Перцова Н.Н.

O “звездном языке” Велимира Хлебникова

Я хочу вынести за скобки общего множителя,
соединяющего меня, солнце, небо,
жемчужную пыль.
В. Хлебников

В рукописи Велимира Хлебникова, датированной 22 марта 1920 г.,
имеется следующий набросок:¹

В этом “сценарии” сконцентрировано представление Хлебникова о звёздном языке — мировом языке будущего, призванном отражать смыслы самими своими звуками. Название звёздный язык Хлебников объяснял двояко. Во-первых, это язык, лишь смутно осознаваемый человеком при солнечном свете разума и проявляющийся яснее в звёздных сумерках непосредственного эмоционального восприятия. Слово делится на чистое и на бытовое. Можно думать, что в нем скрыт ночной звёздный разум и дневной солнечный. ‹...› Самовитое слово отрешается от признаков данной бытовой обстановки и на смену самоочевидной лжи строит звёздные сумерки (V, 229).² Во-вторых, это язык, общий всей звезде, населенной людьми (III, 376).

В понимании Хлебникова, эти два значения слова ‘звёздный’ сближаются. Хлебников исходит из того, что древнему человеку было присуще образное восприятие мира, соотносящее звук и предмет, которое лишь в слабом, замутненном виде проступает в современных “умных” языках и более отчетливо прослеживается в заговорах, заклинаниях и других способах магического использования языка. Если различать в душе правительство рассудка и бурный народ чувств, то заговоры и заумный язык есть обращение через голову правительства прямо к народу чувств, прямой ключ к сумеркам души как высшая точка народовластия в жизни слова и рассудка (V, 225). По-видимому, язык так же мудр, как и природа, и мы только с ростом науки учимся читать его (V, 231). Хлебников пытается найти эту странную мудрость (V, 225) с тем, чтобы положить её в основу нового общечеловеческого языка.

Рассмотрению звёздного языка и посвящена настоящая статья. В ней будут затронуты следующие вопросы: (1) предыстория создания этого языка, (2) подступы к его созданию, (3) его общий вид и (4) связь с хлебниковской теорией времени. В приложениях приводятся две ранние рукописи Хлебникова, посвященные разработке искуственных языков — немого языка графических значков и языка музыки.

1. Предыстория создания звёздного языка

Проблемы всемирного искусственного языка интересовали Хлебникова со студенческих лет. В настоящем разделе мы рассмотрим две предпринятые им попытки разработки подобных языков, относящиеся к раннему периоду его творчества.

В автобиографической прозе «Еня Воейков» (1904 г. — ИРХ, 309) поэт описывает впечатления от трудов философов XVII века, упоминая имена Декарта, Спинозы, Лейбница, Ньютона. В статье «Время мера мира» Хлебников говорит о мышлении посредством слова как о малосовершенном измерении мира и вспоминает в этой связи Лейбница с его восклицанием: „настанет время, когда люди вместо оскорбительных споров будут вычислять” (воскликнут: calculemus) (1915 г. — SS, 446). Соответствующая цитата взята из диссертации Лейбница «De arte combinatoria», в которой рассматривается проблема универсального языка — одна из центральных проблем науки XVII века. Первые опыты Хлебникова по созданию универсальных языков, несомненно, связаны с соответствующими философскими работами, поэтому начнем с краткого изложения этой проблемы.³

В начале XVII в. Ф. Бэкон высказал мысль о „несовершенстве слов”, которая затем повторялась практически во всех философских трактатах, и предложил использовать для общения значки типа иероглифов, непосредственно представляющие вещи. Поскольку к этому времени уже произошло падение латыни как языка международного общения, а философы стремились к выражению своих мыслей на строгом и формализованном языке, создание единого для разных народов совершенного искусственного языка на протяжении целого века оставалось в центре внимания ученых. Проекты универсальных языков появлялись с 1620-х годов — сначала во Франции, а потом в Англии. Первая дошедшая до нас книга с описанием универсального языка относится к 1638 г. — это «The Man in the Moone» епископа Годуина. Герой книги, посетивший Луну, описывает язык её обитателей, звуки которого не выразимы посредством букв, а некоторые слова состоят только из музыкальных тонов. Идея использования музыки в качестве международного языка встречается позже и у других исследователей, в частности, у Дж. Уилкинса и Г.В. Лейбница.

