будетлянин играет

Расселся и гогочет: я свинье не товарищ. Дикий гусь, он же пёс войны, он же soldato di ventura. Наёмник, одним словом.

Наёмник — гусь, а наёмный подстрекатель кто? Если гусь, то я не Азеф, а фофан. Или фря.

Вот был свинья так свинья, пальчики оближешь. Свин, по-маяковски. Свин, хряк, боров, кабан, порос. Ни в коем разе не гусь лапчатый, даже слушать не желаю.

Или всё-таки гусь. Умел подложить свинью начальству. Разрывного действия. Решено: гусь. Причём именно серый. Потому что Азеф сидел, как того требует поговорка. Сидел именно там, где припухает наш брат: в местах лишения свободы.

Но ведь я не сидел. Уголовников от изящной словесности нынче не садят. Осудить — не отмоешься, будь спок. Осудить, осадить. А засадить — руки коротки. Потому что над Абрамом Терцем лютовала злоба Ух’хаха, а надо мной — Эхха’ха. Да здравствует рынок, да скроется блат!

NB. Дарю на добрую память. Доморощенное, не у Влодова подтибрил. NB is finished.

„Нетипичный представитель будетлян-зангезийцев” (самооценка, см. www.zavetspisok.ru/grigoryev.htm) В.П. Григорьев тоже не сидел, кстати. Не сидел и не чах над ветхими подшивками простынь лжи. Сидел А.Е. Парнис.

     ‹...› Хлебников приехал в Астрахань в августе 1918 г. и пробыл в ней несколько месяцев. Фактически он находился в родном городе между двумя мятежами — августовским (15–16 августа 1918) и мартовским (10–11 марта 1919); поэт вернулся в Москву лишь 21 марта 1919 г.
     Вскоре после приезда в Астрахань Хлебников поступил на службу в армейскую газету «Красный воин», орган Астраханского Военного Совета и Губернского Военного Комиссариата (чисто армейской она стала в конце 1918 г.). Это была его первая советская служба, и он проработал в газете чуть более пяти месяцев. ‹...›
     Полного комплекта «Красного воина» за 1918 г. не сохранилось по понятным причинам — события гражданской войны не способствовали сохранности газеты. Астрахань была оторвана от столицы, и обязательные экземпляры газеты не поступали в центральные библиотеки. Часть тиража «Красного воина» вывешивалась на заборах и на стенах городских домов, газета доставлялась в воинские части, в учреждения и на рыболовецкие промыслы. «Красный воин» печатался на серой и жёлтой обёрточной бумаге (текст в отдельных случаях вообще не читался) с лозунгом „Газета для чтения! Прочёл — передай другому”. Но Хлебников дорожил газетными вырезками и передал их в Москве P.O. Якобсону, когда они работали над собранием произведений поэта, а в Харькове — критику A.M. Лейтесу. Эти вырезки, к сожалению, не сохранились.
     В 1960–1970-е годы я предпринял поиски газеты «Красный воин» в архивах и библиотеках различных городов, главным образом на юге — там, где проходила XI армия, освобождавшая Кавказ и Закавказье. Мне удалось обнаружить несколько номеров газеты, почти во всех были тексты Хлебникова.
     Между тем выяснилось неожиданное: в найденных номерах газеты, кроме нескольких текстов, подписанных подлинной фамилией Хлебникова, был выявлен ещё ряд его произведений, подписанных неизвестными ранее псевдонимами, а некоторые вероятные его заметки и статьи были опубликованы анонимно. После проведенного тщательного анализа удалось установить, что они принадлежат Хлебникову. Всего удалось выявить девять неизвестных ранее его произведений, опубликованных о «Красном воине», и одно объявление о проекте интернационального сборника на семи языках, инициатором которого стал глава будетлян. Итого — десять новых текстов Хлебникова.
     Среди новонайденных произведений Хлебникова были три текста, подписанные подлинной фамилией поэта (воспоминания «Октябрь на Неве» и два стихотворения — первоначальная редакция стихотворения «О свободе», озаглавленная «Воля всем», и «Жизнь»), три статьи, подписанные псевдонимом „Веха” — фонетическая транскрипция инициалов “В.Х.” («Открытие художественной галереи», «Астраханская Джиоконда» и «На съезде»), воззвание, подписанное мнимоколлективным псевдонимом “Три поэта”, и три статьи без подписи («Открытие краевого университета», «3-й уездный съезд Советов» и «Освобожденная женщина»). ‹...›
     В 1960–1970-е годы публиковать Хлебникова, хотя он и не был запрещён, удавалось не часто, преимущественно в юбилейные годы. Первая публикация двух “красновоинских” текстов Хлебникова — стихотворений «Воля всем» и «Жизнь» — была осуществлена мною в 1966 г. в журнале «Простор» (№ 7, Алма-Ата), и лишь в 1980 г. в журнале «Литературное обозрение» (№ 2) я смог напечатать большую работу, посвященную сотрудничеству поэта с «Красным воином». В ней я впервые поставил вопрос о принадлежности Хлебникову псевдонимных и анонимных текстов из «Красного воина» и опубликовал сокращенную редакцию воспоминаний «Октябрь на Неве» и два очерка — «Открытие художественной галереи» и «Астраханская Джиоконда», подписанных псевдонимом „Веха” (к сожалению, не все тексты я смог тогда напечатать). Тем не менее некоторые из новонайденных его текстов вошли в научный обиход и были напечатаны в «Творениях» Хлебникова (1986) и в других изданиях поэта.
     Однако не все исследователи творчества Хлебникова согласились с моей атрибуцией. Насколько мне известно, Н.И. Харджиев и Р.В. Дуганов считали, что три текста из «Красного воина», подписанные псевдонимом „Веха”, принадлежат младшей сестре поэта Вере, и сам поэт принимал лишь частичное участие в редактуре текстов, а три анонимных текста вообще не имеют отношения к автору «Октября на Неве». Мои оппоненты печатно нигде не высказали своей позиции к новонайденным текстам. ‹...›
     В интернете на сайте «Хлебникова поле» также возникла полемика между исследователями Хлебникова, связанная с псевдонимом „Веха” ‹...›
Парнис А.Е. Ещё раз об “астраханском” мифе Хлебникова. Неизвестное стихотворение поэта.
Стих, язык, поэзия. Памяти Михаила Леоновича Гаспарова.
М.: Российск. гос. гуманит. ун-т. 2006. С. 498–501

Знал ли В.П. Григорьев до соприкосновением с А.Е. Парнисом о Вехе? Пристальный прочёс его работ начала восьмидесятых позволяет уверенно заявить: знал, но помалкивал. Именно таких знатоков подначивал Галич: „Промолчи — попадёшь в первачи! Промолчи, промолчи, промолчи!”

