наете ли вы, как зовут соседа Фомы Фомича Опискина?
Кто же не знает, как зовут соседа Фомы Фомича Опискина. Сила Силыч Трудящихся, вот как его зовут.
Знали бы вы, сколько желающих воспользоваться правом Силы в отношении Фомы Фомича. Несть числа. Уму непостижимо, сколько желающих воспользоваться правом Силы в отношении Фомы.
Каким таким правом Силы? Тёмный вы человек (You are unsufficiently informed), батенька: только Трудящихся Фома Фомич знакомит с черновыми набросками своих произведений. Силу Силыча знакомит, и никого больше. Один Трудящихся вхож в писательскую кухню Опискина. Only S.Worker has access to the literary plans of T.Mistaker.
Так уж и один. А переписка с Анфисой Абрамовной Ганнибал? Разве Фома Фомич не вверяет ей перлы свои прежде их обнародования?
Разумеется, вверяет. Именно перлы, улиточные высидки.
Перловица вынашивает жемчужное зерно. Внезапная встреча с ловцом жемчуга.
Предсмертный писк перловицы. Роскошный кокошник.
Злы татарове. Волосяной аркан. Полонянка. Роняя слёзы и жемчужины.
Петух, в навозной куче роясь,
нашёл.
Нет, Фома Фомич не улитка. Улитка в непрерывном движении, этого не отнять. В движении с целью телесного пропитания. Зарылась в ил, но непрерывно движется, хлопает створками раковины. Фома тоже прирос к одному месту и тоже весь в движении. Но это не позывы пищеварения. Он мыслит, ибо существует. Как Диоген Синопский. Который днём с огнём искал человека, то есть понимания. Искал, даже сидя в бочке.
Поэтому Фому следует не читать, а воспринимать. Чтобы уяснить место и значение Опискина в изящной словесности, необходимо лично присутствовать близ и впитывать, впитывать впечатления.
Хорош совет, нечего сказать: доступ к особе мыслителя имеет один Сила Трудящихся, больше никто. Только Силе сообщает Фома черновые наброски своих произведений, слаженной работой мышц грудной клетки вызывая поток упорядоченных звуков.
Следует отметить выдающийся вклад сердечной мышцы Фомы Фомича в наполнение смыслом облегающего пространства. Достаточное для здравой мыслительной деятельности питание мозга невозможно при дряблости волокон её. Чем твёрже сердце, тем яснее ум. Ясность ума Фомы Опискина заставляет подозревать у него каменное сердце.
Подозревать можно что угодно. Есть больное воображение, а есть очевидные вещи. Переполнение — вот самое точное определение обыкновенного состояния Фомы. Всё у него через край. Но звуки, жёстко привязанные к буквам кириллицы, он упорядочивает самым беспощадным образом.
Противоположности сходятся, но это противоположности: строгий порядок произносимых звуков составляет одно целое с раскованностью движений Фомы Фомича. С раскованностью даже сверх необходимого.
Вычуры и выкрутасы его таковы: скривление рта с обнажением зуба мудрости; возведение правой брови до темени с одновременным низведением левой до подбородка; потрясание указательным перстом близ чела своего. Иных телодвижений с перехлёстом наблюдателями (Силой Трудящихся и безымянной бесплотной силой) не отмечено.
Заглянет сосед к Опискину на огонёк — и уединенный (простительный самообман) мыслитель, отложив попечение о полеводстве и животноводстве села Степанчикова, сообщает ему наиновейшие плоды потаенных (невинное заблуждение) раздумий, порывов и дерзновений. Принимается читать вслух очередную главу произведения «Красотка», например.
Зевнёт, бывало, Трудящихся, а то и смежит веки. И Опискин тотчас перечеркнёт косым крестом (похерит, как говаривали в старину) место, где слушателю скучно. Будьте благонадёжны, беловик заставит навострить уши кого угодно именно там, где поначалу клевали носом.
Следовательно, Фома Фомич не доверяет вдохновению, наитию и тому подобным отговоркам лени, как он их называет. „Мне голос был,” — совершенно не в духе Опискина. Его хлебом не корми, дай перекроить уже совершенно готовое, по мнению Пешкина и Пышкина, пребойких сырохватов.