Универсальные языки строились на основе одного из двух подходов: идущего от Р. Декарта логического, основанного на принципах семантического разложения, создания той или иной понятийной классификации, и идущего от М. Мерсенна “изобразительного”, художественного, при котором элементы языка предполагаются априорно очевидным.⁴

Более широкое распространение получил первый подход. Был разработан целый ряд понятийных классификаций для универсальных языков, самой продвинутой из которых была классификация Уилкинса.⁵ В ней выделено 8 общих классов вещей, выражаемых согласными звуками, например, “Растения” (G), “Животные” (Z), “Качества” (Т). Подклассы внутри каждого класса выражаются слогами; внутри каждого из подклассов допустима дальнейшая классификация, задающая следующий слог. Так, если ‘камень’ выражается слогом Di, то его разновидность ‘булыжник’ — парой слогов Diba. Каждому “слову” приписывается и графический символ. Проект языка Уилкинса получил высокую оценку на заседании Лондонского королевского общества; предполагалось даже, что этот язык будет введен в школьные программы, поскольку, изучая его, дети одновременно могли бы знакомиться с научной классификацией вещей.

Язык Уилкинса имел как устный, так и письменный вариант, в то же время многие другие универсальные языки (например, язык Ф. Лодовика⁶) располагали только письменными, непроизносимыми символами (“алфавитом мыслей”).

В приложениях к настоящей статье приведена транскрипция двух ранних рукописей Хлебникова, посвященных разработке искусственных международных языков.⁷

Первая рукопись (см. Приложение 1, с. 372–382) представляет собой школьную тетрадь с надписью Значковый язык на обложке (на л. 2 об. поясняется, что это немой язык). В ней Хлебников обращается к лингвистической проблематике XVII в. и пытается построить собственный “алфавит мыслей”. В его исследовании заметно влияние еще одного основополагающего лингвистического труда того времени — книги Дж. Локка «Опыт о человеческом разуме».⁸

Значковый язык, призванный вобрать в себя понятия логики, философии и науки вообще (л. 11), входит, тем самым, по классификации XVII в., в разряд философских языков. Провозглашаемый Хлебниковым принцип сведения всех понятий к немногим чисто геометрическим операциям на логическом поле (л. 16), в результате чего возникает много нового сомкнутого смысла (л. 3), находится в полном соответствии с положениями Локка о „немногих первичных или первоначальных идеях”, из которых „произошли или составлены все остальные”. К таким идеям Локк относит идеи протяженности, плотности, подвижности, восприимчивости, существования, продолжительности и количества (II–21–73). Нетрудно заметить, что примерно тот же круг понятий описывается в значковом языке.

Некоторые более частные понятия, рассматриваемые Хлебниковым, также, по всей видимости, введены под влиянием книги Локка. Так, понятия сосуществование, послесуществование, послебыть и послебытель (лл. 8, 15), по всей видимости, навеяны рассуждениями Локка о тождестве и различии (II–27), в частности, о „тождестве личности при смене субстанции” (II–27–11). Список подобных совпадений можно продолжить.

Как некоторое отступление от принятого в рукописи способа задания единиц значкового языка выглядят толкования двух слов нравственность (и нравственный) (лл. 25, 26) и разум (л. 19). В обоих этих толкованиях чувствуется связь с книгой Локка. Однако, если при толковании нравственности как „способа достижения максимума блага личности при максимуме блага общества” с использованием промежуточного понятия “мета” Хлебников продолжает нить рассуждений Локка, трактовавшего „нравственные добро и зло как согласие наших действий с некоторым законом” (II–28–5), а нравственность как „отношение действием к этим правилам” (II–28–14), то при толковании разума как „неустойчивого равновесия инстинктов” Хлебников возражает и Локку (IV–17), и общей убежденности XVII в. в могуществе разума.

