С.М. Сухопаров

Алексей Кручёных.  Судьба будетлянина

Мы первые сказали, что для изображения нового и будущего
нужны совершенно новые слова и новое сочетание их.
Алексей Кручёных  (1913)

‹...› Вы вызывающие на ДУЭЛЬ
знайте
Обижаться мне Африканская
лень
Алексей Кручёных  (1919)

Вы очаровательный писатель ‹...›
Велимир Хлебников.  Кручёных

Введение

трагической истории русского поэтического авангарда есть особенно печальная страница — судьба поэта и художника Алексея Кручёных. Выдающийся реформатор русского стиха, оригинальнейший критик, неутомимый и непримиримый новатор, он, по выражению Н. Харджиева, прошёл „сквозь палочный строй дореволюционной газетной критики”,¹ а в советское время был подвергнут жесточайшему остракизму и почти на сорок лет отлучён от печатного станка. Он да Василий Каменский, не терявший присутствия духа даже после ампутации обеих ног, во второй половине 20 века оказались единственными из русских авангардистов первого призыва, кому повезло уцелеть в лихолетье и остаться на родине: художник Владимир Бурлюк погиб на фронте (Салоники, 1917 г.); его брат, поэт Николай Бурлюк, сгинул в эмиграции (Шанхай, 1920 г.); “отец русского футуризма” Давид Бурлюк в 1920-ом г. уехал в Японию, откуда навсегда переселился в США; Велимир Хлебников угас от истощения и болезней в деревенской глуши (Санталово Новгородской губернии, 1922 г.); Владимир Маяковский, до рвоты надышавшись пыли на стройке социализма, застрелился в 1930-ом г.; Бенедикта Лившица зверски замучили в застенках НКВД в 1939 г.
         Не счесть бранных эпитетов, прилагаемых к имени Кручёных и при царе, и при большевиках. Поэт познал бесславье и даже бесчестье: списанного в утиль живого классика русской литературы вспоминали разве что из желания поглумиться. Борис Слуцкий свидетельствует:

         Полтора десятилетия дадаизма и сюрреализма, труд полупоколения талантов Франции, Германии, Италии, Югославии был выполнен в России одним человеком. Современники наблюдали его усилия с любопытством, иногда — сочувственным, чаще — жестоким. Кручёных был отвлекающей операцией нашего авангарда, экспериментом, заведомо обречённым на неудачу. Ко времени нашего знакомства Кручёных был на самом дне. Давным-давно выброшенный из печатной литературы в литографированные издания, давным-давно лишённый и литографии, он был забыт. Не знали даже, жив ли он. Между тем, он был жив и нуждался в одеянии и пропитании. Пусть самых приблизительных.²

1.
1886–1907.
Херсон, Одесса.
Юность. Начало художественной деятельности.

В старом районе Херсона Забалке, на перекрёстке улиц Пионерской и Сорокина (до Октябрьского переворота — Купеческой и Качельной соответственно) сохранился дом, один из многих десятков тамошних новостроек середины 19-го века, где с 1894 по 1910 гг. жил и работал Алексей Кручёных. Это был дом его отца, Елисея Петровича Кручёных, когда-то очаковского мещанина, долгие годы прожившего в деревне, но так и не ставшего крестьянином. Город всегда манил Елисея Петровича, благо, посёлок Оливский, где жила его семья и многочисленные родственники жены Мальчевские, располагался в нескольких десятках вёрст от Херсона.³ В этом небольшом, всего на тридцать дворов, посёлке и родился 9 (21) февраля 1886 г. будущий поэт и художник.⁴ С восьми лет, когда его отец, оставив службу выездным кучером в одном из имений Херсонского уезда,⁵ продал дом и стал извозчиком в городе, Алексей Кручёных жил в Херсоне. Здесь в 1902 г. он окончил городское трёхклассное училище⁶ и тогда же поступил в Одесское художественное училище.

Выбор профессии художника Кручёных впоследствии объяснял большим влиянием на него школьных учителей, знакомивших своих воспитанников с новыми течениями в живописи. Но было и ещё одно, непосредственное, влияние, о котором Кручёных почему-то не упомянул в своих многочисленных автобиографиях и мемуарах. Речь идёт о его старшем брате, Фёдоре Елисеевиче Кручёных (1881–1919), талантливом живописце и чеканопозолотчике. Он первым из братьев получил начальное художественное образование, и лишь неблагоприятные жизненные обстоятельства не позволили ему в полную меру реализовать своё многогранное дарование, стать профессиональным художником, о чём он всегда мечтал.