А тут ещё и Солженицын возвысил голос: живёте по лжи, суки позорные. В.П. Григорьев устыдился и в переиздании «Грамматики идиостиля» (титул исходника см. ниже) отверз уста:

О состоянии пути к намечающимся обобщениям читателю скажет пафос ст. «Веха — чудо XX века».
Григорьев В.П. Будетлянин. М.: Языки русской культуры. 2000. С. 205

Пафос шибанул в голову покамест не всякого Якова, ибо засмолён в пифосе. Засмолён и брошен в море речи, / А ты далече. Придётся выудить мне. Готово:

http://www.gramota.ru/biblio/magazines/gramota/28_149
http://www.gramota.ru/biblio/magazines/gramota/28_154
http://www.gramota.ru/biblio/magazines/gramota/28_156

Сам выудил, сам и откупорю. Чпок, бэмс. Это затычка ударила в лоб. Каинова печать пожизненно. А ты рукам волю не давай, не давай.

     Пренебрежение к Вехе оборачивается и пренебрежением к Мандельштаму.
     В январе 1937 г., в самый канун или разгар работы над «Одой Сталину», ОМ написал известное стих.:

Средь народного шума и спеха,
На вокзалах и пристанях
Смотрит века могучая веха
И бровей начинается взмах.

     Неясно, знал ли ОМ, что Веха — псевдоним Хл в 1918 г. (Твор., 708–709). До тщательного сопоставления процитированного стих. и ряда других стих. из окружения «Оды» с поэмой Хл «Ночной обыск» (кто возьмется за эту работу?) мы не можем уверенно говорить и о том, что такие детали “портретов Сталина” у ОМ, как „могучие глаза мучительно добры” и „бровей начинается взмах”, напрямую связаны с образом Русалки (или/и «Числобога») — alter ego Хл в его поэме ‹...›. Тем не менее есть достаточно иных оснований предполагать, что после бесед с Хл весной 1922 г. в Москве у ОМ начали всё шире раскрываться глаза на смысл творчества Вехи и весь образ этого ранее не очень близкого ему поэта. Если так, то и слово веха у позднего ОМ не должно рассматриваться историками литературы исключительно в „сталинском контексте” ‹...›
Григорьев В.П. Будетлянин. М.: Языки русской культуры. 2000. С. 23

Говорят, первое впечатление самое сильное. Ну, и какое оно у меня? В.П. Григорьев доверчив почище Отелло, вот какое. Полностью полагается на смётку читателя. И это правильно. Даже гоголевский Петрушка сообразит, что стих. — стихотворение, а ст. — стёб. То есть издевательство, в которое не сразу въедешь. Фуфло на понтах, иес.

В.П. Григорьев. «Грамматика идиостиля. В. Хлебников». М., «Наука», 1983.

Фуфло и в Африке фуфло (тянитолкай), а понты делятся на самобытные и заёмные. Не поровну: cамобытных как грязи, заёмные все наперечёт. Петрушка даже спросонков кивнёт понимающе: ОМ — заёмные (у Н.Я. Мандельштам) понты, воистину так. Востину (Om) жемчужина сияет в лотосе (Mani Padme Hum). А вот Хл — отсебятина.

Отсебятина отличаются от заёмных понтов низкой живучестью. Сплошь и рядом выпендря и его (её) стёб умирают одновременно. Глянем на григорьевский новодел Хл с высоты египетских пирамид, как советовал Наполеон усталым пехотинцам.

Будетляне должны устремиться на восток, сказано вам. Иран успеется, то же самое Камчатка. Сперва на Тибет. Вышептал на Тибете священный слог ОМ — просветление тут как тут. А вот с Хл в сердце Азии беда: на переломе тысячелетий В.П. Григорьев прицепил к этой скорописульке такое охвостье, что прости-прощай нирвана. Попытаешься выговорить — плюнешь с досады. Сим доказано, что стёб В.П. Григорьева — гвоздь мысли, вогнанный в доску глупости.

Я вам не верблюд плеваться. Даже с досады. В этом, кстати, и нужды нет: В.П. Григорьев обошёлся своими силами. Уже не Хл, а какая-то Веха, „этот противо-Разин, | не реабилитирован | открыл эпоху | презирал фальшь | с юности хотел невозможного | испытывал органическую потребность в Оппоненте | клеймил приобретателей | нуждается в значительном расширении контекста”.

Расширяя, влипаем в „беседы Вехи с Мандельштамом”. Не записанные Н.Я. Мандельштам из вредности, надо полагать. Или соображений семейного престижа.
Ну и что не записанные. Главное дело — Веха приходил подкрепиться. А где стол яств, там и тары-бары. Коли гость играет в молчанку, имя ему неблагодарная свинья. Свинья Хл или гусь? Ещё какой гусь — эвона перелёты. Сим доказано, что Веха и ОМ подолгу беседовали о хлебозаготовках и мировоззрении Данте.

Итак, Хл можно сбросить со счетов и полностью сосредоточиться на смежных прозвищах. В.В. Хлебников многоименит похлеще А.П. Чехова, но В.П. Григорьев обобщает самопровозглашения (см. В-кiй | ‹...› | Будущего свидетель) в сборно-разборное тавро Веха-Будетлянин и пятнает им что ни попадя: свиристелей, смехачей, Судьболова, Снежимочку, суедумцев и т.д. Вычуры Вехи позвольте придержать узорчатости Будетлянина ради: полна коробушка открытий.

Непоследовательность В.П. Григорьева очевидна: похвальная краткость перемежается длиннотами. По недосмотру, ясное дело. И поправимое: никто не мешает сократить Будетлянина в Бу. Самобытность учёного не пострадает: злой дух засухи Ба уже есть у китайцев, причём точно такой же Ба египтян — сгусток чувств и переживаний богов, звёзд и фараонов; а всего живитель и виновник Бу покамест ничей.
Был ничей, стал В.П. Григорьева. Я так скажу, пусть будет глупо / Оно глупцам и дуракам: пусть этот Бу покорней трупа его доверится рукам.

В Сказании о Чуде Бу так и мелькает: „эволюцию идиостиля Бу” сменяет „мнимая беспредметность неологизмов Бу” и т.п. Завершается эта греко-римская пальба взрывом тишины: „‹...› не исключено, что мы проглядели Бу”.

А и как не проглядеть: „использованная в этом томе работ о Бу литература наглядно показывает, насколько “международен”, широк и разнообразен интерес филологов к Вехе | Многим могла бы, конечно, помочь открыть “общий смысл” Хл-поэта статья-жемчужина Тынянова в пятитомном собрании произведений Вехи (1928–1933) | Однако, следуя Вехе и его «Детусе...», страшных имен мы не будем бояться ‹...›”

Невозможно пройти мимо заединщины мы и Вехи, сразу вопрос: какие имена страшные, а какие нет? Как с этим делом у того же Виктора Григорьева, например? И почему его тёзка Виктор Хлебников доверил проскрипеть имя Мехди (опущенное мной в перечне самопровозглашений ох неспроста) жуку («Ночь в Персии»), а не нацарапал самолично?

Поезд ушёл, сам знаю. А вот вы не знаете. У вас же нет писем В.П. Григорьева. А в закромах ka2.ru их дополна. С подписью ВэПэГр.