Итак, сам замысел значкового языка, теоретические предпосылки его построения и выбор основных единиц обусловлены философией XVII в. — исследованиями в области универсальных языков и «Опытом...» Локка. В то же время хлебниковский принцип единообразной классификации единиц языка с помощью нумерации в родословном древе по порядку возраста (лл. 13 об., 17) в корне отличается от “качественных” классификаций, к которым применимо замечание Хлебникова, высказанное им в последние годы жизни: Европейский разум не вылетел как птица из скорлупы веса и вещества (РГАЛИ, ф. 527, оп. 1, ед. хр. 93, л. 8). Представляется, что именно в процессе работы над своим значковым языком Хлебников постепенно переосмысливает возможности искусственных языков с их строго и однозначно заданными единицами. Действительно, попытку творчества новых понятий (узлов и точек мысли, её повторов, внезапных изгибов и ценных, красивых движений) (л. 12) в рамках значкового языка трудно признать полностью удавшейся. Если в начале работы над своим языком Хлебников разделяет убежденность философов XVII века в несовершенстве естественного языка (Жалкий означающий лай, символический вой человеков нашего времени будет заменен символической музыкой в времени горнего человека. Подспорьем ему будет письменный язык всех народов — л. 14 об.), то скоро он убеждается в том, что именно благодаря своей недоопределенности естественный язык обладает большей выразительной силой, чем формальные системы (об этом свидетельствует запись: Упреки ко всему русскому мыслящему и думающему в недостаточном понима‹нии› духа русского языка — л. 23).

Не случайно в этой связи его обращение, хотя и мимолетное, к языку музыки (также способной выражать неопределимое, “мнимое”) в рукописи, представленной в Приложении 2 (с. 383–384). Она начинается с обсуждения достоинств и недостатков эсперанто (этот её фрагмент был опубликован В.П. Григорьевым⁹), далее следуют рассуждения о возможности использования для общения языка музыки. Сама идея, как мы видели, также восходит к XVII в., однако способы её реализации, как представляется, отличаются от предшествующих предложений. Так, в упомянутой выше диссертации Лейбниц предлагает следующее. Каждой простой идее приписывается простое число, сложной идее, состоящей из некоторой совокупности простых идей, приписывается коэффициент, равный произведению соответствующих простых чисел; например, если ‘животное’ представлено как 2, а ‘разумное’ — как 3, то ‘человек’ представляется как 6. Далее цифрам приписываются членораздельные звуки (например, коэффициент 81374 произносится как “mubodilefa”) и ноты. Тем самым гармоничность или какофоничность результирующей мелодии — дело чистого случая. У Хлебникова, напротив, сочетания звуков подбираются в соответствии с эмоциональной оценкой соотнесенных с ними понятий: какофония выражает зло, гармония — добро. На л. 3 даются пояснения к некой музыкальной пьесе, выражающей дискретные смыслы, однако остается неясным, действительно ли Хлебников её создал (и она была утрачена позже) или только собирался это сделать.¹⁰

Если значковый язык построен на основе идущего от Декарта логического подхода, то более поздний звёздный язык продолжает вторую линию развития универсальных языков — идущий от Мерсенна “изобразительный” подход.

Универсальный язык, разрабатывавшийся французским математиком Мерсенном,¹¹ должен был быть самоочевидным для всех людей. Звуки в нем наделены тем смыслом, который, по предположению Мерсенна, подспудно ощущает каждый. Так, гласным соответствуют следующие значения:

а, о —  большое и благородное;

е —      нежные, изящные вещи, звук пригоден для обозначения печали или траура;

i —       очень маленькие вещи;

о —      выражение высоких страстей;

u —      темные, потаенные вещи.

Основанием для приписывания звукам тех или иных значений для Мерсенна явилось предпринятое им исследование соотношения фонетической и смысловой структуры стиха в классической поэзии. Смысл звукосочетаний строился из смыслов отдельных звуков по комбинаторным правилам с помощью специальных “таблиц пермутаций”. Получающиеся в результате слова должны были, по мысли Мерсенна, „объяснять сами себя”, то есть непосредственно задавать смысл самими входящими в них звуками. (В XIX–XX вв. проблемой непосредственного соотношения звука и смысла применительно к языку поэзии — т.е. звуковым символизмом — занимались многие поэты от Артюра Рембо до Андрея Белого.)

