится в пеленках); напомним о беспомощности и ужасе, охватившем в январе 1970 г, жителей побережья Флориды, когда они увидели, как 150 китов выбросились на пляж; милосердные люди оттаскивали их с помощью канатов в океан, но киты вновь выбрасывались на берег, на верную смерть.
         Все эти теории еще обсуждаются, а каждый ученый, занимающийся доисторическим периодом, поддерживает одну точку зрения больше, другую — меньше. И только одна группа во главе с П.С. Мартином утверждает, что причиной вымирания крупных животных были люди!
         В этом плане я хотел бы указать на моменты, которые, по моему мнению, следует рассмотреть заново. Уже дважды упомянутый испанский философ Ортега-и-Гассет, занимающийся вопросами культуры, затрагивал эту проблему в своем, пожалуй, лучшем эссе «Пролог к трактату об охоте». Он пишет: „Историки, занимающиеся доисторическим периодом, обычно уверяют нас, что ледниковые периоды и следовавшие за ними оттаивания были раем для охотников. Они создают у нас впечатление, что лакомая дичь бродила повсюду сказочными стадами и при чтении этих строк хищник, дремлющий в душе каждого хорошего охотника, чувствует, как его клыки становятся острей и начинают течь слюнки. Но такие высказывания не имеют под собой основания и отнюдь не конкретны”.
         На примерах, взятых из различных периодов человеческой истории, Ортега-и-Гассет доказывает, что диких животных, на которых охотился человек, всегда было мало. Если это верно, то повышается вероятность того, что человек истребил определенные виды животных; это совершенно необычное предположение. И когда один американский автор пишет о 40 млн. крупных животных, обитавших в Северной Америке 10 000 лет назад, то следует заметить, что эта цифра ничем не доказана.
         Другие причины “оверкиля ледниковых периодов” — так Мартин называет истребление крупных животных — явно следует искать в способах охоты ледникового периода.
         „Чтобы добыть одно животное из стада бизонов или слонов, убивали их всех... загнав на край обрыва”. (Слово ‘слон’ равнозначно в данном случае мамонту и не такому большому, как он, мастодонту, тот и другой обитали в Америке.) И во время охоты человек, без сомнения, использовал свое самое страшное оружие — огонь! Мы не знаем, в какой степени он мог его контролировать. Но можно себе представить горевшие леса и прерии, где погибли тысячи животных, хотя группа охотников могла использовать только двух или трех. И надо полагать, что эти массовые убийства подействовали, ибо прирост был невелик. Очень вероятно, что древние охотники предпочитали убивать молодняк (это было легче и безопасней, а его мясо, конечно, было вкусней, чем у взрослых животных), и это сокращало шансы на выживание целых видов; ко всему следует добавить, что период беременности у слоних длится от восемнадцати до двадцати двух месяцев и они рожают только одного слоненка.
         Проблема вымирания крупных животных еще не решена. Почему-то выжили люди, бывшие не только охотниками, но и добычей. У источников, где они окружали стадо бизонов, их, возможно, подкарауливал саблезубый тигр, на водопой приходил и гигантский медведь, а рядом крался кровожадный волк. Человек выжил благодаря массе головного мозга, потому что был всеядным и мог приспособиться к колебаниям климата. Он не только выжил, но и развивался. Он оставлял кровавый след до тех пор, пока не стал оседлым земледельцем, пока не создал цивилизацию и культуру, до тех дней, когда он как человек не стал величайшим врагом людей.
Там же

Строитель моста Европа–Новый Свет наладчик Сапожников отдыхает, а мы продолжим мысленное кочевье от Берингии (Берингиды) к Мезоамерике, ибо лошадь Старого Света была обожествлена именно там.

Итак, мамонты ещё паслись в Северной Америке, а местная лошадь уже исчезла, Вымерла или была истреблена индейцами? Конечно, истреблена. Вот судьба тарпана, дикой лошади Дикого Поля Руси.