То же самое с изображениями. Велимир Хлебников эвона когда напророчил победу глаза над слухом. Поэтому сразу после обоюдного троекратного лобызания, кое сопровождают лёгкие взаимные похлопывания по спине и возгласы сердечного умиления, Фома предоставляет cоседу случай выказать недюжинный вкус и обширные познания в изобразительном искусстве.
И Сила Силыч непременно выказывает вкус и познания, непременно. Забравши пальцы своей правой руки в неплотный кулак, он вперяет взор сквозь образовавшееся таким образом отверстие на предлагаемое изображение.
Разумеется, Опискин трепещет. Как не трепетать: труды бессонных ночей (преувеличение: Фома отходит ко сну ровно в полночь, ибо встаёт в пять утра) могут пойти прахом по одному лишь слову знатока. Ибо суду подвергается не что-либо иное, а лицо главы. Очередной главы произведения «Красотка», например. Главы «Табити», в данном случае. Вот этой самой главы.
Суд скорый и пристрастный, по первому впечатлению. Моря не разгородишь, а на большие суда — большие бури. Нелицеприятное вглядывание.
И вот Сила Трудящихся впивается взглядом в заглавное изображение семнадцатой (17-1) главы произведения «Красотка». И вот он отымает неплотно сжатый кулак от правой глазницы. И что мы видим на месте прилагания кулака. Скупую мужскую слезу, вот что мы видим.
Фома Фомич удивлён в высшей степени. Высшая степень удивления, оторопь. Что за притча, с какой стати слёзы? Фома принимает вид бесконечного удивления, и это не игра. Это не игра, не напускные чувства. Подлинное волнение овладевает Фомой Опискиным. Бьёт и колотит, как говорится. Никакого лицедейства, ни малейшего.
А что виновник подлинного волнения? А виновник, отерев слезу, каким-то истерзанным голосом произносит одно лишь слово: “Оградка!”
Вот она, сила изобразительного искусства. Это вам не плетение словес. Изобразительное искусство действует самым прихотливым образом, никогда не угадаешь наперёд. Не как предполагалось, а как угодно действует.
Но с какой стати оградка? Фома Фомич замыслил cовершенно другое, не оградку. Семнадцатые (17-1, 17-2, 17-3 и так далее) главы его произведения повествуют как раз об условности границ, включая границы между расами. Не говоря о пограничных столбах со всевозможными гербами. С какой стати оградка?
— Папашина оградка! — отвечает Сила Силыч на немой вопрос Фомы Фомича.
И тут, скривя угол рта и возведя правую бровь до темени одновременно с низведением левой до подбородка, Фома принимается потрясать указательным перстом. Он потрясает им не где-нибудь на отлёте руки, а близ чела своего. Потрясает в такой близости от черепной коробки, что раздаётся отчётливый стук. Пять ударов, я сосчитал.
— Папашина оградка! — стоит на своём Сила Силыч, ни капли не обижаясь на собеседника. — Кованая!
И Фома Фомич, приостановив свои чрезмерные телодвижения, принимается обличать Силу Трудящихся. Обличение, как известно, самый настоящий подвиг. Скажешь правду — потеряешь друга. Сейчас вам представится случай убедиться в бесстрашии Опискина: Трудящихся — его единственный друг.
— Мушкетёры называли свои плащи ‘a la casaque’, казацкими. Однако вот что. Вопросы здесь задаю я, и я же на них отвечаю, таков был уговор. Тáк мы условились или не так?
— Не было такого уговора.
— Не было, так будет.
— Не будет.
— В таком случае, вот тебе Бог, а вот — порог.
Вот как поссорились Фома Фомич и Сила Силыч. Из-за ничего. Фома кругом виноват, но и Сила тоже хорош: не подливай масла в огонь.
И кому теперь хуже? Сомневаюсь, что Фома скорбит об утрате. Он привык расставаться с людьми, такова судьба мыслителя. Фома легко идёт на разрыв, ибо самодостаточен. Мыслители чрезвычайно мало нуждаются в обществе.
Мне возразят: выдающийся ум Эллады Сократ часа не усидит без собеседника. В споре рождается истина. Отвечаю. Выдающийся ум Эллады Платон составлял эти споры в тиши уединения. Речи говорящих кукол. Тщательно подбирал слова, расцвечивал. Спор кукол как способ самовыражения.