От которой меня бьёт и колотит. Потому что на языке жестов племени бздя тигр и вэпэгр изображаются одинаково: пальцы веером. Оно и понятно: оба посягатели, а не тварь дрожащая. Право имеют.

Дай срок, и всё пройдёт. Словно и не бывало. Самопроизвольно пройдёт озноб, естественным образом прекратится колотун. Торопишься — согрей голову заморочкой. Возвращаюсь в здоровье прямо у тебя на глазах:

Зинаида Прокофьевна забросила удочку наобум, но с дальним прицелом. Глядишь, рыбка-то и клюнет.
Таки дёрнулся поплавок.
Подсечка.
У, какая норовистая. Врёшь, не уйдёшь.
Ать! Ать! Стой, стерва!
Удилище дугой. Цепче держать, цепче.
Врёшь, не уйдёшь. Ать! Не уйдёшь! Курва!
Куда вы меня тащите, гражданин водолаз? Мы так не договаривались! Я же плавать не уме...

     Мы собрались сюда, чтобы вооружить против себя мир!
     Пора пощёчин прошла.
     Треск взорвалей и резьба пугалей всколыхнет предстоящий год искусства!
     Мы хотим, чтобы наши противники храбро защищали свои рассыпающиеся пожитки. Пусть не виляют хвостами, они не сумеют укрыться за ними.
     Мы приказывали тысячным толпам на собраниях и в театрах, и со страниц наших чётких книг, а теперь заявим о правах баячей и художников, раздирая уши прозябающих под пнём трусости и недвижности.

     1. Уничтожить “чистый, ясный, честный, звучный Русский язык”, оскоплённый и сглаженный языками человеком от “критики и литературы”.

Он не достоин великого “Русского народа!”.

     1. Уничтожить устаревшее движение мысли по закону причинности, беззубый здравый смысл, “симметричную логику”, блуждание в голубых тенях символизма и дать личное творческое прозрение подлинного мира новых людей.
     2. Уничтожить изящество, легкомыслие и красоту дешёвых публичных художников и писателей, беспрерывно выпуская всё новые и новые произведения в словах, в книгах, на холсте и бумаге.
     3. С этой целью к 1 августа сего года взлетают в свет новые книги: «Трое» Хлебников, Кручёных и Е. Гуро; рис. К. Малевича; «Небесные верблюжатa» Е. Гуро; «Дохлая луна» — «Сотрудники Гилея» — «Печать и Мы» и др.
     4. Устремиться на оплот художественной чахлости — на русский театр — и решительно преобразовать его.

Художественным, Коршевским, Александринским, Большим и Малым нет места в сегодня! — с этой целью учреждается новый театр «Будетлянин» (здесь и ниже выделено мной. — В.М.).

     1. И в нём будет устроено несколько представлений (Москва и Петроград). Будут поставлены действа: Кручёных «Победа над солнцем» (опера), Маяковского «Железная дорога», Хлебникова «Рождественская сказка» и др.

Постановкой руководят сами речетворцы, художники: К. Малевич, Д. Бурлюк и музыкант М. Матюшин.
Скорее вымести старые развалины и вознести небоскрёб, цепкий, как пуля!

С подлинным верно.
Председатель: М. Матюшин
Секретари: А. Кручёных, К. Малевич.
Усикирко, 20 июля 1913 г.

Кроме троих баячей будущего, никогошеньки о ту пору в Уусикиркко не случилось. Только поэтому воззвание было принято единогласно. В.П. Григорьев, доведись ему присутствовать, голосовал бы против. Даже не вопрос: название учреждаемого заведения представителю будетлян-зангезийцев показалось бы неуместным. Как тот водолаз на рыбалке.

Опера (Gesamtkimstwerk, по Б. Лённквист) «Победа над солнцем», да. Беловик рукописи пролога находится в собрании Сергея Бугаева (Африки). Вот бы глянуть, стоит перед словом Будетлянинъ точка или нет.

Предположим, стоит. И что. Тогда, во-первых, не театр, во-вторых — не «Будетлянин». Небоскрёб, цепкий, как пуля, — да, Будетлянин — да вы с ума тут все посходили. Если наборщик зевнул точку, Будетлянинъ — действующее лицо, совершенно как Тонио в прологе (Prologo) оперы Леонкавалло «Паяцы».

Как посмотреть. Созерцогъ или созерцавель (перевод строки с выносом по центру) Будетлянинъ, а его дѣтинец — Будеславль. Дѣтинец есть внутреннее укрепление в городе, кремль: но что значит дѣтинец созерцога, в котором засел подсказчук? Суфлёрская будка? Тогда почему из неё летят сѣмена?

Стоп, не дёргаться. Очень простая мысль: а вдруг В. Хлѣбниковъ начал во здравие (Будетлянинъ), кончил за упокой (Будеславль)? За упокой кручёныхо-малевичево-матюшинского театра. Ибо созерцог Будеславль значительно ближе к сути дела.

Пока ответ не получен, я вынужден считать название книги В.П. Григорьева опрометчивым, если не сказать нахальным. На что бесшабашный В. Каменский, а и тот не смел заявить себя будетлянином ед. числа, постоянно (см. ka2.ru/hadisy/enthusiast_2.html) прятался в „мы, будетляне”.

При этом Хл напрягал его советами держать себя в страхе будетлянском.

Переводится так: меньше наяривай на гармошке, больше бряцай на балалайке.

Как это зачем, странный вопрос. Чтобы выделиться из кучи-малы Бурлюков и обрести волю будетлянскую. Вообразите, — писал В. Хлебников В. Каменскому, — парня с острым и беспокойным взлядом, в руках его что-то вроде балалайки со струнами. Он играет. Звучанием одной струны вызывает сдвиги человечества через 317. Звучание другой — шаги и удары сердца, третья — главная ось звукового мира. Перед вами будетлянин со своей “балалайкой”. На ней прикованный к струнам трепещет призрак человечества. А будетлянин играет, и ему кажется, что вражду стран можно заменить ворожбой струн.

Похож В. Хлебников на парня с острым и беспокойным взлядом? Ни капли.

А на кого. На загнанную клячу, вот на кого. По мнению Павла Филонова.

Я со стены письма Филонова / Смотрю, как конь усталый, до конца. Но В.П. Григорьев не желает слушать Филонова. Он выдумал Хл-будетлянина с балалайкой и впаривает эту лабуду простакам и простячкам. Подозреваю, что ВэПэГр читал книгу Бенедикта Лившица вверх ногами.

