от этого не было. Крови — не было.
„Но если подобное повторится — пеняйте на себя,” — пригрозил Поединцев. Кирпич сидел по правую руку и ласково лыбился. Главный мент Перми Прикамьев, он же Кирпич. Если подобное повторится — улыбку долой. С каменным лицом покажет, где раки зимуют. Или небо в клеточку. Смотря по настроению бойцов ОМОН.
А это вовсе и не мы. Перекрытие Соликамского тракта — не мы. Чья-то самодеятельность. Но без Леонида Ивановича Рягузова не обошлось, как пить дать.
Единственный, кто не дожил до победы. По болезни, ну и что. Михаил Васильевич дожил, а толку-то. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит.
NB. Опрос общественного мнения показал: никто не понял, при чём здесь я. Ни один умник, даже моя подруга. Даже Анфиса Абрамовна развела руками: Азефа знаем, но ты-то каким боком.
Ещё бы она не знала: единоплеменники. Иисуса Христа отвергают, но втайне гордятся: беспримерная высота. Азеф — то же самое с точностью до наоборот: беспримерная низость. Шутка сказать, Иуду переплюнул. Сегодня Иуда огрёб сребреники, завтра подсылает убийц к Понтию Пилату — вот что такое Азеф.
Необходимо пояснить, почему я пытаюсь примазаться в славе Азефа. Потому что уже примазался к славе наладчика Сапожникова — раз, Джулиана Ассанжа — два, Симона Киринеянина — три, попа Семёна — четыре, дона Карлоса де Варгас — пять, Акакия Акакиевича Башмачкина — шесть, второгодника Ивана Семёнова — семь. Семь бед — один ответ.
Не ответ, сам скажу. NB is finished.
Продолжаю о моих с Василь Палычем переговорах. Ставит вопрос ребром: согласен или кишка тонка.
Немедленно принимаю предложение.
NB. Потому немедленно, что малейшая заминка есть потеря лица. Давно ты меня раскусил, не так ли. Высмеивать себя могу до бесконечности, но другому не позволю даже трунить. NB is finished.
Немедленно принимаю предложение. Принимаю в целом, теперь оговорим частности. Законодательная база — раз, выступление по заводскому радио — два, что будем делать с Паниным — три.
Панин — вожак на законном основании. Стало быть, мне предстоит со своим уставом лезть в чужой монастырь. Или основать свой. Просьба пояснить: лезть или основать.
Василь Палыч мнётся: ни да, ни нет. Следовательно, постановили дать парусу полную волю. Вплоть до списания Панина в расход. Мне это надо? Вполне обойдусь.
Оттеснив ныне действующего вожака, хлебнёшь по самый отвал башки. При этот Панин, пока его не скинут в установленном порядке, будет изнывать и всячески мне пакостить. Нет уж.
И вот Василь Палыч мнётся, а я принимаю решение: Панина оставляем в первобытном виде. Завтра проведу разъяснительную работу. Раскрою карты, чтобы не дёргался.
— Законодательная база, где можно почеркаться.
— Зайди к Подробченко, у него всё есть.
— Выступление по радио. Моя речуга и ответы на вопросы. Прямой эфир.
— По первому свистку.
На что угодно согласен Василь Палыч, вот какая надоба во мне. Подробности.
Как ты уже догадался, Михаил Васильевич Петров устами своего первого заместителя по кадрам и режиму предлагает перейти от слов к делу. Забастовка, совершенно верно.
Которая идёт-бредёт сама собой.
Ладно бы кочегары — того и гляди плотники объявят бессрочный перекур. Не все, понятное дело. Есть и сознательные. До поры.
Ты весь такой сознательный, а тебе плюют в лицо. Сосед по лестничной площадке подходит и плюёт. Шкура ты, говорит, Федя. Мне вчера влепили прогул, хотя пришёл вместе с тобой и ушёл вовремя. Мне, Серёге и Толику. А ведь мы добиваемся, чтобы всем заплатили. Шкура.
Действия Феди. Та же самая итальянская забастовка. Заступаем на трудовую вахту, но производительность равна нулю. У всего участка или даже у цеха.
Действия руководства завода. Оседлать волну.
То есть не препятствовать самодеятельности низов, а возглавить.
И уцелеть при этом. По головке не погладят. Не умеешь работать с народом, вот как называется. Почему-то никто из смежников не бузит, хотя тоже лапу сосут. Временные трудности, на всех налички не хватает. А вот желающих порулить крупным предприятием — только свистни. Думай, Петров.
Любой ценой оседлать волну, то есть железной рукой ввести в русло законности и порядка. Вопрос: где взять железную руку.
Панин отпадает даже не потому, что вашим и нашим. Гораздо хуже расклад: подумают на заединщину с руководством. Ладно бы работяги — Москва подумает это же самое.
Кто, например, такой Василь Палыч в прошлом. Современный Панин, вот кто. Разгонная ступень в заводское начальство. И вдруг эта разгонная ступень объявляет войну пределу своих мечтаний. Закономерный вопрос: раздвоение личности Панина или сговор?
Двух мнений быть не может: сговор. И Петрова размажут по стенке.
Таким образом, без наёмного подстрекателя не обойтись.
Но ведь Парнис обозвал меня не наёмным подстрекателем, а по-другому.
Вот каким словом обозвал меня Парнис.