Тарпан на языках тюркских народов означает “нестись вскачь во весь опор, лететь вперед”. И он оправдывал своё имя: дикие жеребцы часто угоняли домашних кобыл. Люди оттесняли тарпанов от водопоев и пастбищ, применяя любые способы.
За тарпанами, кочевавшими огромными стадами по Причерноморью вплоть до ХVIII века, шла напряжённая охота. Поучаствовал в ней и великий князь киевский Владимир Мономах (1053–1125), оставивший в знаменитом «Поучении» такое свидетельство:
„А се в Чернигове деял есм: конь диких своима рукама связал есмь въ пущах 10 и 20 живых конь, а кроме того же по ровни ездя имал есм своима рукама те же кони дикие”.
         Красивы были тарпаны: шерсть мышастая, вдоль хребта тёмный ремень, тёмные ноги, а грива короткая, ёжиком! Голова большая, на толстой шее. Хвост длинный, но не густой. Высота в холке достигала до 136 см. Пойманные тарпаны плохо переносили неволю и быстро погибали. Обуздать и приручить их не удавалось.
         ‹...› мясо тарпана необычайно вкусно. Главными конеедами оказались католические монахи. Они настолько преуспели в чревоугодии, что Папа Григорий III вынужден был решительно пресечь сие безобразие: „Ты позволил некоторым есть мясо диких лошадей, а большинству и мясо от домашних. Отныне же, святейший брат, отнюдь не дозволяй этого,” — писал он настоятелю одного из монастырей.
         ‹...› Начиная с 1600 года, на нашей планете вымерло около 150 видов животных, причём более половины за последние 50 лет и, за малым исключением, по вине человека. Неудивительно, что участь дикой лошади была предрешена. Последний раз тарпана удалось поймать вблизи Херсона в 1866 г. Последний вольный тарпан был убит поблизости от степного заповедника Аскания-Нова на Украине в 1879 году, а пойманный жеребёнок прожил в табуне домашних лошадей до 1919 года. ‹...›
         Когда тарпаны были уже истреблены, была открыта и изучена дикая лошадь Пржевальского и обнаружены древние изображения диких лошадей, обитавших в южных областях Европы, тогда зоологи, уже задним числом, признали вымершего тарпана за настоящую дикую форму. Это подтвердил и хромосомный анализ: у лошади Пржевальского выявлено 66 хромосом, тогда как у домашней — 64.
http://horse-of-dream.by.ru/azar.html

Копытное с высотой в холке 130 см — это вам не мастодонт, не шерстистый носорог и даже не бизон. К тому же, знаток утверждает, что мясо дикой лошади — лакомство.

У суровых охотников на местную лошадь в Америке не было выбора монахов-лакомок — мясо тягло-верховых сивок, бурок и каурок им было неизвестно, а мамонты стоили дорого: даже если кругом одни обрывы с кручами, куда якобы гнали стада шерстистых слонов, — поди выволоки наверх, к жилью, живительный белок. А рытьё ям-ловушек? Чем прикажете рыть? Лопаткой мамонта? И снова К. Керам:

‹...› вымерли не только крупные животные, но также и верблюд, величиной с современную ламу, лошадь, и с ними некоторые маленькие животные: одна разновидность зайца и три вида антилоп.

Низкорослый верблюд, приземистая лошадь и три вида антилоп: любой умозритель поголовного истребления этих копытных первобытными американцами может спать спокойно.

А мне не спится. Вымершая разновидность зайца покоя не даёт. Заяц — ложка дёгтя в бочке умозрительского мёда. Робкие кролики почему-то живёхоньки, а бойких зайцев охотники съели. Какие-то неправильные охотники. Или умозрение не соответствует действительности.

Зато сайт www.apus.ru очень правильный. Там есть отличная страничка про зайцев и кроликов.