     Хлебников видел и замечал всё, но охранял, как собственное достоинство, пропорцию между главным и второстепенным, неопифагорейскую иерархию числа, которого он был таким знатоком.
     В сознании своей “звёздной” значительности, он с раз навсегда избранной скоростью двигался по им самим намеченной орбите, нисколько не стараясь сообразовать это движение с возможностью каких бы то ни было встреч. Если в области истории ничто его так не привлекало, как выраженная числом закономерность событий, то в сфере личной жизни он снисходительно-надменно разрешал случаю вторгаться в его собственную, хлебниковскую судьбу. Так с противоположным пушкинской формуле пафосом воплощалось в Велимире отношение расчисленного светила к любой беззаконной комете.
     Беззаконной кометой вошел в его биографию и футуризм, который он, не перенося иностранных слов, окрестил будетлянством. Это надо твёрдо запомнить тем, кто, вопреки фактам, пытается втиснуть хлебниковское творчество в рамки литературного течения, просуществовавшего только пять лет.
Бенедикт Лившиц. Полутораглазый стрелец. Гл. 4

Что такое свобода? Осознанная необходимость. Лично мне свободолюбия не занимать, зарос необходимостью как свинья грязью. Вдруг осознаю, что хоцца почесаться. Обо что. О балалайку, ясное дело. Не всем ясное? Тем лучше: повод размять язык перед прением о Вере. Иссякнет пря будетлянская — грянет спорвер. Век свободы не видать, если отмолчусь.

С.Я. Маршак. «Цирк». Рис. В.В. Лебедева.

Все знают, что Хлебников не прост, а только прикидывается. Зачем было навязывать остроглазому парню балалайку, например. Почему не скрипку? А, не знаешь. Ну так слушай сюда: потому что хлебниковская скрипка — Земной шар.

Ну вот, что я говорил. Я же говорил, что память у тебя на ять. Правильно, Смычок над тучей подыми, / Над скрипкою земного шара. Похожа скрипка на шар? Ничуть. Похожа домра. У домры полукруглый кузов. Ну и что полукруглый, играют-то на ней щипком, а не смычком. На этом прекращаю дозволенные речи о скрипке и перехожу к балалайке.

Итак, Хлебников говорит о парне с балалайкой. Которая отличается от домры, бандуры, мандолины, лютни, банджо и мн.др. кузовом — раз, количеством струн — два.

Кто бы спорил, дружище: треугольный кузов — самое настоящее пифагорейское число. Пифагор обозначал числа точками, его тройка — вершины равностороннего треугольника. На этом я прекращаю дозволенные речи о балалайке и перехожу к гамме будетлянина.

Что такое гамма, ты знаешь и без меня. Теперь ответь, чьих рук дело балалайка. Правильный ответ, молодец. Современную балалайку создал и прославил Василий Андреев (1861–1918). Оценка пять. Следующий вопрос: что после чего. Сначала гамма или сперва балалайка?

Оценка два. Потому что Василия Андреева придётся турнуть: балалаечный Страдивари — сам будетлянин. Самостоятельная раскладка врезных ладов, личный выбор натяжения струн. Если не держать в голове гамму, действовать наугад — в итоге что угодно, только не мечта Велимира Хлебникова.

Итак, нами установлено, что гамма будетлянина предшествует балалайке. И кто же написал эту гамму? Приехали, слезай. Хлебников — писатель гамм, надо же сморозить такую чушь. Велимир Хлебников — Вестник. Звонкий вестник добра. Законы времени Велимира Хлебникова — благая весть. Прочее — следствия законов, удел велимирянских балалаечников. На этом я прекращаю дозволенные речи о гамме будетлянина.

Потому что не ахти как нужен мне С. Африка с бесценной мелкописью пролога «Победы над солнцем»: под рукой «Дети Выдры». Если даже этого не знать, на кой чёрт наука В.П. Григорьева с её храмом и жертвенником?

Настоящим доказано, что произведение В.П. Григорьева «Будетлянин» — песня о себе. Потому что Велимир Хлебников называл так площадку для зрелищ, а ВэПэГр — себя.

Мне ли указывать старцу песняру, какое заглавие пристало его наигрышу. «Будетлянин»? Жарь. Но не морочь голову звонарям. Они же ударят в колокола, созывая народ на богомолье, и велимиряне ломанутся за благодатью и чудесами.

Ломанулись — а в храме науки весь иконостас на одно лицо. Один и тот же старичок с гордой посадкой головы.

— Куда подевали Хлебникова, гады?! — взвоют богомольцы. А из погреба устричный писк:

Прочь, гнусное виденье. Вернёмся к будетляно-зангезийскому (сокращ. буза, произв. бузить, бузач, бузастый, бузато etc.) Сказанию о чуде. Вопрос ребром: признаёт сказитель чудотворный общепринятое поименование Велимир или отвергает?

Признаёт. Велимир — альфа и омега опуса. Мелькнул в намёкове (эпиграф, по умному) — А, значится в заединняке (список литературы) — Ω. А посерёдке — хлёбово из Хл, Бу и Вехи. Вот и всё велимироведение, отцом-основателем коего слывёт В.П. Григорьев.

NB. Кстати, о его детище: „велимироведу трудно удержаться от желания | велимироведа преследуют вопросы | велимироведу остается только радоваться”. А и как не радоваться: „Институт Велимира Хлебникова” переименовали-таки в НИИВехи им. Григорьева.

Спокойствие, только спокойствие. Сяду на пенёк, съем пирожок и умом пораскину. Вопрос: кто первый обозвал Велимира Хлебникова будетлянином? Помнится, ещё до взрыва глухонемых пластов сознания В.П. Григорьева гуляла по кухням эта пуля.

Изображать мучительное припоминание — род кокетства. Но Шерешевскому подражать не получится, то же самое с Рамануджаном. Тогда кому. Тогда Ленину. Память не ахти, зато прост как правда. Беру пример с Ильича: Валентин Катаев, «Алмазный мой венец».

«Белеет парус одинокий», «Хуторок в степи», «Сын полка» — верстовые столбы моего запойно-книгочейного детства. Но вот я дошагал до катаевского «Венца». Когда. Не помню, хоть убей. Справиться у В.П. Григорьева, что ли.

‹...› имя это пока ещё не очищено от далеко не безобидных легенд и двусмысленных “защит”, например, такого, “мовистского” толка: „Несомненно [!], он [т.е. „будетлянин”] был сумасшедшим. Но ведь и Магомет был сумасшедшим. Все гении более или менее сумасшедшие” (Катаев 1978:112).
В.П. Григорьев. Грамматика идиостиля. В. Хлебников. Предисловие

Как ты уже знаешь, понты делятся на самобытные и заёмные. Заёмные — это когда выпендря щеголяет вставными зубами, выдранными из чужого рта. Заёмные понты есть отсебятина заимодавца, проще говоря.

В 1978 году катаевское фуфло блистало самобытными понтами; их-то и присвоил В.П. Григорьев. Плюнул в первопроходца, раскавычил — и погнали до ближайшей Вехи.

Доказательство от противного: Григорьев обожает сокращения, а тут оставил, как есть. Сравни с О.М., скорописью Н.Я. Мандельштам. Те же две буквы, а не полторы. Следовательно, будетлянина он призанял у Валентина Катаева.

Поставив при этом действительно важный вопрос: «В.В. Хлебников» В.В. Маяковского — безобидная легенда или двусмысленная защита? Спросите в 1978 году чего полегче: этой заметкой горлана и главаря ограничивался мой велимирянский багаж той поры. Вот обстоятельства приобщения к источнику знаний.