Провокация (Provocatio ad populum) — в римском государственном праве апелляция в уголовных вопросах от магистрата к народу. Право апелляций относится к числу древнейших прав римского гражданина; есть основания предполагать, что оно существовало уже в эпоху царей. Первоначально provocatio была установлена в случаях присуждения к телесному наказанию или смертной казни; позднее она распространилась и на случаи назначения крупных штрафов (по закону Валерия 608 г.). Отмененная децемвирами, провокация была восстановлена, в 449 г. до Р. Хр., законом Валерия и Горация. С этого времени всякий полноправный гражданин мог апеллировать к народу в соmitiа centuriata (по Моммзену, Рейну, Гушке) или comitia tributa и curiata (по Нибуру) на решение всякого магистрата, хотя бы диктатора. П. состояла в пересмотре уголовного дела народом в комициях и произнесении нового приговора. Гражданские дела провокации не допускали, в силу исключительной судебной компетенции магистрата или судьи. От П. следует отличать апелляцию — обращение за помощью к магистрату, главным образом к трибунам. В императорскую эпоху П. в республиканском смысле уже не существовала, так как компетенция народа перешла к принцепсу и сенату. Апелляции в делах уголовных разрешались императором, который или сам изменял приговор, или назначал апелляционные суды (наместники, городской префект, префект преторианцев). Ср. Woniger, «Das Sacralsystem und das Provocationsverfahren d. Römer» (Лпц., 1843); Conradus, «Jus provocationum ex antiquitate Romana erutum» (Галле, 1823); Eisenlohr, «Die Provocatio ad populum zur Zeit d. Republik» (Шверин, 1858).Понятия не имею, с кем ещё переговорил Василь Палыч. Допустим, переговорил. Но предыдущие отказались. Или заломили цену. Русский человек, он как: переспать с чужой бабой — подавай Афродиту, срубить бабла — всю казну разом.
Какой-то я не русский, сам скажу. Да это и не имело значения, хотя пересчитать французов на «Стеклодуве» хватит пальцев одной руки. Иносказание, да. Польский, Подольский, Пейсахович.
Но Михаила Васильевича (или Песенцева, теряюсь в догадках) привлекла не моя расовая исключительность, а вторичные половые признаки: усы и телогреечка.
Шутки в сторону: ты недостаточно вник в Положение об СТК, друг мой. Из двадцати одного человека — пятеро чистых, остальные кто в чём. Женя Лавров говорить умеет, но сословие не то: руководитель среднего звена. У Валеры Копылова сословие то, но не речист. И так далее. При этом ни Лавров, ни Копылов не выходили с предложением устроить свето-тепловой тарарам. Вышел этот, как его.
сличи с подлинником Ладно уж, выносим тарарам за скобки. Так и быть. Всё равно в скобках остаётся вхожий и допущенный. Это и есть наиглавнейший мой половой признак о ту пору — народное избранничество. Не чёртик из табакерки, а представитель Советской власти. СТК — заводской Совет. Пережиток прошлого, но покамест не упразднили.
Латынь — пережиток ещё того круче. Резолюция, ситуация, профессионал. При этом вопрос отмены никто, за исключением Велимира Хлебникова, не ставил. И я туда же, ага. На месте Путина давным-давно ввёл бы уроки латинского языка, часика два в неделю. С детства привить отвращение. Руки коротки, сам знаю. Я многое знаю. Разночтения глагола ‘provoco’, например.
Парнис о разночтениях понятия не имеет: не тому учили. Понятия не имеет, а ведь не соврал. Наитие, видимо. Прозорливый старец.
Продолжаю о наёмном подстрекателе.
Итак, навеки расстаёмся с Подхваткиным, и я немедленно посещаю Гену Подробченко. Действительно, законодательная база налицо. И даже знает, кого ей снабдить: меня. Всё схвачено у Василь Палыча, всё.
Нет, вру. Подробченко чуть позже, а сразу после переговоров мы заходим в приёмную. Свободного доступа нет — на страже дама, приятная во всех отношениях. Но Василь Палыч, спустя мановение рукой, вводит меня в святая святых. Введя, испаряется.
Зачем я буду перевирать кратковременную беседу, ещё не хватало. Главное, чем она завершилась: лично проводил. Чтобы отдать устное распоряжение:
— Вот его — в любое время.
Переводится очень просто: могу открывать дверь ногой.
В дальнейшем я так и поступал. Дважды. Не дважды в сутки, а два (bis ad eundem lapidem offendere) раза. И больше никогда.
NB. Поиграв глаголом ‘provoco’, неизбежно приходим к выводу: ‘вызывать’ и ‘взывать’ — древнейшие его значения. Оба подразумевают голос человека. Vocalis переводится ‘голосовой’. Vox populi, vox Dei.
Provocatio совершается вслух, иначе говоря. То есть настоящий, в подлинном смысле этого слова, provocator действует гласно, не таится. И не кривит душой. Правда, одна только правда. Лгать народу — лгать Юпитеру.
Выступаешь от себя лично — подлинный provocator. Ничего зазорного, ни капли.
Другое дело, когда за тобой стоит сила.
— Дяденька, дай пять копеек. — Отстань. — Дяденька, дай пять копеек. — Отстань, говорю. — Дяденька, дай пять копеек. — Пошёл вон, щенок!
Подходят пятеро верзил. Ты зачем ребёнка обижаешь. И всё такое.
Разумеется, этот пацанёнок не заводила и уж тем более не коновод. Он застрельщик. NB is finished.
Остаток трудового дня посвящаю почеркушкам в законодательной базе. Милое, оказывается, дело. Вот вам и продажная Дума. Всё предусмотрено, любая мелочь.
Называется Федеральный закон «О порядке разрешения коллективных трудовых споров» от 23 ноября 1995 г., №175-ФЗ.
На дворе начало 1997-го — закон с пылу, с жару. Покамест не выхолощенный, как утверждают печальники народные, изменениями и дополнениями конца 2001 года.