На основе той же идеи непосредственной образной, изобразительной понятности языка разрабатывался и ряд других универсальных языков, связанных с рисунком (иероглифическим письмом) или использующих иврит, который считался “праматерью” всех языков, а потому в нем предполагалось свойство быть понятным “по природе”.

Однако при определенном сходстве подходов к построению “изобразительных” универсальных языков и хлебниковского звёздного языка между ними имеется и одно существенное различие: каждый универсальный язык строится на основе одной системы классификации, в то время как звёздный язык, как будет видно из дальнейшего изложения, одновременно использует несколько таких систем, апеллирующих и к разуму, и к чувству.

2. Подступы к созданию звёздного языка

Поворот Хлебникова к естественному языку и мощный словотворческий взрыв, относящийся к 1907–1909 гг. (отметим, что из 9 тысяч известных нам сейчас неологизмов поэта более половины созданы именно в эти годы), возможно, связан с его неудовлетворенностью результатами предшествующих опытов по разработке искусственных языков. Знаменитые словотворческие тетради 1907–1908 гг. (ныне собраны в конволют — РГАЛИ, ф. 527, оп. 1, ед. хр. 60) позволяют воочию увидеть многоплановую работу Хлебникова над словом. Уже в этих тетрадях прослеживается и интересующее нас сопоставление звуков речи и смыслов (хотя само название звёздный язык появляется значительно позже). Подступами к звёздному языку можно считать часто встречающиеся в них списки слов, начинающихся с одного звука или слога.

Следующая по времени сохранившаяся тетрадь (примерная датировка:
конец 1908–1909 гг. — РГАЛИ, ф. 527, оп. 1, ед. хр. 63) наряду с этим содержит и прямые описания смыслов звуков и звукосочетаний (порой не совпадающие с теми, которые приписываются им в окончательном варианте звёздного языка). Примеры:

Приемы, которыми пользуется Хлебников для наделения звуков смыслами, предвосхищают метод “минимальных пар” структурной лингвистики, суть которого состоит в том, что для выявления различительных признаков данного языкового уровня подбираются пары минимально различающихся языковых единиц. Именно так действовал и Хлебников, сопоставляя пары слов, различающихся на один звук (обычно, но не обязательно, первый в слове), ср.:

Встречаются у Хлебникова и так называемые “квадраты”, т.е. соположенные пары оппозиций, которыми в 20-е годы широко пользовался основоположник современной фонологии Н.С. Трубецкой, ср. следующую запись (л. 9 об.):

кол| |кор
|
клажакража

3. Общий вид звёздного языка

Разработка звёздного языка — дело художников мысли, которые должны создать азбуку понятий, строй основных единиц мысли (V, 217). Единицы мысли, по Хлебникову, — это эпитеты мировых явлений (V, 291), обобщенные образы физических законов и их метафорического переноса в сферу человеческой жизни. Хлебников живо ощущал некое внутреннее единство разноплановых и разнородных явлений: Язык человека, строение мяса его тела, очередь поколений, стихи‹и› войн, строение толп, решетка множества его дел, самое пространство, где он живет, чередование суши и морей — все подчиняется одному и тому же колебательному закону (ВЛ–85–10, 170). Каждому такому эпитету Хлебников сопоставляет отдельный звук.

По Хлебникову, слово имеет тройственную природу: слуха, ума и пути для рока (V, 188). Тем самым поэт намечает три основных подхода к наделению звуков смыслами.

— Непосредственное эмоциональное восприятие звука (Так ли художник должен стоять на запятках у науки, быта, события, а где ему место для предвидения, для пророчества, произвола? — (V, 275)), в частности, соотнесение его с цветом и формой.

— Поиски смыслового сходства у близких по звучанию слов русского языка, в особенности слов, начинающихся с одного звука (этот подход А.Е. Крученых удачно назвал „поэтической этимологией”);¹² привлечение материала других языков, в частности, славянских (V, 228–229, 302), а также персидского, санскрита и т.д.

— Исследование слова как пути для рока на материале начальных букв исторических имен и названий. В первой согласной мы видим носителя судьбы и путь для воль, придавая ей роковой смысл. ‹...› Как нитями судьбы рубежный звук сопутствует державам от колыбели до заката (V, 188). (Примеры: Р и Г в названиях противоборствующих стран, А в названиях материков.)