Впервые меня напечатали мальчишкой. Единственный раз, когда с ведома и согласия.
     Шёл мальчишке в ту пору пятнадцатый год. Заметка с описанием устройства звукоизвлечения, чертёж прилагается. На почте маме выдали мой гонорар, 7 руб. 50 коп. Мама зашла в книжный магазин и купила собрание сочинений Маяковского. Библиотека «Огонёк», издательство «Правда», 1968 год. Восьмитомник, по 90 коп. за книжку.
     Маяковский перевернул всю мою жизнь, но не сразу.
     Стихи я читал только по необходимости, оценки ради. На уроках, где эту муть проходили, сидел тихий, задумчиво-сосредоточенный. Склонясь над тетрадью. Учительницу не слушал, потому что рисовал. Бал у Лариных, Пророк в пустыне. Старуха Изергиль. Евгений Базаров, само собой.
     Мама принесла восьмитомник, и я давай читать Маяковского, раз уж он лично мной заработан.
     Но не стихи, а как делать стихи. Или «Я сам», например. В третьем томе. Или «Париж» (записки людогуся). Тоже в третьем томе, как и «В.В. Хлебников».
      Это рисунок 1916 года на развороте страницы 321, между «Вон самогон!» и пасхальными кощунствами.

Итак, на время преткновения о «Венец» В. Катаева я имел в башке восьмитомник В.В. Маяковского. Включая письма со зверскими подписями. Как же не зверские: Вол, Щен.

Уже сказано, что проза Вола (Щена) нравилась мне куда больше его ступенчатых нравоучений. Статьи, путевые заметки. Никаких будетлян, одни футуристы.

У Давида — гнев обогнавшего современников мастера. У меня — пафос социалиста, знающего неизбежность крушения старья. Родился российский футуризм. | Здесь же вился футуристический иезуит слова — Кручёных. | Разъяренные речи мои и Давида. Газеты стали заполняться футуризмом. | К ватаге присоединился Вася Каменский. Старейший футурист. | В четверг было хуже — ем репинские травки. Для футуриста ростом в сажень — это не дело. | Принимать или не принимать? Такого вопроса для меня (и для других москвичей-футуристов) не было. Моя революция. | Организую издательство МАФ. Собираю футуристов — коммуны. | «Леф» — это охват большой социальной темы всеми орудиями футуризма. | Европейская техника, индустриализм, всякая попытка соединить их с еще непролазной бывшей Россией — всегдашняя идея футуриста-лефовца.
В. Маяковский. Я сам

Футуристический иезуит слова Круч, старейший футурист Вася Каменский. Очевидно, и Хлебников старейший. Эвона когда они с Васяткой спознались — Щен титю сосал, пища. Хлебников руки Щена (см. выше) — старослужащий Барбос, наставник новобранцев. Посредством подзатыльника и зуботычины. Или зубной щёткой швабрить палубу. Да мало ли.

Вол сообщает, что Хлебников — один из его учителей. Без телячьего восторга, заметь. Плохо скрываемый восторг принадлежит Бурлюку (род. прозв. от укр. ‘бугай в состоянии возбуждения’). Первая любовь не ржавеет:

Мой действительный учитель. Бурлюк сделал меня поэтом. Читал мне французов и немцев. Всовывал книги. Ходил и говорил без конца. Не отпускал ни на шаг. Выдавал ежедневно 50 копеек. Чтоб писать не голодая.

И вот я дошагал до катаевского «Венца» и спотыкаюсь о будетлянина. Кто?

Продвинутый приятель просветил, Толя Корзун: так это же Велимир Хлебников.

Я вам не Катаев клички клеить. Предполагал Владимир Владимирович Маяковский обнародовать свою переписку? Нет. Всё, с Волом (Щеном) покончено.

Просветили — немедленно вопрос: кому верить. Будетлянину Катаева или футуристу Маяковского? Маяковский убедительно застрелился, Катаев подозрительно живёхонек. Сомнительный такой бодрячок: все в дерьме, я — в белом фраке.

Харя катаевского «Венца» скалит гнилые зубы стёба на всех и на каждого. Включая Командора: не пожатье каменной десницы, а деловая хватка. Командор забурел в одиночку, без соучредителей ЗАО «Рога и копыта», — вот на что намёк. Командор Валентина Катаева — О. Бендер после сдачи А.И. Корейко на милость победителя.

Смотрим, кто такие будетляне с точки зрения Командора. Есть, оказывается, у Маяковского и про это.

     Будетляне — это люди, которые будут.
     Мы накануне.
     ‹...› Знайте: под серым пиджаком обывателя вместо истасканного и пропитого тельца наливаются мощные мускулы Геркулеса!
     ‹...› Он ещё мал.
     В нём ещё много вчерашних, дурных привычек: он пьет политуру, ходит к Незлобину на премьеры Арцыбашева, но ищите — и вы найдете черты здорового созидателя завтрашнего дня.
     За ним!
     Не бойтесь! Этот новый человек не таинственный иог, за которым надо гоняться по опасной Индии; это не одинокий отшельник, для новизны бегущий в пустыню.
     Он здесь же, в толкучей Москве!
     Он — извозчик, пьющий на Кудрине чай в трактире «Бельгия»; он — кухарка Настя, бегущая утром за газетой, вдохновенный поэт, пишущий стихи только для себя, потому что сегодня каждая мелочь его работы, даже та, которая кажется только лично полезной, на самом деле часть национального труда ‹...›.
     Изменилась человечья основа России. Родились мощные люди будущего. Вырисовываются силачи будетляне.
     Пока они поселились в старом доме, где от прабабушек остались пропахшие временем безделушки “изящной” литературы, где ещё не умолкли сплетни теток Вербицких, где по стенам картины вывезенных неумными барами “заграничных” европейцев, но ещё один этап времени, — и создадут мощную обстановку здоровому телу.
     И вот, борясь с насилиями прошлого, с тупой силой изжитых авторитетов, — перед этим сегодня начавшимся новым человеком благоговейно снимаю шляпу.
В.В. Маяковский. Будетляне. (Рождение будетлян). 1914 г.

Задним умом понятно, почему будетляне Маяковского не задели сознания подростка: никакой связи с футуристами. Которые дали прикурить тухлоумцам задолго до выстрела в Сараеве. А будетляне Маяковского родились под гром пушек Первой мировой. Ур-ря-я-я! — и проклюнулись в извозчике, кухарке и безвестном труженике пера.

Если верить Маяковскому — до гавканья гаубиц россияне о будетлянах знать не знали, ведать не ведали.

Кому как, а мне «Рождение будетлян» живо напоминает обетования пролога «Победы над солнцем»: Минавы разскажут вамъ, кѣм вы были нѣкогда. Бытавы — кто вы, бывавы — кѣм вы могли быть. Могли, но поленились. В трактире тепло и сухо, зачем рыпаться. То же самое кухня.

Бывавы или вѣстучки — какая разница. Всё равно Маяковский проповедует не тех будетлян, которые давным-давно оперились и стали на крыло. По мнению Велимира Хлебникова.