Нынче раздолье с законодательной базой, в Сети есть всё и даже больше. Поднатужился и сличил прежний текст и нынешний. Чтобы выяснить, первобытное это или задним числом: запрет представителям работодателя подбивать народ на забастовку и принимать в ней участие (Гл.3, Ст.13.4)
Только вот зачем отвлекаться на чепуху. И так ясно, что барин в Москве, а контора состоит из нанятых людей. Это к тому, что я уже черкаюсь в законодательной базе, прикидывая в голове состав стачкома.
На каком основании, спрашивается, прикидываю. Кто я такой.
Называется великий почин. Согласие, которое получил от меня Василь Палыч, — выйти с великим почином. От лица бродильной закваски.
| Присутствовали: | Бобров Н.П., Горохова Г.А., Копылов В.Г., Кравченко А.Ф., Мышлявцев Э.Л., Молотилов В.С., Рябов Б.К., Шакирова Е.А. |
| Председатель инициативной группы | В.С. Молотилов |
| Секретарь инициативной группы | Е.А. Шакирова |
сличи с подлинникомТрах-бах — и в руках у меня палка. Прячу за пазухой и отправляюсь в Панину.
Встречает неласково, мягко говоря. В штыки, образно выражаясь. Неприкрытыми угрозами — вот как встречает меня Панин.
А именно: ты кто такой | забастовка ничего не даст | захотели меня спихнуть, не выйдет | знаешь, какие у меня заручки?
Следовательно, подозрения мои справедливы: понятия не имеет о состоявшемся решении. Не сочли нужным ознакомить. М-да, плохи твои дела, вожак. Без пяти минут мальчик для битья, если не козёл отпущения.
Железной рукой ввести волну народного гнева в русло законности и порядка. Вместе с мусором и пеной. Без пяти минут мусор.
За примером далеко ходить не надо: соседний «Химдым». Тоже длительная задержка заработной платы. Задержка → забастовка → упразднение штатных борцов за права трудящихся. Спустя двоевластие.
Оно мне надо? Вполне обойдусь. Поэтому рассёгиваю верхнюю пуговку и достаю это самое. Достаю и показываю Панину: не бойся.
Совершенно верно: тельник. Медный тельник на верёвочке.
— Не бойся, — говорю, — не съем. Другая совершенно цель.
Не поверил, будущее покажет. Но перестал брать на испуг.
Если бы не перестал — на кой он мне в стачкоме. Мне, потому что именно я готовлю список.
Подготовлю, а потом оглашу. Кое с кем обсудив.
Теперь выступление по заводскому радио. По первому свистку Такойто Такойтовне: у неё ключ от кабины вещания. Звоню и согласовываем время передачи.
Согласовали, прячу рояль в кустах.
Прямой эфир нельзя пускать на самотёк: захлебнёшься. Вопрошателя следует назначить и дать вводную. Проверенного парня.
Михалыч, например. Вот с кем бы я пошёл в разведку: с Михалычем. Так и так, берёшься? Записывай, что будешь выпытывать у меня завтра. Это и называется рояль в кустах.
Назавтра мы с Такойто Такойтовной возникаем в кабине вещания и она делает вкл. Делает вкл и объявляет: сейчас председатель инициативной группы Владимир Сергеевич Молотилов выступит с очень любопытным заявлением, а потом ответит на ваши вопросы.
Так и сказала, передаю дословно. Мы же с ней предварительно собеседовали. Любопытно, говорит, узнать, когда денежку дадут: ребёнка нечем кормить. Так я вам и разболтал, отвечаю. Внештатному сотруднику отдела режима. Всему своё время.
И вот она мне предоставляет слово, а я его стремглав беру. Краткое содержание речуги.
Уважаемые заводчане, надо соблюдать. Начни с себя, сказано. Начинаю: пункт 4.5 Положения об СТК обязывает меня докладывать вам о своей деятельности через печать, радиовещание, стенды и листки. Стендами и листками займусь позже, а сейчас прибегаю к услугам радио: горим. Вопрос забастовки назрел и перезрел. Обещаниями руководства сыт не будешь, приходится идти на крайние меры. То тут полыхнёт, то там. Но эта самодеятельность нам же и во вред: крикуны и бузотёры вырывают из общественного горла только себе, плюя на других. Совершенно случайно попала мне в руки законодательная база по трудовым спорам: всё расписано, весь распорядок действа. Как ни странно, закон — за нас. Ничего не теряем, доверившись. Предлагаю приступить к подготовке общезаводской сходки, на которой ваши представители утвердят состав стачкома и требования к работодателю. Быстренько проведите собрания на местах, наделите полномочиями самых решительных и головастых. Требования в общем и целом готовы, остаётся обсудить, утвердить и поручить стачкому отслеживать их выполнение. Отказ от работы с бухты-барахты всё испортит, нужно идти к цели с этапа на этап. Об отношении к забастовке заводского руководства остаётся только догадываться. Вот я перед вами выступаю. Могли помешать. Одно скажу определённо: если Москва узнает, что Михаил Васильевич с нами — его размажут по стенке. Так пусть он будет не с нами, лишь бы не вредил. И последнее. Даже проведённая по всем правилам забастовка может ничего не дать. Тогда придётся взяться за автоматы. А теперь ответы на вопросы.
Как и договаривались, немедленно звонок.
— Тут это, как его.
— Представьтесь, пожалуйста.
— Александр.
— А по батюшке?
— Михайлович.
— Слушаю внимательно, Александр Михайлович.
И Михалыч принимается вытягивать из меня то самое, что я накопал в законодательной базе. Говорит нарочно с запинкой, мямлит. Совершенно случайно мои ответы оказываются исчерпывающе полными.
Вот Михалыч изъявляет удовлетворение итогами разговора, пошли звонки разъярённых заводчан. Но сопли-вопли быстро сходят на нет: обеденный перерыв закончился.