Как хотите, но Фома Опискин даже не заметит утраты.
Однако и Сила Трудящихся вздохнёт с облегчением. Сколько можно записывать за Фомой. Горы бумаги. Один приход, никакого расхода. Расхода печатными изданиями. С руками оторвут. Соломон Волков до сих пор нарасхват. Собеседник Иосифа Бродского. Да разве Фома разрешит.
Подведём итоги ссоры. Перлов, то бишь улиточных высидок, у Фомы чрезвычайно мало. Кот наплакал перлов, одни черновики. Устный сказитель, если угодно. И добро бы сказывал во всеуслышание, как Оссиан или Гомер. А то ведь одному Силе Трудящихся. И что теперь? А теперь тот в сердцах предаст огню свои закрома. Кому от этого хуже? Человечеству, вот кому.
Но не всё так плохо, как мечтается врагам Фомы Опискина. Я-то на что. Ангел-хранитель. Та самая бесплотная безымянная сила. Нарочно приставлен, чтобы ни словечка не пропало.
Ни единого словечка Фомы, ни единого изображения. Пускай предаёт огню свои закрома Сила Трудящихся, на доброе здоровье. Много неточностей, мягко говоря.
Ни слова про подкидного дурака, например. Руки у Фомы не для скуки: всё сам. Не исключая игральных карт. Вот, полюбуйтесь, чем кроют и что сдают в Степанчикове. Ну как? А у Трудящихся — ни слова.
А может, и не предаст огню. Или всё-таки предаст. Нет, не предаст. Остынет и не предаст, назло Соломону Волкову.
Видите, как всё шатко. Наследие мыслителя — игралище случая. То ли спалит, то ли насолит Соломону. Так не годится. Я вынужден вмешаться, взять дело в свои руки.
Ибо никто не бывает одинок, за исключением богоотставленных. Таковых немного, но есть. Пятеро из ста. Так называемые успешные люди. Легче верблюду пройти сквозь игольное ухо, вот именно. Фоме только кажется, что вопросы задаёт здесь он. На самом деле вопросы задаю я. Прямые и наводящие. То есть зная правильный ответ. Вопрошаю громовым голосом, подсказываю шёпотом. Поэтому Фома и записывает с ошибками. А потом выискивает их. В этом и состоит его самостоятельная работа.
Но не всё так плохо, как мечтается врагам Фомы Опискина. Что ни говори, самостоятельный мыслитель, а не говорящая кукла. Сократ писателя Платона есть игралище воззрений последнего, некая точка их пересечения. Опискин никакая не точка, он замкнутая кривая. Фома целиком замкнут на исследовании одного единственного предмета. Явления Природы, вот именно. Велимира Хлебникова, совершенно верно.
Далеко не все согласны с Фомой в оценке Хлебникова. Считают преувеличением. Хуже того, подозревают в Опискине барыгу. Набиваешь цену, Фома. Каждый по-своему понимает меру своей испорченности, отвечает исследователь глубин и высот.
Гоголь сжёг рукопись, и более не прикасался к перу. Неужто и этот подвиг собирается повторить Фома. Всё может быть, всё может быть. Пожилой человек, пора и о душе подумать.
Пока Фома неумело предаётся отчаянию, надо что-то делать. Разогрев прилежных книгочеев слишком затянулся, слишком. Книгочеи горят нетерпением обогатиться знаниями о мире, в котором живут. Требуют подробностей о Табити. Эти хваткие парни затвердили наизусть загадочное высказывание Велимира Хлебникова:
Почему Табити привлекла внимание Хлебникова? Потому что Гилея?
Скифская Гилея и гилейская Табити. Нет, не гилейская, не из Причерноморья. Степями Херсонщины у Хлебникова и не пахнет. Он сопрягает скифскую богиню с холодом, с ледяным дыханием севера.
ря вы так. Никакие не пустяки. Наиболее распространённые узоры —
не пустяки. Премудрый Козьма Прутков учил: бросая в воду камешки, наблюдай круги, ими образуемые. Круги на воде пересекаются и образуют узоры. Для их наблюдения нужна водная гладь, камешки и досуг, довольно редкое сочетание.
Постоянной возможности наблюдать рукотворную рябь на воде у нас нет, придётся ограничиться умозрением. Отвлечённое мышление. А вдруг позавчера отсохло за ненадобностью. Повод проверить.