         Зайцы рождаются с открытыми глазами, и они могут бегать уже сразу после рождения (в возрасте нескольких минут). Кролики рождаются слепыми, голыми и первые дни жизни проводят в гнезде, выложенным пухом. Внешние различия между зайцами и кроликами незначительны, но по строению черепа они отличаются довольно чётко.
         Заяц беляк (Lepus timidus) распространён в Евразии, Африке и Северной Америке, и является ключевым видов экосистемы: на него охотятся 40 видов хищных зверей и птиц.
         В пещере Джефферсон-Каунти, в штате Миссури обнаружены кости древнего кролика, которые были датированы периодом позднего плейстоцена (между 10 000 и 15 000 лет назад). Современные исследования позволяют утверждать, что древний кролик обитал значительно раньше — около 35 000 лет назад. Интересно, что древний предок кролика мало отличался от своего современного потомка.
         В далёкие времена дикие кролики жили почти во всей Западной Европе. Однако, спасаясь от холода в период оледенения, они сумели удержаться лишь в западной части Средиземноморья. Родиной европейских кроликов считается Испания и Португалия. ‘Испания’ в переводе означает ‘земля кроликов’.
         Первыми кроликов одомашнили римляне. По мере расширения границ Римской империи расширялся и ареал обитания европейских кроликов. Они приживались всюду, где было тепло и росла трава. На Балеарском архипелаге кролики настолько заполонили всю территорию, что местные жители взмолились и обратились с просьбой к римскому императору прислать им солдат для войны с нахальными зверьками.
         Во всём мире живет более 20 видов диких кроликов. Наибольшее разнообразие их в Северной Америке и Африке, один вид — в Европе. В Азии диких кроликов нет.
         Самый маленький кролик — Brachylagus idahoensis. Единственный представитель рода обитает в Северной Америке. Зайцы, населяющие тундру, собираются стадами по несколько десятков или даже сотен голов и откочёвывают южнее, в лесотундру, где есть кустарники, корой и веточками которых можно прокормиться. Весной, когда вечная мерзлота готовится на короткий срок покрыться ковром цветущей травы, зайцы возвращаются в родные места.
         Зайцы не роют нор и не живут в норах, предпочитая спасаться бегством в случае опасности. Молодые зайцы L. timidus, те не менее, роют двухметровые укрытия на случай опасности. Содержавшийся в неволе L. californicus использовал норы черепах, спасаясь от жары.
         Численность северных видов Lepus регулируется: каждые 10–12 лет случаются вспышки массового размножения зайцев и зверьки начинают повреждать деревья и кустарники больше, чем нужно. Тогда включается природный механизм регуляции численности: хищников тоже становится больше, а среди зайцев вспыхивают эпизоотии, вызывающие падёж. Число зверьков сокращается до нормы.
         У большинства видов Lepus сезон размножения растянут. У L. californicus он длится с декабря до сентября (Аризона) и с конца января по август в Калифорнии и Канзасе. Самки приносят 3–4 помёта ежегодно, в каждом 1–6 зайчат, беременность длится 41–47 день.
         Крольчиха, как и зайчиха, приносит несколько помётов за сезон. Беременность длится 25–50 (чаще 30 дней) дней, у зайцев она длиннее, чем у кроликов, причем и у тех, и у других эмбрионы могут рассосаться. Самка может принести 5 помётов за сезон. В помёте 2–8 молодых, иногда до 15.
         Продолжительность жизни зайцев и кроликов в природе — один год.
www.apus.ru/site.xp/049052056055124055054055053.html

Ну никак не получается, чтобы даже одну разновидность зайца первобытный человек мог истребить. Сорок видов хищных зверей и птиц рвут его в клочья, а косой как губил яблони зимой, так и губит. Войска на кролика бросали. Разве американские зайцы не размножаются до перегрузки среды обитания единожды в 11 лет (строго по А.Л. Чижевскому), подобно их сородичам в Азии? И вот те нá — истреблены человеком. Не верю.