В звёздном языке согласным и гласным отводится разная роль (РГАЛИ, ф. 527, оп. 1, ед. хр. 84, л. 6 об.):

Основная смысловая нагрузка падает на согласные (их 19): каждый согласный звук скрывает за собой некоторый образ и есть имя (V, 237). Образы согласных многократно описаны Хлебниковым: В — волновое движение или вращение, Д — отделение части от целого, З — отражение и т.п.¹³

Кроме звуковых образов, согласным соответствует и зрительные образы — им приписываются форма и цвет. Образ формы в большинстве случаев навеян, по всей вероятности, графикой соответствующих русских букв, ср. следующие примеры: А вдали стоял посох Гэ, сломанный надвое (III, 327); Гэ — движение точки под прямым углом к основному движению, прочь от него (III, 333); Гэ — это то, что высоко подымает равнину, / Гэ — высота треугольника, углом подымает он / Цепи сторон над третьей, равнинной. / Гэ — уклоненье струны от прямого пути, / Если согнулась струна, / И дает треугольник путей с дорогой основы. / Гэ это вер‹а› (РО ИРЛИ, P. I, on. 33, № 36, л. 3); И буква Тэ / Ложилась прямым косяком / На черноте (V, 91); ‹...› Эля зубцы (III, 325); ‹...› И Эль одежд во время бега (III, 330); Ч [видится] в виде чаши (V, 219); Вы видели Маву / У свайных столбов буквы Эм (V, 112–113). Интересен случай обыгрывания графического облика целого слова: Вылетит Эр, как горох из стручка — из слова Россия (III, 327). Сходство последовательности (графически округлых) букв, составляющих это слово, с уменьшающимися горошинами проявляется еще более наглядно в его старом написании — Россiя.

Однако иногда форма, приписываемая Хлебниковым звуку, независима от формы русских букв: Мне Вэ кажется в виде круга и точки в нем ‹...› / Зэ вроде упавшего К: зеркало и луч ‹...› / ЭС пучок прямых (V, 219) (последний образ восходит, вероятно, к “детскому” способу изображения солнца — кружок с лучами).

Каждый звук обладает и определенным цветом.¹⁴ Например, цвет М — синий (РГАЛИ, ф. 527, оп. 1,ед. хр. 117, л. 1):

Отметим, что мысль о соответствии между звуком и цветом высказывалась в уже упоминавшейся выше тетради 1908–1909 гг.: Слова как токи от ассоциативны‹х› с звук‹ами› цветов» (РГАЛИ, ф. 527, оп. 1, ед. хр. 63, л. 10); там же приводятся примеры “окрашенности” односложных слов: слово он = нежное как слабосмуглистая щека ребенка / мы сине‹е› ка‹к› на небе (л. 31).

В поисках понятийных коррелятов звуков Хлебников анализирует слова, начинающиеся с одного согласного, выявляя в них смысловой инвариант. Если собрать все слова, начатые одинаковым согласным звуком, то окажется, что, подобно тому, как небесные камни часто падают из одной точки неба, так все слова летят из одной и той же мысли о пространстве. Эта точка и принималась за значение звука азбуки как простейшего имени (V, 219). В результате получается некая обобщенная физика, в которой согласным сопоставлены образы физических явлений и их метафорических аналогов в сфере как духовной, так и физической жизни человека. Это движение, состояние или изменение состояния одного тела, двух тел или целого и его части; при этом тело может мыслиться как твердое (Д), жидкое (Ж) или газообразное (П).