Допустим, самый распространённый узор на земле — какая-нибудь снежинка. Вычурная, избыточная звезда. Снега так много, что даже наверняка. Поди, сосчитай. Хорошо, пусть на первом месте будет снежинка, замороженный пар. А на втором?
Второе место наверняка за простенькой звездой о пяти лучах, наверняка.
Кто на третьем? Древо распятия Христа. Разночтения животворящего креста несущественны, речь о количественном преобладании. К сожалению, пятиконечная звезда далеко опережает крест любого начертания.
Четвёртое место. Свастика, хотелось нам этого или нет. Древний знак солнца. Солнышко в сказках всегда кто-нибудь похищает. Крокодил, например. Добрый молодец или благородный зверь силой заставляют вора вернуть светило. Но древний знак Солнца окончательно украли наци, и это печальная быль.
Пятое место занимает жаба.
Что вы, никакой путаницы знака и узора, никакой. Полумесяц чрезвычайно распространён, однако это не узор, а знак в чистом виде. Если полумесяц разрезать пополам, выйдут рога. Соедините половинки. Выйдет полумесяц. Если бы вышла голова быка, то это узор. Понятно?
Изображений в книге множество, и почти на каждой эти четверо. Есть у вас на полке «Три мушкетёра»? У всех есть, зачем спрашивать. А «Майн кампф» имеется? Вот и я говорю: ещё неизвестно, кто кого — свастика или жаба.
Франция всегда была Галлией, а потом вдруг стала Францией. Почему? Потому что франки завоевали Галлию, правильно. Кто такие франки? Салические франки (Francs Caliens) — это первые германцы, которые добровольно подчинились Риму. Откуда прибыли эти добровольные приспешники Рима? Григорий Турский («Historia Francorum», www.krotov.info/acts/06/turskiy/grig_02.html) предполагает: из Паннонии. И что они принесли оттуда, кроме желания добровольно подчиниться Риму? Жабу на знамени, вот что принесли салические франки в Западную Европу.
Три жабы, на выбор. Изображения заимствованы из книги В. Цагараева «Искусство и время» (Владикавказ, издательство «Ир», 2003.www.anaharsis.ru/ornam/orn_11.htm), раскраска моя.
Три осетинских узора, перепевы старинного образца. Умелицы-горянки украшали одежду подобными вышивками. Возможно, жабы Хлодвига были другого цвета, даже наверняка. Вот что пишут об этом знающие люди:
Вернёмся из Толедо в Реймс. Ясно, что жаба на знамени весьма сомнительна. Приходится брать на веру осведомленность художников-прикладников XV века: гобелен с изображением Хлодвига выткан без малого тысячу лет спустя славных деяний короля салических (т.е. приморских) франков.
Странная жаба, не правда ли. С вывихнутыми передними конечностями. Ласты, а не лапки. Понаслышке такого маха не дали бы. Исключено. Шлёшь слугу вечером в сад, и вот она, жаба. Важный заказ: тысячелетие крещения страны. Ковёр для её главного cвятилища. Как можно переврать стяг основателя государства.
Значит, у ткачей был образец: условное существо с культяпками вместо передних лапок. Священный значок вождя салических франков. Надёжный оберег в бою. Надёжный, ибо Хлодвиг не знал поражений. Настолько надёжный, что этот пережиток язычества он прихватил с собой в светлое католическое будущее, несмотря на увещевание святителя Ремигия („Почитай то, что сжигал, сожги то, что почитал”).
И ещё замечание: Хлодвиг, Кловис, Людовик и Луи — одно и то же имя. Найдите хотя бы один общий звук. L, вот именно. Велимир Хлебников, «Слово об Эль», совершенно верно.
Но Хлебников призывал сбросить иго западно-европейского корнеслова. Франки — германское племя. Ни о каком Хлодвиге-Луи Велимир Хлебников даже слушать бы не стал.
Табити — другое дело. Отечественная богиня. Литва, кажется, ещё не Западная Европа, литовский корнеслов Хлебниковым не запрещён. Литовская языческая богиня Габие может быть допущена в наше исследование без оговорок. Табити, Габие. Что слышится общего? Сочетание звуков ‘-аб-’ слышится. Табити, Габие, Жаба, Gabe.