А вот “Кассандрам вспять” — верю. Мерещится правота тех, кто говорит, что и разновидность зайца, и лошадь как таковую в Америке уничтожил не двуногий хищник, а природное бедствие.

Видите, мы ни на волос от харьковской психушки 1919 года. Там Лошадь — и на www.ka2.ru лошадь, там сказка про Зайца — и мы о том же.

Однако бахвалиться рановато: где обещанное младшее божество американских воинов?

Здесь, в книге В.И. Гуляев. Древние Майя. Загадки погибшей цивилизации. М.: Знание. 1983.

         ‹...› Кортес попросил Канека позаботиться о его вороном коне Морсильо, сильно поранившем себе ногу об острый сук во время марша по лесным чащобам Петена. Конкистадор обещал по окончании похода в Ибуэрас прислать людей за своим конем. Должно быть, Канек принял диковинное для него животное со смешанным чувством благоговения и страха, что не укрылось от внимательного взора Кортеса. Во всяком случае, он написал впоследствии императору Карлу V: „Правитель обещал мне позаботиться о коне, но я не знаю, что он с ним будет делать”.
         Правда, самому Кортесу так и не привелось узнать о дальнейшей судьбе своего вороного. Уладив дела в Гондурасе, конкистадор предпочел вернуться в Мексику морем. Таинственная страна майя-ицев и островной город Тайясаль были вновь надолго забыты испанцами. И лишь почти сто лет спустя история с конем Кортеса вновь выплыла на свет.
         В 1618 году из Мериды, столицы испанских владений на полуострове Юкатан, отправились на поиски майя-ицев два монаха-францисканца — Бартоломе де Фуэнсалида и Хуан де Орбита. Их вела вперед заманчивая цель — обратить в христианскую веру обитателей последнего языческого государства Америки. По мнению одного авторитетного историка, оба монаха были „весьма образованными людьми ‹...› хорошо знавшими язык майя”.
ka2.ru

         Добравшись до берегов озера Петен-Ица, францисканцы были радушно встречены майя. Правитель Тайясаля Канек (все правители Тайясаля носили имя Канек; таким образом, это либо титул, либо родовое имя правящей династии) разрешил монахам посетить его столицу и даже позволил вести среди ее жителей пропаганду христианства. Первую свою проповедь они прочли сразу же по прибытии на остров, прямо у стен дворца, при стечении огромной толпы. „Собравшиеся там индейцы, — писал испанский летописец Вильягутьерре, — с большим вниманием выслушали речь отца Фуэнсалиды”. Монахи торжествовали. Их заветная цель обратить в христианство закоренелых язычников майя-ицев, казалось, была близка к осуществлению.
         И здесь произошло событие, резко нарушившее эту идиллическую картину. После окончания проповеди преподобные отцы отправились осматривать „многочисленные храмы и святилища зловредных и ложных богов индейцев ‹...› И, войдя в один из них, — продолжает свой рассказ Вильягутьерре, — они увидели, что посреди него стоит огромный идол ‹...›, сделанный из камня и притом весьма выразительный”. Монахи пристально рассматривали богопротивного истукана, потеряв от изумления дар речи. Таинственное “божество” майя-ицев оказалось статуей лошади, сделанной почти в натуральную величину. „И они, эти варвары, поклонялись ему, как богу грома и молнии, называя его Циминчак”.
         Вильягутьерре сообщает далее, что „преисполненный божественным духом”, отец Орбита схватил увесистый камень и в ярости разбил идола на куски. Индейцы пришли в ужас. На их глазах совершилось неслыханное святотатство: чужеземцы подняли руку на одного из главных богов Тайясаля! Только смерть осквернителей святыни могла искупить столь тяжкий грех. Разгневанные майя плотным кольцом окружили перепуганных проповедников. Казалось, гибель их была неминуема. И тогда отец Фуэясалида, не менее индейцев потрясенный опрометчивым “деянием” своего спутника, решился на отчаянный шаг. Встав на пьедестал только что разбитой статуи, он обратился к возмущенной толпе со страстной речью о вреде язычества. Видимо, слова монаха прозвучали достаточно убедительно. Во всяком случае, индейцы немного успокоились и позволили францисканцам благополучно добраться до дворца Канека.
         Там они и узнали удивительную историю о “лошадином боге” Тайясаля. Виной всему оказался вороной конь Кортеса. Когда испанцы ушли, майя поместили раненое животное в одном из своих храмов „и, считая его таким же разумным, как и они сами, принесли ему еду — птиц и другое мясо, а также гирлянды и букеты цветов, как это они делают в отношении знатных лиц, когда те заболевают”.
         Не удивительно, что после подобного “угощения” бедная лошадь сдохла от голода. И тогда перепуганный Канек, страшась мести конкистадора, приказал изготовить из камня точную копию коня и установить ее в том же самом храме. Поскольку индейцы искренне верили в то, что гром выстрелов испанских пушек и мушкетов происходит от ржания лошадей, они нарекли своего нового бога пышным именем Циминчак, или же Громовый Тапир (‘цимин’ — тапир, ‘чак’ — гром, дождь, гроза). В иерархии местных богов Циминчак занимал второе место [разрядка моя. — В.М.] после бога дождя Чака (в глазах майя тапир по внешнему виду слегка напоминал лошадь, что и послужило основанием для появления столь необычного имени).