Тринадцать лет хранили будетляне / За пазухой, в глазах и взорах, / В Красной уединясь Поляне, / Дней Носаря зажженный порох.

Судя по будетлянам явно мужского рода (извозчик у самовара, писатель в стол), Маяковский (не кобель, но самец безусловно) образца Первой мировой к таковым себя отнюдь не причисляет. Хлебникова (донжуанский список налицо, за последствия не ручаюсь), очевидно, тоже. Который в это самое время настаивает, что Вы те же 300, 6 и пять / Зубами блещете опять, / Их, вместе с вами, 48, / Мы, будетляне, в сердце носим, / И их косою травы косим.

Вывод: Хлебников отрицает принадлежность Маяковского к будетлянам. Не уединялся в Красной Поляне (пригород Харькова) — раз, не носил в сердце будетлянскую цифирь — два. Футурист в чистом виде.

При этом Василия Каменского Хлебников от будетлянства не отлучает. И оголтелый футурист Маяковский тоже, как ни странно.

     Я помню тот зимний вечер, когда мы по сугробам — я, в то время нарком по просвещению, и Маяковский, развернувшийся как любимый поэт тогдашних весёлых и громких литературно-политических митингов, — шли с одного из таких собраний, где Маяковский, Бурлюк, Каменский и некоторые другие с успехом читали свои стихи.
     — Мне очень понравились стихи Каменского, — сказал я.
     — Вася — чудесный парень, — ответил Маяковский, — я считаю его лучшим современным поэтом (помолчал). После себя, конечно. (Опять помолчал и прошел по снегу несколько шагов своими длинными ногами.) Только он другой. Весельчак, гармонист, песельник (новая маленькая пауза). Но конечно — будетлянин.
Луначарский А.В. В.В. Каменский. К 25-летию литературной деятельности.
«Известия ЦИК СССР и ВЦИК», 1933, № 81, 26 марта.

Отгадка проста, как мычание: в 1914 году будетляне разделили судьбу гилеян: остепенились в Русский Футуризм. Этому всячески препятствовал ненавистник греко-романо-германского корнеслова В. Хлебников. И получил от Д. Бурлюка по сусалам:

Вотъ онъ истинный отецъ „ФУТУРИЗМА”!
Велемiръ Владимiровичъ Хлѣбниковъ. Творения. Том I. 1906–1908 гг.

Вопрос ко мне: куда ты завёл нас, не видно ни зги.

Которые пригодятся тебе на самоподготовке. Прошу пана: местоимения В. Хлебникова. На мой взгляд, чётко прослеживается одностороннее движение от мы к я, следует эту закавыку обкашлять. Будетляне Хлебникова подозрительно напоминают его же зверинец друзей, не в обиду В.П. Григорьеву сказано.

Ограничусь парой-тройкой образчиков, остальное довообразишь: А мы весна как таковая. | Мы, воины, строго ударим | Только мы, свернув ваши три года войны / В один завиток грозной трубы, / Поем и кричим, поем и кричим, / Пьяные прелестью той истины, / Что Правительство земного шара / Уже существует. / Оно — мы. | Да, мы и Ляля Белоруссии, так часто вешающая на рогах зубра венки своей прелести, мы и бабр грозный и гнедой Ганга. Вот почему мы и веселы, как детское слова цаца, и чудовищны, как хмель опьяненных собой пушек, пляшущих пляску ведем.

А вот и Красная Поляна, где будетляне хранили свой порох не просто сухим, а зажженным: письмо Петникову осенью 1919 года. Обрати внимание на подпись.

И ещё: Луч из будивремен, из Будимира сверкал как чернила над пером Велимира.

Видали вы когда-нибудь сверкучие чернила? Обращаюсь к сверстникам — молодёжь о копеечных перьях понятия не имеет, а мы застали. Ну и когда чернила сверкают, старичьё? Когда перо цепляет и брызжет, вот именно. Окунул в непроливайку, погнали. И вот она, клякса.

Но вечные перья упразднили гранёное стекло и утробу медную. Всё, никаких сверканий.

Хвалиться возрастом глупо, сам знаю. А хвастать фигой в кармане — и смех и грех. Выхваляючись, нарвёшься на вечный огонь под котлом и нескончаемое глумление парнокопытных чумазиков. Нетушки.

Web-писем ВэПэГр’а у меня полный сусек, но разглашать их нельзя, см. устав ka2.ru. А переписка времён царя Гороха и царевны Шариковой Ручки? Рукописные свидетельства? Теплота почерка? Могу я поделиться с хорошим человеком теплотой почерка другого хорошего человека, в конце-то концов?

Москва, 24.3.01

     Ох, уважаемый В.С., столько воды утекло, украдена запкнижка с адресами и именами–отчествами, пять инфарктов за 90-е годы (и миллениум встретил в больнице). На память не полагаюсь — отсюда В.С.
     Мамаев издал книжечку Веры Хлебниковой. Что же Вы и его не убедили, что Веха — „тяжёлая ошибка велимироведения”? Написали бы заметочку хотя бы для «Вестника», к-рый (3-й вып.) готовит Арензон (Евгений Рувимович; адресовать — в Ин-т мировой лит-ры РАН на Поварскую ул.).
     «Будетлянина» послал бы Вам одному из первых, но см. выше. Дайте знать — и немедленно вышлю. „Ругня”? Но вот и для недавнего Конгресса в МГУ, на круглый стол о языковой политике, написал три странички с таким заглавием: «Российский гимназист как зеркало языковой политики (к проблеме языковой и заязыковой личности) ». М.б., и напечатают (писано по их просьбе) в мат-лах Конгресса. (Без „ругни” кое-что напечатано в его «Трудах и мат-лах», вышедших в марте 01).
     „Несвоевременный задор” как упрёк принимаю. „Пора, пора мне стать умней. Но ‹...›” „Задору” в «Будетлянине» немало, но если и он не раздразнит рецензентов — настоящих Оппонентов, — то дело швах: „слишком много” в этой книге ещё не попавшего в светлое поле сознания Филологов, не говоря уж об Обществе в целом. И я не обольщаюсь: возможно, до конца дней моих книга и не найдёт нужного ей читателя, даже единственного. А какая-то надежда на будущее всё же остаётся. Или мы с Вами оба переоценили Велимира? А он — всего лишь зауряд-прапорщик?
     „Сейчас же я по уши в корректурах «Словаря языка рус. поэзии ХХ века». Т.1 (А–В) должен (тьфу-тьфу) выйти в свет в апреле–мае (в тех же «Языках рус. культуры»). Источники — в комьют. базе данных — Анн, Ахм, АБ, Ес, Кузм, ОМ, М, П, Хл, Цв.
     „Уже лет 15 не жду ответа” — очень обижаете, гр-н начальник. Вот и сейчас: написал бы “по памяти” — Владимиру Сергеевичу, ну а если память дала (даёт!) очередной сбой?
Но открытка Ваша, конечно же, живо обрадовала.
Будьте здоровы и благополучны.
В. Григорьев
     P.S. Глаукома — смотрю на мир одним глазом (плюс 11)...