Табити, Габие, Жаба, Gabe. Западной Европы, увы, не миновать. Чтобы не навлечь на себя гнев Хлебникова, прибегну к заступничеству Грибоедова. Александр Сергеевич Грибоедов — учитель словесности Велимира Хлебникова, если кто не знает. Почти никто не знает, а жаль. Грибоедов оправдывал некоторое вникание в заморские дела: „Когда ж постранствуешь, воротишься домой, / И дым отечества нам сладок и приятен”. Как известно, Хлебникову был приятен дым степных кочевий. Кизяк благовонный. Итак, постранствуем.
Неужели в Западной Европе одни только салические франки почитали жабу? А сколько бы вы хотели. Впрочем, есть смутное предание о том, что древний предводитель германцев Тор (Þórr, Thor, Thunar, Donar) не был чужд этого странного поверья.
Именно предводитель, вождь. Не князь (Der Fürst), а фюрер (Der Führer). От глагола zu führen, ‘водить’. Есть мнение, что глагол этот обязан своим рождением личному имени. Имени Thor, совершенно верно. Тор–Тур–Тюр–тюрен–фюрен–фюрер.
Считается, что именно Тор вывёл народ своего отца Одина (Óðinn–Voden–Uoden–Wodn–Woden) из Азии в Европу. Увлёк за собой всех германцев скопом или только часть их — неизвестно (Григорий Турский различает торингов и тюрингов, соседей салических франков; Турне (Tournai) и Тур (Tours) — отнюдь не один и тот же город).
Судя по количеству его поклонников, Тор вёл немало народа. Будущих шведов и норвежцев, например.
Если не считать колпака, Тор наг. Срам довольно хорошо прикрыт, не так ли. На лице выражение блаженства. Северянин загорает на солнышке. Тридцать три года не был в отпуске, а теперь наслаждается. Послезавтра надоест.
Нет, Тор не вёл свой народ в Европу. Он кочевал вместе с единоплеменниками по просторам Азии, от пастбища к пастбищу. Продвижение на запад получалось естественным образом, непреднамеренно. Возможно, тохары Таримской котловины понимали язык будущих германцев, и даже им сродни. Турфан, Тарим, тохары — не звуковые ли осколки былого единства северян? Потом был Туран (см. www.ka2.ru/under/fobos_way.html).
Тор привёл будущих викингов в Туркестан? Почему нет: европеоиды чуваши (сувар) ещё в XVII веке поклонялись верховному богу Туре. Европеоиды, но не европейцы: народ гуннской волны, её осадок на Волге. Европеоиды балкарцы и карачаевцы (савьяр) осели на Северном Кавказе, рядом с адыгскими племенами. Почитали новоявленные горцы верховное божество Туру? Трудно сказать. Доподлинно известно: в большом ходу у них были обереги. Довольно похоже на лилию Бурбонов, не так ли. Ни малейшего сходства с жабой Хлодвига. Есть над чем призадуматься.
Казалось бы, матери Видара прямая выгода устроить дворцовый переворот. Тогда вождём станет её мальчик. Но Грид была настоящей немкой, преданной своему фюреру. Она всячески помогала Тору. Снабдила его волшебным посохом, например. ‘Stab der Gridr’, то есть посох Гриды, становится посохом Тора.
Длинная палка с навершием. Посох имел навершие в виде трилистника. Или жабы, в свете достоверных известий о Хлодвиге, основателе Франции. Если угодно — в виде жабы.
Лично мне всё меньше хочется употреблять это слово. А кто мешает не употреблять. Подставлю-ка я вместо ‘жаба’ начальные буквы ‘toad board pattern’, например.
Итак, ‘жаба’, ‘трилистник’, ‘лилия Бурбонов’, ‘болотный ирис касатик’ и т.п. изымаются из обращения до выяснения всех обстоятельств.
Но зачем латиница? Наукообразия ради? А кому нужно это наукообразие? Посох Гриды имел тбт-навершие, вот что я вам скажу.
Однако и так называемый молот Тора дивно приукрашен этим же тбт-узором. И втулка, и боёк. Особенно боёк. Если бы не руническое плетение — вылитый карачаевский оберег. Так это оберег и есть:
А что означает руническое плетение на бойке Мьёлльнира?