Велимир Хлебников явил поразительную осведомлённость в тонкостях верований американских индейцев. Зачем это ему было нужно? Как это зачем. Он же не понарошку Председатель Земного Шара. Западное полушарие не должно остаться в небрежении: ты отвечаешь за всё. Какой Предземшар без Америки? Ограниченные владыки англичан добивались большего.

“Тонкости верований” — слишком сильно сказано: налицо случайный предрассудок. По ошибке воздали божеские почести четвероногому зверю, слегка похожему на местного недомерка.

Но ведь и Хлебников боготворил этих зверей: они и строже, и умней. Кони умней двуногих — как вам это понравится. Выказывая надчеловеческий ум, они бьют копытами, ёкают селезёнкой и ржут. Нечленораздельно изъясняются, что ни говори.

Кто ещё из копытных издаёт ржание? Зебра или антилопа гну? Хлебников, очевидно, тоже затруднялся ответить, поэтому уточнил: из конюшни числа (Знакомые боги / Приветливо заржут / Из конюшни числа).

Довольно ехидничать. Не тот случай. Язык богов Хлебникова ласкает слух ничуть не больше ёканья конской селезёнки, если ты не Гаспаров. Индейцы уверовали в Лошадь по недоразумению, а Велимир Хлебников — неспроста. Лично я совершенно не понимаю, что такое бог из конюшни числа. Кто или что такое ‘число’: владелец конюшни или ржущее существо? А знакомые боги? Уж не майя ли Велимир Хлебников? Ибо никто, кроме насельников полуострова Юкатан, не воздавал божеских почестей коню. Бык и баран Ближнего Востока, слон и обезьяна Индии, кошка Египта. Славяне конину не едят, но это не божеские почести.

Видите, чего стóит даже воробьиный скок на пути к Хлебникову. Эрнан Кортес продирался сквозь чащобы Петена в видах личного господства над Гондурасом.⁴

Какая нам корысть брести по бурелому?

Очень простая: американские воины Сабурки — майя. Их вера в петлистый ход времени (строго закономерное повторение природных бедствий, например) чрезвычайно близка воззрениям Хлебникова.

Разумеется, он не мог знать об этом: надписи майя ещё не были прочтены. Однако ни в чём нельзя быть уверенным, имея дело с этим явлением природы в облике человека. Никаких “разумеется”, “как известно” или “установлено, что”. Ничего точно не известно, а если установлено, то приблизительно. Есть желающие опровергнуть гордую обмолвку Хлебникова мой ученик Пифагор?