исходник здесь и здесь

Видишь, какой я мстительный. Пока нет? Сейчас убедишься.

Есть письма — месть. / Мой плач готов. Выше по косточкам разобрано письмо-месть В. Хлебникова В. Каменскому. Месть за подленькое и мелочное существование под гармошку. Будь я проклят, если стану подражать. Письмо-месть — никогда.

Дело в том, что на мои письма ВэПэГр отвечал почтовыми карточками, и это меня задевало. Несмотря на то, что в одну григорьевскую открытку можно всадить годовой оборот общения с М.П. Митуричем-Хлебниковым. Вот какой убористый почерк.

В 1986 году ответа не случилось, и я решил больше не навязываться. Ровно 15 лет помалкивал, да каких лет. И вдруг встрял.

Ты уже знаешь о моей неблаговидной роли в стачке на «Стеклодуве»: наёмный подстрекатель. Теперь узнай о плодах этой грязной возни: государство до копейки вернуло задержанную зарплату. Именно до копейки, потому что в 1998-м случился обвал рубля.

Нет, покамест не решил. Дай-ка, оттеню светлое будущее перелома тысячелетий мрачными буднями девяностых. Слово Маю Митуричу.

     29 января 1997
     Милый Володя, получил твоё письмо. Не могу не откликнуться, но и трудно найти слова! Трудно!
     Могу лишь сказать, что наладчик М., конечно же, должен получать зарплату, требовать.
     Но есть ещё и поэт М., а поэты часто вынуждены обходиться без зарплаты. Примеры — очевидны и для тебя. Не стоит и называть.
     Не рассердись и на меня, на нас с Ирой, но нам кажется, что поэту не свойственна практическая общественная, тем более политическая деятельность. И мы уповаем на то, что поэт М. найдёт выход в свойственном ему самоуглублении.
     А наладчик М. простит поэта М., если он, поэт, оставит гражданское поприще.
     Хотели давать тебе телеграмму, но для телеграммы слова найти ещё труднее. Не пропадай, напиши о развитии судьбы...
Твои Ира, Май.

Зачем пропадать, когда я вступил с сговор с М.В. Петровым. После отмены самосожжения, да. Михаил Васильевич сохранил наладчику М. жизнь, с этим не шутят. И я согласился повторить подвиг Евно Азефа.

Напоминаю забывчивым, что этот оборотень на окладе у охранки угробил множество цепных псов самодержавия — раз, готовил покушение на царя — два.

Николай Романов уцелел, чего не скажешь о Михаиле Петрове. Моя работа. Потому что потому.

21 февраля 1997
Май Митурич в Индии, Гималаи.

     Так-то лучше, Володя, да к тому же, если ты обрёл веру — в ней должно быть и утоление печали, спасение от отчаяния, утешение в скорби.
     Прости, что впадаю в пастырский тон, не имея на то право.
     У нас всё тихо, без событий. Зато теперь каждый день в мастерской с живописью, которая чем дальше, тем труднее даётся, а может быть и не даётся вовсе. Кто знает, что из неё получается? Я — не судья, но пишу и ставлю на полки. Никто и не видит. Разве что Ира — судья строгий она, и порою сильно меня осаживает. Хоть и со скрипом, но приходится с ней соглашаться, и тогда нарастают новые и новые слои краски.
     Шлю тебе гималайские фото, и наш привет.
     Возможно, в Пермской картинной галерее будет моя выставка. Иллюстрации к Чуковскому («Сказки дедушки Корнея»). Но когда — точно не знаю. Ещё я отослал туда и иллюстрации к «Маугли».
     Это по давней, давней переписке.
     Ну и пусть душа твоя обретает „покой и волю”.
Твой М. Митурич

Случилась выставка или нет — спросите у Маевны. Составляет жизнеописание отца, должна знать всё и даже больше. Главное дело, на открытии не присутствовал. Иначе оповестил бы милого Володю, и повидались.

Вообще с Пермью не везло. Однажды совсем было собрался, бац — падает Хлебников. С подоконника на Брянской. Бронзовый бюст. На ногу Ире. Трещина мизинца, поездка отменяется.

Почему пострадал мизинец, а не ступня всмятку? Потому что Хлебников шутит, а не пакостит. Кому-кому, а Ире с Маем надо бы знать: сказано падают Брянские — жди падения сов.

     Извини, старина Володя,
не сразу ответил на письмо твоё. А письмо хорошее. Успокоились и порадовались за тебя.
     А успокоившись как-то, по летнему времени и отложилось писание.
     Живём мы тихо, без особых событий, да вот плохо с Дугановым.
     Как ты наверное знаешь, он второй год работал в Токио. Преподавал русскую литературу в университете. А четвёртого мая у него там, в Токио, случился тяжёлый инфаркт. Да такой тяжкий, что и до сих пор он в больнице. И, кажется, грозит ему операция на сердце. Хорошо ещё, что там он с женой, а жена — японистка, говорит по-японски. Можно как-то объясняться.
     Последний раз я звонил в Токио 19 июня, говорил с женой — он всё ещё в больнице и не в хорошем виде. Грозят операцией.
     Вот, пожалуй, главное событие, увы, не весёлое.
     О даче мы только мечтаем — всё дела и делишки. Шустрости уже нет. И всё тянется-растягивается. Так что всего три дня и побыли на даче, а так всё в Москве.
     Ну, привет и всего, всего доброго.
М. Митурич
97

Смерть Дуганова — страшный удар по хлебниковедению. Кое-что кое-где кое-как теплится. Еле-еле. Арензон похерил «Вестник», туда и дорога: Общество Велимира Хлебникова приказало долго жить, какой смысл надувать щеки.

При этом сайт ka2.ru буйствует и благоухает. Почему.

Потому что Дуганова на меня нет. Уцелей Дуганов — никакого «Хлебникова поля». Даже не вопрос. Уработал бы в два счёта. Десятки способов. Так я и проболтался, жди.

     19 августа 97
     Считай, Володя, что ты в чистилище (земном), и согласись, что это как-то понятнее, нежели чистилище потустороннее, куда ты устремился через самосожжение.
     Ох-хо — дела житейские. Благодарю я Бога за то, что скромный мой быт как-то устроен. Хорошо бы, если прочно. Потому что и помыслить не могу о каком-то новом устройстве.
     Нет уже сил, и кажется, окажись под забором — не стал бы куда-то рыпаться, под забором — так под забором.
     Однако это так, фантазии, потому что сегодняшний быт наш, как никогда прежде способствует работе, работе без всяких обязательств (правда и без поощрения). Но и сам процесс работы — уже поощрение и стимул.
     Крепись, Володя, и старайся обрести стабильность, постоянность. С возрастом — это самая большая, может быть единственная ценность.
Ира шлёт привет, М. Митурич.

Вот ведь какие дела: устремился наладчик М., а сожгли Дуганова. И Митурич похоронил его близ каменной бабы. Как родного. И это правильно.