Хлебников вводит разного рода соотношения между единицами азбуки. Так, он сопоставляет звуки арифметическим операциям: К — сложение, В — вычитание, С — умножение, М — деление. Некоторые звуки образуют как бы антонимические пары. Рассмотрим, например, звуки К и П. К трактуется как ‘сцепление, переход в закованное состояние, покой, смерть’, а П — как ‘расширение, пыл, страсть’. Выясняется, что подобные толкования находят неожиданное подтверждение в современной фонологии.¹⁵ По своим акустическим характеристикам К и П различаются признаком компактность /диффузность. „У согласных компактность выражается в срединном расположении доминирующей формантной области”, а при диффузности „доминирует нецентральная область”.¹⁶ Как нетрудно заметить, акустические характеристики этих звуков, физически представимые на спектрограммах, соответствуют хлебниковским образам. Однако звуки у Хлебникова, равно как фонемы у Якобсона, характеризуются не единичным признаком, а „пучком признаков” (если воспользоваться термином Якобсона). Так, Хлебников противопоставляет К не только П, но и Р; Р противопоставлено также Л (в «Зангези»). П, в свою очередь, противопоставляется также М (например, в исследовании звукового символизма пушкинского «Пира во время чумы» (V, 210–211)) и т.д.

Встречаются у Хлебникова и попытки объяснения с точки зрения звёздного языка слов-перевертней, у которых он подмечает симметричный смысл, например: сон ‘в тело приходит ничто’ — нос ‘в ничто приходит тело’; ком ‘мягкое собрано в твердое’ — мок ‘твердое становится мягким’ и т.д. (V, 190). Гласные играют в звёздном языке менее важную роль, чем согласные: иногда они даже случайны и служат благозвучию (V, 220). Наиболее законченным объяснением смысла гласных можно считать теорию внутреннего склонения, впервые сформулированную в ранней статье «Учитель и ученик» (V, 171–190).

По теории внутреннего склонения, гласные, используемые как окончания трех косвенных падежей существительного: ы, и и а — родительного, о — винительного и е (в старом правописании ять) дательного и предложного, — встречаясь в основе в окружении одних и тех же согласных, придают основе окраску, соответствующую значению данного падежа — ‘откуда’, ‘куда’ и ‘где’, соответственно. Примеры: бабр (тигр) ‘тот, кто охотится’ — бобр ‘тот, на кого охотятся’; лысый ‘характеризующийся отсутствием растительности’ — лес ‘место, характеризующееся наличием растительности’, идти ‘расходовать энергию при движении’ — ехать ‘не расходовать энергию при движении’ и т.п.

Внутреннее склонение, несомненно, учитывалось Хлебниковым при создании звёздного языка, однако работа над гласными не была завершена Хлебниковым: гласные звуки менее изучены, чем согласные (V, 237).

4. Звёздный язык и теория времени

Итак, звёздный язык был призван стать единым языком мирового общения, вытеснив языки естественные. В одном из проектов декретов “Председателей земного шара” (1921 г.) эта мысль выражена так (V, 265):

Задачи Председателей Земного Шара.
Расписание столиц.
Преобразование мер.
Преобразование азбуки.
Гибель языков, похожих на коготь на крыле.
Предвидение будущего.
Исчисление труда в единицах ударов сердца.
Человек как местовременная точка.
Больше половины тела состоит из воды.
Языки на современном человеке — это коготь на крыле птицы,
ненужный остаток древности,
коготь [седой] старины.

В приведенном отрывке, как и во многих других высказываниях Хлебникова, проблемы создания нового всемирного языка и создания теории времени соседствуют друг с другом.

Как известно, суть теории времени состоит в цикличности аналогичных событий, неотвратимости противодействия, вызываемого действием, и внутренней связи между универсальными законами — от астрономических до нравственных. Чистые законы времени делают равноправными гражданами одних и тех же уравнений и жизнь земной коры и сдвиги строения человеческого общества (SS, 400).

Время рассматривается как сущность, обратная пространству: если пространство задается формулами, возводящими любые основания в квадрат (= площадь) и куб (= объем), то время — возведенными в любые степени числами 2 и 3. (Помимо 2 и 3, важную роль в этой теории играют и некоторые другие числа, такие как 1, 11, 13.) Два основных закона времени задаются формулами, суммирующими степени 2 и 3. Первая задает временнóй отрезок между аналогичными событиями, рост событий, вторая — между началом и концом события, или между действием и противодействием: вообще степени трех (3ⁿ) соединяют обратные события, победу и разгром, начало и конец. Три есть как бы колесо смерти исходного события (SS, 471). Мы люди подобны волнам, которые бросает друг на друга железный закон отношения времени к месту ‹...› Согласно основному закону через 2ⁿ пространственная природа событий повторя ет себя, через 3ⁿ отрицает, дает отрицательный сдвиг (SS, 500). Проявления этого закона Хлебников усматривает и в природе, и в истории: свод истин о числе и свод истин о природе один и тот же, законы вселенной и законы счета совпадают (SS, 512). Если в опубликованных материалах (например, в «Досках судьбы») поэт оперирует только с числами, то рукописи свидетельствуют о том, что теория времени в своем окончательном виде должна была вобрать в себя и звёздный язык. Ср. следующий отрывок из неопубликованной работы «О строении времени» (1921 г., архив Р.П. Абиха):