На следующий день продолжаю изучение законодательной базы, вдруг подлетают: хочешь себя послушать? Идёт повтор моей речуги в записи, но без ударной концовки про стенку и огнестрельное оружие. Один, по сути, призыв поторапливаться с проведением собраний.
Наверняка эта плёнка бережно хранилась не год и не два. Железное алиби: вот как всё начиналось, а моё дело сторона. Три года бережно хранили, потом выбросили. Вместе с Михаилом Васильевичем.
Обращаю внимание: закваска великого почина — такая же точно липа. Десять бродильных грибков — липа и показуха, сроду никаких совместных действий. Проголосовали руководящую тройку — и выпали в осадок. То же самое тройка: словом не перемолвились. Орудую от имени и по поручению, но без малейшей оглядки.
Становой хребет будущего стачкома — Копылов, Кравченко, Шакирова. Но Москву не потянут. Завод остановим, придётся ехать на переговоры. Кому. Кто сидит на денежных потоках — раз, доскональному знатоку производства — два. Обязательно в стачком этих двоих.
Самый крепкий производственник — Подкидышев, на денежных потоках сидит Песенцев. Оба мимо. Вахлаки. На месте Петрова я тоже двигал бы вахлаков, для сравнения в мою пользу. Они — вахлаки, я — Жан-Поль Бельмондо.
Зато первые заместители у обоих — писаные красавцы. Разве не красавец Пропащев? Как денди лондонский одет. А разве не красавец Палда? Русский богатырь в чистом виде. Здоровый цвет лица, волосы как щётка, а зубы-то, зубы! Даже я допустил восклицание — вот какая людоедская улыбка.
Теперь следи за моей правой ногой: впервые открываю дверь в святая святых. Соглашается переговорить со знатоками дела и красавцами. Ещё вопросы есть? Вопросов нет. Итоги переговоров завтра. Всего доброго.
Завтра посредством этой же ноги справляюсь об итогах. Русский богатырь согласен войти в стачком, лондонский денди отказался. М-да, не ожидал. Зато, утешает Михаил Васильевич, Первачёв так и рвётся в бой. Берём?
Как же не взять Первачёва по прозвищу Братан: бывший парторг завода. Начальника отдела кадров Подосёнова тоже берём. Тут вот какое дело: остановка завода подразумевает ежедневный выход на рабочие места, отметку в табеле и убытие. То есть народ расходится по домам, а табельщицы задерживаются. Кто поощрит их доблестный труд? И тому подобное.
Долго ли, коротко — предварительный список стачкома готов. Панина внесли, само собой. Но забастовочное движение олицетворяю покамест я. Когда после речуги задавали мне вопросы, был и такой: а куда Панин подевался?
Никуда не подевался, даже на ковёр к Пурге мы едем вчетвером: Петров, Панин, Подкидышев и Молотилов.
Ещё не учредили Пермский край, была область. Сидел на области Протопопов, а Пурга отвечал за промышленность. И вот Михаил Васильевич приглашает меня удостовериться, как плохи наши дела. Отвечать-то Пурга не устал, но денег призанять у него даже и не думай: вся областная промышленность на мели.
Попутно убеждаюсь в панинских заручках: Пожарский действительно его знает.
Посиделки у Пурги — высшая ступень моей служебной лестницы в качестве наёмного подстрекателя, дальше по нисходящей. Отдельные всплески внимания будут, но чтобы так со мной носились — больше никогда.
Никуда не подевался Панин, а развил бурную деятельность: торопит заводскую сходку. Актив проводит собрания на местах и подтаскивает ему списки выборщиков. Трах-бах — готово.
Расселись, притихли. Погнали повестку дня.
Уже я не помню, выступал Михаил Васильевич или нет. Скорее всего, коротенько, а потом ловил кайф. На его месте я тоже бы ловил: маленькая, но победа.
Видишь, как правильно меня понял Нагибин: люблю думать и решать за других. Приходится брать слова про кайф обратно. Поразительное великодушие. Почему. Потому что настроение приподнятое: наглая самодеятельность позади. Отбарабанил — и гуляй.
Пока не дам отмашку, постоянно держи в уме, кто здесь атаман, а кто княжна. Братана за борт, например. Не оглашу, да. Выкрикнут с места? Совсем не то, совсем. Но я зачитываю без подлянок, ещё не хватало.
Зачитал. Что началось. Расставлены в зале матюгальники для волеизъявления. Немедленно какой-то дядя начинает поливать Панина. Леонид Иванович Рягузов, как оказалось.
— Вычеркнуть, — кричит, — к чёртовой матери! Долой!
Смотрю, народу по нраву такой оборот. Оживились.
Наверняка полноценный заговор, потому что следом возникает заслуженный старичок и заявляет: Панину верить нельзя. Нельзя верить — предатель: развалил семью, сошёлся с молоденькой. Предал в малом — предаст в большом.
Эге, думаю, прокатят молодчика на вороных. Срочно вмешаться.
Вмешаться легче лёгкого, потому что я занимаю то самое возвышение, с которого давеча вогнал в краску Михаила Васильевича. Дожидаюсь относительной тишины и говорю:
— Работа у него такая: и вашим, и нашим. Дадим ему шанс. Даже порулить забастовкой дадим.
Никто не взвился, а потребовали дополнить список беспощадным Рягузовым. Принимается. Кого ещё включаем волею народа? Серёгу Веселова, Пашу Бякова, Диму Мыльникова, Лёву Малышева и Жоржа Васильевича Ромахина. Всё, мавр сделал своё дело. Схожу с возвышения и погружаюсь в бездну.
Бывает бездна унижения, бывает бездна позора. Позор, как правило, человек навлекает по своей дури, а унижение испытывает в отместку. Чего в моей бездне больше — высчитывать не берусь, а лучше расскажу про учредительное собрание.