Ибо Дуганов занимался Хлебниковым, а не Хл. А уж как Дуганов не занимался Вехой — пальчики оближешь!

Заметил восклицание? Теперь обрати внимание на прозорливость Мая Митурича. Ещё какой непрочный быт. Оказаться под забором — запросто.

— Они предъявили мне бумагу на право владения этой cтудией, где я проработал всю жизнь, — Май Петрович озирает залежи холстов, кистей и красок. — Я так растерялся... Показал им договор аренды, они скисли и отправились разбираться в милицию. Если мастерскую отнимут, я сожгу и себя, и свои картины!
Елена Комарова. Рейдеры с мольбертами
Московские новости, 22.12.2006
www.ckz.ru/analytics/analytics_1058.html?showall=1&hideExtra=1

Вот ведь какие дела: поучал Володю — и сам туда же. О-хо-хо. На всякого мудреца довольно простоты. Туда же — в чистилище потустороннее.

Которое мы отнюдь не признаём. Чистилище (Purgatorium) у папёжников, у нас — воздушные мытарства.

О всесвятый Никóлае,
угодниче преизрядный Господень,
теплый наш заступниче, и везде в скорбех скорый помощниче!
Помози ми, грешному и унылому, в настоящем сем житии,
умоли Господа Бога даровати ми оставление всех моих грехов,
елико согреших от юности моея, во всем житии моем,
делом, словом, помышлением и всеми моими чувствы;
и во исходе души моея помози ми, окаянному, умоли Господа Бога, всея твари Содетеля,
избавити мя воздушных мытарств и вечнаго мучения,
да всегда прославляю Отца и Сына и Святаго Духа и твое милостивное предстательство,
ныне и присно и во веки веков.
Аминь.

Обязательно знать наизусть. И молитву св. Пантелеимону. И девяностый псалом. И пятидесятый, хотя бы первую половину. И на сон грядущий. И утреннее молитвенное правило. Чем больше знаешь молитв — тем легче в трудную минуту. Сотни раз проверено.

А это проверяй на себе, братан: Опасно видеть в вере плату / За перевоз на берег цели, / Иначе вылезет к родному брату / Сам лысый черт из тёмной щели.

‹ответ на поздравление с наступающим 1998 годом и Рождеством›
     Милый Володя, спасибо за добрые пожелания, за память.
     Не очень-то складно течёт твоя жизнь.
     Но, сквозь печаль утрат, в письмах твоих слышится голос зрелой мудрости.
     Я постарше тебя, и наверное раньше успел догадаться, что жизнь — штука не простая. С сюрпризами и загадками без разгадок.
     Мы живём очень-очень тихо, но зато я всякий день с утра в мастерской. Как никогда прежде плотно занят живописью. Книжные (детские) издательства с перестройкой рассыпались как карточные домики.
     И, хотя как грибы народились какие-то новые конторы, я не знаю их, они не знают меня, и уже больше пяти лет с книгой я никак не связан. То же самое случилось и со всеми художниками-иллюстраторами моего круга. А я и рад, что наконец-то добрался до живописи серьёзно.
     Сейчас в работе книжка — архивные материалы (письма, наброски статей и прочее) Петра Митурича. В марте-апреле она должна бы выйти из печати.
     К сожалению, иллюстрации только чёрно-белые, но довольно много. Вообще издание скромное и далеко не полное из-за рамок объёма. Но по теперешним временам — и это хлеб!
     Ну — и тебя поздравляем с Новым Годом, с Рождеством. Будь здоров, крепись!
Твой М. Митурич

Говорил и говорю: пустые хлопоты эта живопись Мая. Совсем не тот случай, когда не было бы счастья, да несчастье помогло.

Предвзятое мнение, сам знаю. Я же не видал холстов, которые одобрила Ира. Вдруг Маевна покажет, и я распишусь в бессилии выразить восторг. Мудрость-то моя зреет и зреет. Даже перемудришь иной раз.

     10 января 2000
     Милый Володя, а пути-то Господни и впрямь неисповедимы. Как изменилась твоя жизнь! И, вопреки тесноте обстоятельств, как бы и бодрее, веселее настрой твоих писем (?)
     И лыжи, и Священное писание.
     Но вот, как же всё-таки ты, вы, выживаете, если зарплата идёт за прошлый ещё год? Как?
     О таких задержках денег то тут, то там, часто и по телевизору поминают, и забастовки, протесты.
     Но, каким образом живут люди без денег годами, и как бы и не худеют, как в Индии, когда голод? Как устрояется ваше выживание? Какие-то пайки? Талоны? Ведь ты ещё не пенсионер (?) Или, может быть, жена благополучнее?
     У нас всё тихо и мирно. Без событий ярких. Но и без бедствий.
     Мало-мало работаю и складываю картины в мастерской.
Привет твоим близким.
М.

И вдруг всё изменилось. Резко, внезапно, вдруг. Весной 2001 AD. Вернули долги по зарплате. Которые мы, стачком, постановили заморозить на неопределённый срок. То есть простить. И вдруг — путинская оттепель. Ну дела: вытаяли наши кровные. Вытаяли, давай жечь ляжку.

Эту их привычку подметил не один Егор Прокудин, спору нет. Но только Егор научил как поступать, чтобы не жгли. Взлохматить, ага.

Еду на рынок взлохмачивать. Мясца хоцца — сил нет терпеть!

Обратил внимание на знак восклицания? Теперь обрати на мясной отдел: процветающая книготорговля. Продавцы пищи духовной зазывают наперебой: „Не жалей дензнака на Бродского и Пастернака! | Налетай, подешевело: Гроссман, Губерман, Севела! | Пошла муха на базар — и купила самовар, принесла его домой — оказался он с дырой! Умные девчонки — на: покупаем «Чонкина»! | Наскрёб купилы на кус тели — скреби на чтение в постели!”

Ты уже проникся моим образом жизни времён бескормицы, поэтому наверняка не удивишься: стоило приобрести «Будетлянина» — жжение совершенно прекратилось. Бедра.

Передвижная Выставка современного изобразительного искусства им. В.В. Каменского
карта сайта		главная страница
исследования		свидетельства
сказания		устав
Since 2004 Not for commerce vaccinate@yandex.ru

В. Молотилов

Веха

Продолжение. Предыдущая глава:

13. Пря будетлянская

http://www.gramota.ru/biblio/magazines/gramota/28_149
http://www.gramota.ru/biblio/magazines/gramota/28_154
http://www.gramota.ru/biblio/magazines/gramota/28_156

На подмостках охота на мамонта.

Занавес

В. Молотилов

Веха

Продолжение. Предыдущая глава:

13. Пря будетлянская

http://www.gramota.ru/biblio/magazines/gramota/28_149http://www.gramota.ru/biblio/magazines/gramota/28_154http://www.gramota.ru/biblio/magazines/gramota/28_156

На подмостках охота на мамонта.

Занавес

http://www.gramota.ru/biblio/magazines/gramota/28_149
http://www.gramota.ru/biblio/magazines/gramota/28_154
http://www.gramota.ru/biblio/magazines/gramota/28_156