Один из столпов майанистики Дж. Эрик Томсон сказал про древних майя: „Ни один другой народ в истории не чувствовал такого интереса к ходу времени”. Замените ‘народ’ на ‘человек’. И кто же этот человек?

————————————

Примечания

¹ Село Красная Поляна расположено на берегу р. Уды, между сёлами Водяное и Заудье; от ж/д ст. Мохнач до него — около 10 км. См.:
Яськов В.Г. Борис Косарев о Велимире Хлебникове в Харькове летом 1919 года

Древние майя не знали колеса, Велимир Хлебников — не хотел знать. Наведываясь на дачу сестёр Синяковых, он вышагивал (Я походкой длинной сокола / Прохожу, сутул и лих) десять вёрст от Мохнача до Красной Поляны и точно таким же образом возвращался.
У Хлебникова вообще заметно предпочтение слова ‘лопасть’ слову ‘колесо’. Как снежный сноп, сияют лопасти / Крыла, сверкавшего врагам. / Судéб виднеются колёса. ‘Сиять’ и ‘виднеться’ — далеко не равноценные глаголы: ‘виднеются’ обыкновенно чуть, сквозь, едва-едва.

село Красная Поляна

Окрестности Красной Поляны — задушевные велимирянские места, необычайно привлекательные для последователей Хлебникова.
Гостеприимной дачи давно нет и в помине, да и зачем она. Последователи добираются до Мохнача поездом, а далее соборно шествуют, вытворяя по дороге кто во что горазд.
Все как один босиком. Хлебников берёг свои опорки, у последователей задумка другая: десять вёрст туда, десять обратно, — где-нибудь да ступишь след в след с Хлебниковым. И что тогда? Тогда станешь наследником Хлебникова. Эта крепкая надежда и есть главная приманка т.н. Будетлянского шляха (Мохнач–Терновая–Заудье–Красная Поляна).
Вот состарюсь окончательно, и махну на Мохнач. Здорово состарюсь и обветшаю, чтобы хлопцы на руках несли. Я же не последователь, а так.

Сабурова дача (“Соборка”, “Сабурка”) — Харьковская областная клиническая психиатрическая больница № 3, один из крупнейших научных центров в области психиатрии Российской Империи и СССР. Как лечебное учреждение, Сабурова дача расположена на территории бывшей усадьбы генерал-губернатора Слободской Украины Петра Сабурова, находящейся по дороге из Харькова на Старый Салтов (ныне улица Академика Павлова, 46). Губернатор завещал своё имение и дом больнице, так как имел душевнобольную дочь. К 1897 году это была самая большая психиатрическая клиника в России, на 1100 мест. В начале XX века она стала самым крупным специализированным учреждением в России.
ru.wikipedia.org/wiki/Соборка

² И правильно сделал: коренное русское слово. У Даля:

Собрать роток в жемок. Губки жемочком. Нос крючком, брови шатром,
рот жемком. Жеманиться, ужиматься, красоваться ужимками, охорашиваться
ломаясь, выказывать пригожество изысканными приемами, миловидничать.
slovari.yandex.ru/dict/dal/article/dal/03060/03800.htm