Сами упоминаемые Хлебниковым уравнения в цитируемой рукописи не приводятся. Продолжение работы над этой темой прослеживается в черновике 1922 г. «Доски судьбы, лист VII. Мера лик мира» (РГАЛИ, ф. 527, оп. 1, ед. хр. 75). Однако закончить объединение своих математических и лингвистических изысканий поэт не успел.

————————

     Примечания

     Работа выполнена при поддержке Российского научного гуманитарного фонда, проект № 96-04-06374.

¹ РГАЛИ, ф. 527, оп. 1, ед. хр. 93, л. 9. Ряд знаков препинания в этой и следующих цитатах из рукописей Хлебникова добавлен нами. В приложениях текст Хлебникова дан без изменений.
² В настоящей статье при ссылках на издания Хлебникова приняты следующие сокращения:
   ВЛ–85–10 —  Хлебников В. Слово о числе и наоборот. Закон поколений. [Памятники] (публикация Е. Арензона). — Вопросы литературы, 1985, № 10, с. 169–190.
   ИН —  Хлебников В. Из неизданного (вступительная заметка и публикация А. Парниса). — Литературное обозрение, 1988, № 7, с. 109–112.
   ИРХ — Приложение. Из рукописей Хлебникова в Национальной библиотеке. // —  Бурлюк Д. Фрагменты из воспоминаний футуриста. Публикация, предисловие и примечания Н.А. Зубковой. СПб.: «Пушкинский фонд» , 1994, с. 287–366.
   SS —  Xlebnikov V. Sobranie sochinenij. Ed. by V.Markov. V. Ill (V). Münich: Wilhelm Fink Verlag, 1972.
   Слова звёздного языка и примеры русских слов, приводимые Хлебниковым для иллюстрации своего метода “поэтической этимологии”, в разных изданиях печатаются по-разному: в одних — обычным шрифтом, в других — курсивом. Ниже все такие слова выделены нами курсивом (ср. примечание Хлебникова к одному стихотворению, содержащему “звёздные” слова: Новообразования писать особописью [ИН, 110]).
³ Более подробно об универсальных языках см. в книгах:
    Knowlson J. Universal Language Schemes in England and France. 1600–1800. Toronto, Buffalo: Univ. of Toronto press, 1975;
    Large A. The Artificial Language Movement. N.Y.: Basil Blackwell Inc., 1985;
    Slaughter Mary M. Universal Languages and Scientific Taxonomy in the Seventeenth Century. Cambridge, London: Cambridge University Press, 1982;
    Sti1lman R.E. The New Philosophy and Universal Languages in Seventeenth-Century England. Bacon, Hobbes, and Wilkins. England. Lewisburg: Bucknell Un-ty Press. London: Associated Un-ty Press, 1995;
    Дуличенко А.Д. Международные вспомогательные языки. Таллинн: Валгус, 1990;
    Перцова Н.Н. Семантика слова в лингвистической концепции Г.В. Лейбница. — ИРЯ АН СССР. Проблемная группа по экспериментальной и прикладной лингвистике. Предварительные публикации. Вып. 165. М., 1985;
    Перцова Н.Н. Проблемы современной семантики в свете западноевропейской философии XVII века. — ИРЯ АН СССР. Проблемная группа по экспериментальной и прикладной лингвистике. Предварительные публикации. Вып. 180. М., 1988. Труды английских исследователей в области универсальных языков воспроизведены в серии English Linguistics 1500–1800 (A Collection of Facsimile Reprints).
⁴ В этой связи можно вспомнить важный вопрос древнегреческой философии об онтологической сущности языка — устроен он “по природе” (теория “фюсей”) или “по обычаю” (теория “тесей”) (см., например,  Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику. М.: Прогресс, 1978, с. 24).
⁵  Wilkins John. An Essay towards a Real Character, and a Philosophical Language. 1668. — English Linguistics 1500–1800 (A Collection of Facsimile Reprints). Selected and Edited by R.C. Alston. No. 119. Menston, England: The Scolar Press Limited, 1968.
⁶  Lodowyck Frances. A Common Writing. 1647. — English Linguistics 1500–1800 (A Collection of Facsimile Reprints). Selected and Edited by R.C. Alston. № 147. Menston, England: The Scolar Press Limited, 1969.
⁷ Обе рукописи не датированы. Исходя из некоторых косвенных данных, можно предположить, что первая из них относится к 1904 – началу 1907 гг., а вторая — примерно к 1907–1908 гг.
⁸ Вероятно, Хлебников пользовался следующим русским переводом этой книги:  Локк Д. Опыт о человеческом разуме (перевод А.Н. Савина). М., 1898. (Поскольку этот труд издавался многократно, в дальнейшем изложении мы будем ссылаться не на номера страниц, а на номера книг, глав и параграфов, соответственно.) Можно предположить знакомство Хлебникова и с откликом Лейбница на эту книгу — его «Новыми опытами о человеческом разуме» .
⁹  Григорьев В.П. Словотворчество и смежные проблемы языка поэта. М.: Наука, 1986, с. 203.
электронная версия указанной работы на www.ka2.ru

