Проблемы всемирного искусственного языка интересовали Хлебникова со студенческих лет. ‹...› В автобиографической прозе «Еня Воейков» (1904) поэт описывает впечатления от трудов философов XVII века, упоминая имена Декарта, Спинозы, Лейбница, Ньютона. В статье «Время мера мира» Хлебников говорит о мышлении посредством слова как о малосовершенном измерении мира и вспоминает в этой связи Лейбница с его восклицанием: „настанет время, когда люди вместо оскорбительных споров будут вычислять” (воскликнут: calculemus) (1915). ‹...›
         Провозглашаемый Хлебниковым принцип сведения всех понятий к немногим чисто геометрическим операциям на логическом поле, в результате чего возникает много нового сомкнутого смысла, находится в полном соответствии с положениями Локка о „немногих первичных или первоначальных идеях”, из которых „произошли или составлены все остальные”. ‹...›
         Итак, сам замысел значкового языка, теоретические предпосылки его построения и выбор основных единиц обусловлены философией XVII в. — исследованиями в области универсальных языков и «Опытом...» Локка. В то же время хлебниковский принцип единообразной классификации единиц языка с помощью нумерации в родословном древе по порядку возраста в корне отличается от “качественных” классификаций, к которым применимо замечание Хлебникова, высказанное им в последние годы жизни: Европейский разум не вылетел как птица из скорлупы веса и вещества (РГАЛИ, ф. 527, оп. 1, ед. хр. 93, л. 8). Представляется, что именно в процессе работы над своим значковым языком Хлебников постепенно переосмысливает возможности искусственных языков с их строго и однозначно заданными единицами. Действительно, попытку творчества новых понятий (узлов и точек мысли, её повторов, внезапных изгибов и ценных, красивых движений) в рамках значкового языка трудно признать полностью удавшейся. Если в начале работы над своим языком Хлебников разделяет убежденность философов XVII века в несовершенстве естественного языка (Жалкий означающий лай, символический вой человеков нашего времени будет заменен символической музыкой в времени горнего человека. Подспорьем ему будет письменный язык всех народов), то скоро он убеждается в том, что именно благодаря своей недоопределённости естественный язык обладает большей выразительной силой, чем формальные системы (об этом свидетельствует запись: Упреки ко всему русскому мыслящему и думающему в недостаточном понима‹нии› духа русского языка.