Начинаем распределять должности. Берёт слово Подосёнов: предлагаю председателем стачкома Владимира Григорьевича Панина.
Дружно голосуем за Панина, я выше всех руку тяну: пронесло. Потому что Валера Копылов и Анатолий Фёдорович отказались, а я вчера маячил, шишку держал и всё такое. Вдруг Рягузов меня двинет.
Валера отговорился запинками в речи, а Кравченко даже пристыдил: за старика спрятаться хотите. И вот я тяну руку выше всех, а Подосёнов продолжает: состав исполкома. Предлагаю того-то и того-то. Молотилов почему-то не прозвучал.
Хорошо, голосуем исполком. Щеки надувать, вот и всё. Заправляет первое лицо, мне ли не знать. Переходим к утверждению миротворцев.
По Закону стачком время от времени должен садиться за стол переговоров с руководством. Не всем кагалом, а одни только миротворцы, которых Владимир Ильич Ленин окрестил соглашателями. Потому приспособленцы и соглашатели, что полное единодушие с противной стороной: денег нет. Согласились, продолжаем отказываться от работы. Или приступаем, если дураки.
И тут меня обносят. Ладно.
Какие-то ещё назначения. Всё, распределили. Нет, не всё. Берёт слово Панин. Ценное указание: общественный порядок во время митингов и шествий. Обязательно какая-нибудь пьянь выкрикивать начнёт и снежками кидаться. Нужна стачкомовская дружина. Руководителем предлагаю Жоржа Васильевича Ромахина. Кто за? Принимается единогласно. Жорж Васильевич, набирай бойцов.
Вот так я и стал бойцом.
Но это не бездна унижения, а цветочки. Ещё цветочки, ягодки впереди. Даже эти ухмылки ещё не ягодки.
Согласись, что голова у меня работает. Допустим, и раньше такое случалось. Очередное заседание, например, и я прошу слова. Прошу слова, встаю и начинаю ловить на себе ухмылки.
Один раз ухмылки, другой раз улыбочки. На третий рассаживаемся заседать, и Жорж Васильевич дружелюбно со мной здоровается. Привет, говорит. А после запятой во всеуслышание добавляет эту латынь, которая так полюбилась Парнису.
М-да. Называется в местах лишения свободы опустить. Опустили. Того и гляди Рягузов приклонит ухо: ты скажи мне, гадина, сколько тебе дадено?
На следующий раз отворачиваюсь от приветствий Жоржа Васильевича и прошу предоставить мне возможность сделать заявление. Встаю, достаю, зачитываю. Председателю стачкома Панину В.Г. от Молотилова В.С. Выхожу из стачкома по семейным обстоятельствам. Подпись, но без даты.
— Поставлю, — говорю, — когда хотя бы раз ещё услышу это слово. Постоянно будет при мне. Тут некоторые, как я погляжу, распустили хвост. Хотите узнать, как всё было на самом деле? Кто за, прошу поднять руку.
Гробовое молчание — раз, не шелохнутся — два. Никому не нужна правда. Постоял и говорю: то-то.
NB. Всю подноготную бы выложил, даже не вопрос. Хорошо это или плохо? Не знаю. Одно только ясно: славы Азефа мне с той поры не видать как своих ушей. NB is finished.
Ещё бы я не догадался, что тебе до лампочки забастовочная трёшь-мнёшь. Никогда не пригодится в жизни этот прошлогодний снег. И вот я, как дурак, буду перед тобой выворачиваться наизнанку. Во-первых, не перед тобой, во-вторых — иду навстречу пожеланиям добраться до картечи. Мои пожелания, поэтому иду.
Дело в том, что наконец-то мужской праздник я отметил по-мужски. День защитника Отечества 1997 года. Ты правильно сообразил навострить уши: перенимай опыт, всякое может случиться. Именно с тобой.
Уже я намекнул в предыдущей главе, что стал входить в ум, то есть обратил внимание на страждущих и обремененных. Располным-полно. Почему, например, соседская Ольга осталась одна с Настей на руках? Очень просто: тяжёлые роды, девочка появилась на свет задушенная пуповиной. Обнаружились отклонения в развитии. Отклонения налицо, зато благоверный куда-то подевался. Господь не без милости: вырастает Настя всё при всём, учится на пятёрки. Ольгин благоверный туки-тук: разрешите проявить себя в роли отца. Тишина да огни маяков.
Так и осталась Ольга куковать, потому что соседская. На моих глазах выросла. Дядя Володя, вот какое обращение. Сейчас перешла на Володю, да уж поздно.
Поздно, потому что не Володя, а Вовик.
Всем я в своей жизни доволен, за исключением имени. Дело было так. Принесли в барак из роддома. Собрался народ на домашние крестины, так называемую кашу. Работяги, строители Камской ГЭС. И Зеберг с ними. Виктор Николаевич Зеберг, начальник управления треста Спецгидроэнергомонтаж. Дым коромыслом, да что толку: не могут выбрать имя. Один выкрикнет, другой перекричит. Ладно. Зеберг молча всех выслушал и говорит: Владимир Мономах. Единогласно поддержали.
Кроме младенца. Как зареву. Почему-то Владислава зовут Владиком, а не Вовочкой. Одновременно подросли, я и Владик. Опять он весь такой ладный Влад, а я зыбко-волокнистый Володя. Где они накопали эти кольчатые гласные, хотелось бы знать.
И пошло-поехало — противоположный пол обзывает Володей, а дражайшая половина того хуже извращается: Вова. Только избавила судья от Вовы, опять Володя устами невест. Хоть в монастырь беги за переименованием.
И вдруг я слышу: Вовик.