¹⁰ Приведем еще два отрывка из рукописей, посвященных связи музыки и языка:

елемент
мнимость в языке!
да буде‹т› подоб‹ен› яз‹ык› ‹мысленный› ‹музыке›
[РГАЛИ, ф. 527, ед. хр. 60, л. 57 об.]
не слова
а сила
образа
дает удары предметной с‹вязи›
могут при‹надлежать› [быть] вне цепи
[связи], но силой удара
по сознанию то сильного то слабого
вступить одной
чистой ‹музыкой›
в язык
[РО ИРЛИ, ф. 656, № 317]

¹¹  Mersenne M. Harmonic universelle: the Book on Instruments. The Hague: M. Niyhoff, 1957 [первое издание — Paris, 1636].
¹² Неизданный Хлебников. Вып. XV. Рычаг чаши. Под ред. А.Е. Крученых: Изд. «Группы друзей Хлебникова» , М., 1930, с. 2.
¹³ Сводку хлебниковских объяснений каждого звука см. в кн.:  Перцова Н. Словарь неологизмов Велимира Хлебникова. — Wiener slawistischer Almanach, Band 40, Вена — Москва, 1995.
¹⁴ Известно, что цвета звуков Хлебников обсуждал со своей сестрой, художницей Верой Хлебниковой.
¹⁵ В связи с этим можно вспомнить интерес Хлебникова к фонетическим исследованиям Л.В. Щербы, касающимся, в частности, звука у (V, 239, 353).
¹⁶  Якобсон Р., Фант Г.М., Халле М. Введение в анализ речи. Различительные признаки и их корреляты. Гл. I. Опыт описания различительных признаков. — Новое в лингвистике. Вып. II. М.: Прогресс, 1962, с. 190.

Воспроизведено по:
Мир Велимира Хлебникова. Статьи и исследования 1911–1998.
«Языки русской культуры» М., 2000. Стр. 359–384, 815–817

Изображение заимствовано:
Ron Mueck (b. 1958 in Melbourne, Australia; based in London).
Woman with sticks. 2008.
Silicone, polyurethane, steel, wood, synthetic hair.
170.0×183.0×120.0 cm.
Private collection. Image courtesy of Anthony d’Offay, London.
www.flickr.com/photos/nhubbard1978/4984880127/

Персональная страница Н.Н. Перцовой на ka2.ru
карта  сайта		главная    страница
исследования		свидетельства
сказания		устав
Since 2004     Not for commerce     vaccinate@yandex.ru