         Собрать рот в жемок — это вам не губки бантиком, бездумное подражание дворянских барышень маркизе де Помпадур. Русское простонародное жеманство есть преднамеренная ужимка рта пригожества ради; оно непременно имеет посыл, жеманятся сознательно, в видах получения преимущества особого рода, чрезвычайно ценимого знатоками.
         Цель жеманства простолюдинок — именно пригожество, а не наружная привлекательность (лепота, прелесть, смазливое личико). Пригожество есть годность, превосходящая заурядную. Превосходная годность к чему?
         Верная русская примета, см. Народные русские сказки не для печати, заветные пословицы и поговорки, собранные и обработанные А.Н. Афанасьевым. М., 1997. Говоря без обиняков, простонародное русское жеманство есть создание видимости (показуха) незаурядной пригодности к соитию с отменным удовольствием сильного пола.
         Жеманства млечных жен сроду не бывало у русских, это повадка девиц на выданье. Старые девушки все до единой жеманницы. Пережатый жемок, вот их просчёт. Эту крепость нипочём не взять, приужахнулся жених и стал чуж-чуженин.
         Жеманничать в видах супружеского ложа и деторождения следует молча, ибо что выйдет, если цедить слова сквозь жемок? Выйдет сюсюканье.
         Здоровое мужское жеманство — исключительно сюсюканье. Сильный пол сюсюкает с малыми детьми и со взрослыми недоумками („ямбом подсюсюкнуть” — Маяковский).
         Хлебников цедит слова сквозь жемок ручке, принадлежности письма. Незапамятной старины изобретение, а с ним обращаются как с ребёнком или недоумком.
         То есть по самоощущению этот писатель гораздо старше всех без исключения приёмов письма тростью (на бумаге, выделанной коже, папирусе, бересте) и далеко не ровня письменности как таковой (узелковое письмо, клинопись, ронго-ронго и т.п.).
         Так ведь Хлебников потому и Велимир, что разлёгся в столетиях, точно в качалке. Что и требовалось доказать «Опытом жеманного».

³ Прообраз наладчика Сапожникова — Бёме (Böhme) Якоб (1575–1624), выдающийся мыслитель, по роду трудовой деятельности сапожник.

⁴ Лошадь Кортеса поранилась не об острый сук, а о скалы. Его сподвижник Берналь Диас дель Кастильо вспоминает: „Идти было очень трудно, а тут мы пришли еще в горы, где камни были столь остры, как ножи. Пробовали мы найти иную дорогу, но напрасно. Пришлось идти по режущим остриям. Особенно страдали лошади; они часто оступались, падали на колени и разрезали себе ноги, а одна даже вспорола себе брюхо. Еще хуже был спуск; восемь лошадей пало, а остальные все до единой были переранены; пострадали и люди, а один из нас, Паласиос Рубиос, перешиб себе ногу. С великим облегчением вздохнули мы, когда горы эти, прозванные нами Кремневыми, остались позади, и возблагодарили и восславили Бога“.
А вот что пишет об этом походе сам Кортес: “Покинув провинцию Масатлан, я направился в Тайясаль и через 4 легуа заночевал в безлюдном месте, безлюдной была и вся земля на протяжения этой дороги. Со всех сторон были горы и дремучие леса, а еще здесь был трудный перевал, который из-за своих камней и скал, состоящих из ломкого алебастра, получил название Алебастрового. Мои разведчики, находившиеся впереди вместе с проводниками, на пятый день увидели перед собой огромное озеро, похожее на морской пролив, и я даже поверил, что так оно и есть, несмотря на его пресную воду, — так велико и глубоко было это озеро”.

Передвижная Выставка современного изобразительного искусства им. В.В. Каменского
карта сайта		главная страница
исследования		свидетельства
сказания		устав
статистика посещаемости AWStats 7.6: востребованность каждой страницы ka2.ru (по убывающей); точная локализация визита (страна, город, поставщик интернет-услуг); обновление каждый час в 00 минут.

В. Молотилов

Младшее божество американских воинов

ОПЫТ ЖЕМАННОГО

Нечисты масти / У вымирающего белого —
не умозрение, а опыт добровольно-принудительного у Велимира Хлебникова.

В. Молотилов

Младшее божество американских воинов

ОПЫТ ЖЕМАННОГО

Нечисты масти / У вымирающего белого —не умозрение, а опыт добровольно-принудительного у Велимира Хлебникова.

Нечисты масти / У вымирающего белого —
не умозрение, а опыт добровольно-принудительного у Велимира Хлебникова.