Шучу, да. Нам ли растекаться слёзной лужею.
Нам.
Встречал ты женщину, оба сапога у которой на правую ногу? Или оба на левую, та же самая уценка последнего разбора. А у твоей избранницы — выходная обувь. И ты покупаешь ей парные сапожки. Как влитые, берём. И перчатки без дыр. А потом она выбирает беретик подешевле, но со вкусом. И вы съезжаетесь. И твоя мама всячески отговаривает покупать обручальные кольца. И твой папа на свадьбе возглашает: „Так выпьем за этих несчастных!”
Но с кольцами и пропоем свободы я забежал вперёд. События развивались так: сама же мама и сосватала. Состав семьи: дочь Надя двенадцати лет, собака пудель Мирабелла и кошка Сильва. Благоверный то уходил, то возвращался, пока не развелись.
И вот мы условились о смотринах, и они меня встречают. Отторжения вроде бы нет. Посидели, попили чайку, пора восвояси. Можно, говорю, тебя поцеловать в щёчку. Ка-ак отпрянет.
Но договорённость об ответном визите уже достигнута, и он совершается. Сколько ни напрягаю память — следа не осталось от застолья. Даже Османа не помню, хоть убей. Вся эта рутина затёрта мужским праздником.
Всё-таки любопытно, чем потчевал. Делаю перерыв на очную ставку. Готово: борщ, шарлотка и чай с вареньем из крыжовника.
И вот мы угостились и оказываемся рядом на диванчике. И я ей говорю: как жаль, что ничего нельзя. И она отвечает спустя раздумье: всё можно.
Был у нас на Гайве священник, отец Вячеслав. Родом из Белоруссии, куда и вернулся. Но пока служил здесь, окормлял в том числе и меня. На вопросы о личной жизни следует отвечать единообразно: слава Богу, никто не завидует. Никто не завидует, а я начну трепать языком. И у тебя слюнки потекут. Нет уж. Лучше я расскажу о предательстве.
Овчаркам вредно благоустроенное жилье, а их владельцам и подавно: пыль столбом. Сколько не вычёсывай пух, всё равно летит. Особенно весной. А у Надюшки на него почесуха. Вопрос: а как же пудель. Ответ: с пуделя ничего не летит. И псиной не пахнет. Потрясающая бесследная порода.
И опять мамина помощь: военный институт внутренних войск. Алма-Атинское пограничное училище закрыли, племенной питомник перевели на Гайву. Основная порода служебных собак — немецкая овчарка. Можно попытаться пристроить через майора Сидоренко.
Ещё в проходной мне сказали, что староват. Семь лет — староват. Прибываем в расположение питомника. Благоустроенный городок для собак. Тут же и кухня, курсанты снуют с вёдрами каши. Майор подзывает одного: возьмёшь немца? Парень видит мозолистые локти Османа и мотает головой: не надо. Подошли ещё ребята. Есть кто желающий? Помялись и в сторонку. Остался чернявый, большеглазый, худой. Звать Руслан. Присел на корточки, погладил Османа по голове. Опять у меня плач на реках Вавилонских, ох и тяжело вспоминать.
Конечно, следил за дальнейшей судьбой. Отлично прижился и служит. Самое страшное подступило, когда Руслану выпускаться. Вдруг не возьмёт с собой. И усыпили бы. Взял.
Всё-таки продолжаю про забастовку. Хотя бы для того, чтобы ты уловил разницу со стачкой. Тот самый случай, когда исключение подтверждает правило не употреблять иностранные слова.
Теперь смотрим происхождение слова ‘стачка’: от глагола ‘стакнуться’ — тайком сговориться, условиться, войти в соглашение для совместных действий.
Вывод: у всех забастовка, а у меня стачка. Только у меня: ни с кем другим представитель работодателя в тайный сговор не входил. На языке преступного мира называется подельники, причём я крышую.
Обрати внимание: крыша никому ничего не должна, и ей то же самое. Даром.
Даром только птички поют, вот именно. Разве я не получил удовольствие? Получил. Очень приятно сделаться важным и оказывать покровительство.
Последствия моего важничания: ступа с Бабою-Ягой обула колёса и катит по рельсам законодательной базы.
Вот и остановка завода 4 марта 1997 года. Не с бухты-барахты, а спустя предписанные мероприятия.
Зашли, отметились, вышли обратно. Митинг на площади возле проходной. Жорж Васильевич раздаёт бойцам нарукавные повязки и распределяет посты. Мне поручен глубокий тыл.
Глубокий тыл переводится железнодорожные пути Горнозаводского направления. Охрана переезда. Разве пустяк? Вовсе нет. С честью справился: ни одного состава под откос.
Но дальновидность имеет пределы, включая вождей. Разве не проспал Сталин внезапное нападение? Проспал, хотя только к войне и готовился. То же самое Панин: следовало меня перевести на охрану Соликамского тракта.
Перевести, предусмотреть горячее питание и пункт отправления естественных надобностей. Круглосуточно, да. И я бы предотвратил то самое, из-за чего нам угрожал Поединцев.
Лихая година замечательна тем, что сразу видать, кто есть кто. Некоторые раскрываются с неожиданной стороны: мой случай. То Нагибин в подельниках, то какой-то Петров. „Опускаюсь всё ниже и ниже”, — бил себя в грудь писатель Шукшин устами Егора Прокудина, урки с чистой совестью.
Шукшин умер именно потому, что Василий. От огорчения. Коты сплошь Васьки. То ли дело Егор. Я бы тоже не отказался от Егора: опускаясь рывками, в промежутках можно шаркнуть по душе Салтыковым-Щедриным и Гоголем. Благо поступки Михаила Васильевича Петрова — густопсовая достоевщина.