Лично я не вижу никакой связи торова трилистника (Triqueta) с угластым узлом Одина-Водана (Walknot-Valknut). А вижу я на бойке Мьёльнира вот что →
Оберег этот викинги помещали между коленами невесты на свадьбе. Совершенно таким же образом, судя по изваяньицу, охранял свои чресла Тор, их бог. Обожествлённый при жизни фюрер.
И до, и после Тора вожди германцев были для них небожителями во плоти. Таковым положено парить над землёй, лишь изредка ступая на неё. Поэтому вожди германцев передвигались в крытой колымаге, влекомой парой волов. Гужевая повозка о двух осях, Die Fuhre. Фюрера везли на фуре. Упряжку вёл пеший поводырь, потихоньку. Это римляне подглядели, можно верить.
Своих вождей древние германцы берегли, как зеницу ока. В мирное время — колымага, на войне — щит. Огромный щит несут четверо телохранителей, на нём стоит вождь и сверху руководит боем. Бог руководит боем. The god supervises over war. Der Gott leitet den Krieg. Le dieu dirige la guerre.
Если вождь противника не трус, вместо побоища устраивают поединок. Хлодвиг, бог салических франков, сходит со щита и вступает в единоборство с Аларихом, богом визиготов. Вождь визиготов падает, пронзенный мечом вождя салических франков. Визиготы безропотно уходят за Пиринеи, освобождают Аквитанию для франков: бог северян сильнее.
Хлодвиг стал небожителем в пятнадцать лет, когда наследовал своему отцу Хильдерику. Судите сами, каково было ему решиться принять святое крещение, будучи победителем уже десятка таких аларихов. „С нами бог”, — говорили салические франки, имея в виду этого самого Хлодвига.
И вдруг Хлодвиг решает принять крещение по католическому обряду. То есть небожитель во плоти признал главенство Ватикана.
А ведь Рим при папах только и делал, что терял могущество. Что толку в этом посреднике между Творцом и тварью, шушукались франки. Одно слово Хлодвига — и мы захватим Рим со всеми потрохами, включая папу. Почему вождь медлит.
Опасная затея была это крещение: воины могли не пойти за своим вождём в святую купель. Однако пошли, все как один: привычка повиноваться.
Наша привычка повиноваться. Вожак всегда прав. Каган, богдыхан, всенародный избранник. А всегда ли правы мудрецы?
Мудрецы бывают мыслители и боговидцы. Боговидцы это шаманы, например. Всегда ли прислушиваются к совету шамана? Нет, не всегда. Впечатлительные люди прислушиваются, люди расчёта — пропускают его речи мимо ушей. Лично я не считаю, что вождь всегда прав, но и к шаманам доверия у меня нет никакого.
В известном произведении Хлебникова Венера нага, Шаман одет. Во что — Хлебников не говорит. Надеется на осведомлённость читателя, как обычно. И правильно делает. Зачем тратить слова на описание наряда сибирского шамана. Все прекрасно знают, что сибирский шаман одет совершенно так же, как король Франции.
Именно поэтому люди трезвого расчёта никогда не пойдут к шаману за советом. Ни к шаману, ни к французскому королю не пойдут. Потому что знают наперёд: одни только уклончивые речи. Слишком осторожны эти двое, шаман и король. Перестраховщики.
Обереги ведь не только прячут в подоплёке, рукодельницы расшивают ими верхнюю одежду. Вышивка — в самую последнюю очередь украшение, в самую последнюю очередь. Прямое назначение вышиваемых на верхнем платье узоров — оберегать покрываемое тело от порчи.
Порчу может навести знающий человек, ведун. Обязательно принять меры предосторожности. Какое украшение, что вы говорите.
Может один шаман испортить другого шамана? Запросто. Шаман Хлебникова не прикасается к Венере вовсе не из страха заразиться венерической болезнью. Эта голая красотка — насланный ведуном-соперником злой дух, совершенно точно знает Шаман.
Венера ластится, а Шаман твёрд, спокоен, угрюм и одет. Пока он в своей безрукавке, никакие бесы не одолеют его.
Везде, куда ни сунься враг, его тотчас отразят обереги. Грудь, плечи, спина — тбт, тбт, тбт. Карманы — тбт, петли пуговиц — тбт. Вылитый король-Солнце, Людовик XIV.