NB. Неопровержимо доказано в главе «Юрий Маркович» этого произведения, что Нагибин — проделки Велимира Хлебникова, белого чёрта. Из поступков Михаила Васильевича Петрова выскакивает чёрт чёрт его знает какого цвета, но не лысый никоим образом. NB is finished.
Стачком заседает не за колючей проволокой, а снаружи: свободный вход в отдел кадров и к народным избранникам на окладе. Сюда и пожаловал мэр Перми со свитой.
Пожаловал, пауза. Сидим нос к носу и ждём. Чего. Михаилу Васильевичу велено срочно сюда, а его нет и нет. Нет и нет, нет и нет.
Упёрся: прошу ко мне. Велено прыжками, а он упёрся. Приступая к угрозам, первым делом Поединцев обещал припомнить эту наглость.
Это и есть начало конца Михаила Васильевича: отказ явиться на объединённое заседание стачкома и градоначальства. Неохота схлопотать при подчинённых. А ты яви смирение паче гордости, мил человек. Такое выкажи непротивление злу, чтобы Лев Толстой в гробу перевернулся. Мы поймём и оценим. А то ведь как получилось: мальчишество.
Неделю спустя нагрянул Простолобов. Опять-таки во время нашего заседания. Базарная баба. Поединцевские понты подкупают, простолобовский шарап мерзит. Сразу орать.
Тут и выяснилось, что за птица Братан: умыкает Простолобова, как девку в борделе. Предварительно вытурив из борделя всех до единого.
Вытурил, заперся, давай обрабатывать. И уломал-таки высокого гостя проследовать за колючку. Дяденька Достань Воробушка — вот какая высота служебного положения: первый заместитель Протопопова.
Сам же Братан потом и проболтался: даже не мальчишество, а уму непостижимо. Только Простолобов набрал обороты, Михаил Васильевич заявляет:
— Ещё на работу ко мне придёшь устраиваться.
NB. Только пятнадцать лет спустя выяснился потаённый смысл поступков Михаила Васильевича Петрова: отечественная изящная словесность. Зов трубы очнуться мне от плетения словес и продышаться почвой и судьбой. Самая гуща лихой годины, почти война. NB is finished.
Почему такой гонор? Потому что тема «Фырк» ещё не закрыта, отнюдь. Предыдущие две ушли в молоко, ну и что. Послушаем этих крикунов, когда Ельцину доложат об успехе.
А я сижу и ножки свесил. Только и заботы — следить за речью Жоржа Васильевича и удивляться на прыть Братана. Плохо ты меня знаешь, вот что.
| 3 апреля 97 | |
| РЕСПУБЛИКА БЕЛАРУСЬ, г. МИНСК | |
| ПРЕЗИДЕНТУ ЛУКАШЕНКО А.Г. |
сличи с подлинникомСличи с подлинником, не поленись. Любопытная вверху пометка: фельдъегерской почтой от 8.04.97 г. Лично моё вмешательство во внутренние дела государства Беларусь.
| 3 апреля 97 | |
| МОСКВА, КРЕМЛЬ, | |
| СОВЕТНИКУ ПРЕЗИДЕНТА ДЬЯЧЕНКО Т.Б. |
сличи с подлинникомТоже моих рук дело. А вот ещё:
| 4 апреля 97 | |
| МОСКВА, | |
| ПАТРИАРХУ МОСКОВСКОМУ И ВСЕЯ РУСИ АЛЕКСИЮ II |
сличи с подлинником и с черновикомНе сижу и ножки свесил, а вношу посильный вклад. Потому что угроза хлопнуть дверью подействовала: улыбочки рассосались, а Жорж Васильевич безоговорочно перешёл на имя-отчество. Почему бы не использовать голову по прямому назначению. И я в установленном порядке прошу слова, встаю и предаю черновики гласности. Предупредив:
— Замечания по Татьяне и Батьке учту, но попробуйте встрять в послание к Патриарху — отбой всем троим.
Зачитал, обмен мнениями, ставится на голосование. Принято единогласно. До сих пор в ушах покаянные вздохи: да, мы грешники. Славные подобрались ребята.
Включая Панина. Оправдал доверие, но Палдой прямо горжусь. Подробности.
Приходит время посольства в стольный град, снаряжаем представителей. Были намечены у меня Пропащев и Палда, едут Палда и Панин. Какие-то посулы они привезли. При условии прекращения забастовки, конечно.
NB. С этой поездки начался стремительный взлёт Палды. Как же не похвалить Петрова: знал, кому доверить. Даром наработались по самое немогу, поручает Палде искать заказы на живые деньги. Заграница нам поможет, вот именно. Трах-бах — выигрываем тендер ЦЕРНа. То есть Палда выигрывает, личная заслуга. Обошёл сорок три мировых производителя. Называется кольца детектора Большого адронного коллайдера.
До сих пор кольца стоят, а Палду выгнали. Стремительный взлёт и стремительное падение. Пришёл на готовенькое Поломоев, Палда — живой укор. И выгнали. NB is finished.
Ходоки вернулись, на повестке дня вопрос возобновления заводских работ в полном объёме.
Легко сказать возобновление, сначала убеди Рягузова. Только погашение всей задолженности. Утром деньги — вечером стулья. И не один Рягузов такой.
Берётся убеждать русский богатырь Палда:
— Уберите от меня этот графин: за последствия не ручаюсь!
Немедленно убрали графин, и Палда каким-то чудом оставляет в живых Рягузова, безнадёжно больного человека. Съёживает в серо-жёлтый комок, вот какой напор. Но из руин встаёт невредимая Галя Горохова: если пройдёт это позорное решение, больше я сюда ни ногой.
Так и поступила, кстати. Не то что я, прихвостень: поддерживаю приостановку забастовки. Долго ли возобновить. Обманут — снова избушку на клюшку, законодательная база не препятствует. Достаточно предупредить за три рабочих дня.
И Галина Григорьевна Рябова бросает мне в лицо:
— Предатель!
Уговор был про латынь, перевод не считается. Утираюсь, и большинством голосов проходит приостановка.
И давай мы жить-поживать в подвешенном состоянии. Называется последнее китайское предупреждение. То есть время от времени собираемся и заслушиваем Песенцева. Который уведомляет, что где-то ему твёрдо пообещали. Или завтра пообещают наверняка.
Наши действия:
— Ты это... уж постарайся. Не подкачай!
Десятки раз грозили пальчиком. Уже зная, что тема «Фырк» закрыта. Вот была кость в горле у вероятного противника — ничего подобного нет и покамест не предвидится. Но третий пуск, на который возлагал такие надежды Михаил Васильевич Петров, оказался даже неудачнее предыдущих. Аминь.
Под шумок истекли полномочия СТК, но никто этого не заметил. Включая меня. Другие совершенно заботы: обвал рубля.
‹...› Меры и методы, применявшиеся в рамках макроэкономической политики российских властей, напоминали “дурную бесконечность”. Сходные по смыслу действия, раз за разом приносившие отрицательные результаты, повторялись, тем не менее, вновь и вновь. Ставка упорно делалась на очень ограниченный набор мер монетарного, бюджетного и фискального характера. ‹...› При этом огромный вклад в поддержание высокого уровня недоверия в российской экономике вносило само государство, которое, применяя сомнительные антиинфляционные методы, превратилось в самого крупного нарушителя финансовых обязательств.С одной стороны, скукожились в ничто долги по зарплате, с другой — потянул в стране ветер перемен. Повеяло здравомыслием, а форточка закрыта.
При чём тут забастовка. Лицемерие в чистом виде: завод работает в три смены. Приостановленная забастовка — блеф и понты. Но форточка закрыта. Почему бы не отворить.
Потому что не влезай — убьёт. Поединцев и Простолобов, да. Заминировали растяжками вдоль, поперёк и с угла на угол. И цедят сквозь зубы:
— Скиньте Петрова — пришлём сапёров.
Вот когда икнулось нам гусарство Михаила Васильевича. Тебя просили хамить паханам? Не просили. Ну и катись.
Неужели это я так думаю. Именно я. И думаю, и вслух. Потому что не пацанёнок из шаечки, а самостоятельный Азеф.
На моей совести — мой работодатель Петров. Посредник стачки Подхваткин остался жив, но слетел немедленно после прихода Поломоева, и на его место сел Панин. А Петров умер от сердечного приступа.
Кому-то Азеф покажется натяжкой: Панин сделал всё, чтобы оттеснить меня от кормила забастовки.
Но стачка-то никуда не подевалась. Между Петровым и мной. Задора наёмный подстрекатель не терял, очень даже прислушивались. Вдруг не самодеятельность, а ценное указание озвучиваю.
И нá тебе: око государево заодно с Лёвой Малышевым. Отморозок из котельной, режет правду-матку кому хошь, даже Песенцеву. А теперь оба жаждут усекновения главы, око и отморозок. Хватит цацкаться и всё такое. Ну и ну.
Долго ли, коротко — стачком обкашлял возможные последствия недоверия, после чего большинство поддержало высшую меру наказания. Панину предстоит плаха, топор и красная рубаха. Палачество, да. Назвался груздем — лечись дальше. Вместо меня.
Свершилось. Решение забастовочного комитета становится достоянием заводчан — раз, поголовный опрос вымарыванием ненужного Да | Нет | Воздержался на квиточках строгой отчётности — два, Панин подбил цифирь — три, сходка в клубе «Хрустальщик» 20.04.99 г. — четыре.
Ну и что повестка дня, бабушка надвое сказала. Ещё надо поставить на голосование живых людей. Подумаешь, безымянные почеркушки. Докажите, что не подлог. Американские наблюдатели были? Нет. Объявляю вашу цифирь подлогом и вчиняю Панину иск. Все свободны до решения суда. Неугодное мне обжалую.
Можно так перевернуть? Запросто. Вспоминай мой случай: выскочил упомянутый Панин и заболтал вопрос. Но сейчас он торопится услужить с точностью до наоборот. Отбарабанил сводку и покидает возвышение, с которого я два года назад выволок его из мясорубки.
Нижеследующие подробности тебе ни к чему. И Нагибину ни к чему. И Льву Толстому ни к чему. Шекспир — вот ради кого я потею, горблюсь и обезображиваю чело глубокими, как Большой Каньон реки Колорадо, морщинами. Шекспировские страсти.
Ну так вот, возвышение опустело, и спустя короткую перебежку и непродолжительный скрип за столом со скатертью до пола замирают Панин и Петров. Рядом, локоть к локтю. Гробовое молчание зала: Панин, повторяю, только что дал отбой пребыванию Петрова М.В. на посту первого руководителя.
И первый руководитель встаёт, чтобы воззвать к моей совести.
Вот кто владел словом — Михаил Васильевич Иванов (1942–2000). Петров, прошу прощения. Чётко, выпукло, с расстановкой. Не люблю перевирать паузы отточиями, но придётся.
— Вы что, думаете, сами устроили забастовку? Это я её начал, я-а-а. Ну-ка, встань, кому я поручил. Встань. Этот, как его... Ну этот...
И Панин ему подсказывает:
— Молотилов! Молотилов!
| Передвижная Выставка современного изобразительного искусства им. В.В. Каменского | ||
| карта сайта |  | главная страница |
| исследования | свидетельства | |
| сказания | устав | |
| Since 2004 Not for commerce vaccinate@yandex.ru | ||