Следует отметить, что в выборе будущей профессии Кручёных практически никакой роли не сыграла культурная среда Херсона. На рубеже 19–20 вв. Херсон представлял собой губернский центр с довольно слабо развитой культурой. В частности, здесь не было ни одного высокопрофессионального художника, а формирование художественной жизни города пришлось только на начало 1900-х гг., и она долгие годы объединялась вокруг достаточно консервативного местного «Общества изящных искусств» — традиционного в городах дореволюционной России объединения художников и любителей живописи. Признанным же культурным центром юга России была в то время входившая в состав Херсонской губернии Одесса, куда осенью 1902 г. Кручёных отправился на учёбу. По воспоминаниям художника Исаака Бродского, на рубеже 19–20 вв. Одесское училище было одним из лучших средних художественных училищ Империи, с прочными традициями, которые поддерживались и развивались благодаря неутомимой деятельности его директора — выдающегося русского художника Константина Костанди.⁷

Кручёных пришёл в стены училища с довольно смутными представлениями о „яркости” и „необъятности просторов” в живописи, переполненный „подспудными силами, которые искали выхода”.⁸ Всё это полностью противоречило повседневному кропотливому труду и конкретной учёбе, ориентированной исключительно на академические традиции. Для Кручёных мир оказался разбит на сотни деталей-„осколков”, которые суждено было тщательно вырисовывать, выписывать все годы учёбы без надежды получить — хотя бы в самых общих чертах — некую концепцию мира с тем, чтобы мог ожить и состояться его собственный художественный мир. Поэтому в своих воспоминаниях он критически высказывался как о преподавании, так и о живописном реализме вообще. Тем не менее, молодой художник сполна отдал дань реализму и в первой (1902–1908), и во второй (1909–1912) фазах начального периода своей художественной деятельности, условно закончившегося в 1912 г., в год его литературного дебюта.

Наиболее ранние работы Кручёных не сохранились, однако в мемуарах его племянницы О.Ф. Кручёных есть описание трёх его этюдов, относящихся, со слов её родителей, к периоду окончания учёбы в Одессе:

         На одном этюде была написана деревенская хатка под камышом, низенькая, в одно окно, вся заросшая зеленью. Под окном, на первом плане, замечательно написанные мальвы — тёмно-красные, бархатные и нежно-розовые. Этюд был написан смело, пастозно, сочно. Написан на срезе ствола берёзы. Я очень любила этот этюд. Второй дядя написал в нашем дворе: дом, веранда, заросшая диким виноградом, и на верёвке несколько детских вещиц — они как-то удивительно вписывались в зелень.
         Помню ещё один. Голова молодой женщины. Лицо смуглое, почти чёрные волосы, причёсанные на ровный пробор и собранные в тяжёлый жгут на затылке. Лицо — три четверти профиля, небольшой ракурс с наклоном вниз. Только голова и шея, чуть-чуть задето плечо. Писано пастозно, крупным уверенным мазком по форме. Чувствовалось большое сходство с натурой.⁹

Для Кручёных Одесса не замыкалась на одном училище. Он жадно впитывал всю её пёструю и многообразную жизнь — от суетливого и весьма специфического, неповторимого одесского быта до весёлых развлечений и даже встреч с “политическими”. Поддавшись вихрю первой русской революции, Кручёных, по его свидетельству, принял в ней некоторое участие и даже был арестован. Подтверждающих документов нам обнаружить не удалось. Любопытные сведения содержатся в “свидетельстве о благонадёжности” Кручёных, выданном секретным столом канцелярии Херсонского Губернатора 22 августа 1907 г., где сообщалось, что он „ни в чём предосудительном не замечен, под судом и следствием не состоял и не состоит и к дознаниям политического характера не привлекался”.¹⁰ Сам же Кручёных писал, что по выходе из полицейского участка он предпринял выпуск серии литографированных портретов „вождей революции”¹¹ (экземпляров этого издания нам обнаружить не удалось). Это было уже в 1906 г., когда он окончил училище с дипломом учителя рисования и чистописания в средних учебных заведениях и вернулся в Херсон, где тотчас поступил на службу.

Воспитанный в традициях богемы, насквозь проникшийся ею, Кручёных принёс её демократизм и в стены еврейского женского профессионального училища, куда был принят учителем рисования. По иронии судьбы, единственным сохранившимся свидетельством о его первом месте службы является жёлчный, а местами и откровенно пошлый фельетон в местной газете «Родной край»,¹² в котором молодого учителя бичевали за то, что службу он „посещал самым неаккуратным образом, или, вернее, совсем не посещал”, а администрация училища „всё это наблюдала и не предпринимала никаких мер к тому, чтобы заставить учителя или исполнять свои обязанности, или предоставить место более добросовестному человеку”. Автор фельетона привёл и любопытную портретную характеристику своего героя: „Художник он только с внешней стороны: носит пелерину, клетчатые брюки, шляпу с широкими полями. Особенно он напоминает собой “свободного художника” своими крайне развязными манерами”. Далее сообщалось, что молодой учитель „уже тяготится” званием учителя рисования, „почему решил „перейти в поэты”. Сам старается говорить рифмой и своих учениц заставляет делать то же. На улице дети встречают своего учителя не обычным приветствием, а: „Откуда умная бредёте вы, голова?”

Действительно, Кручёных не собирался долго задерживаться в Херсоне и 26 июля 1907 г. подал в Московское Училище живописи, ваяния и зодчества прошение о зачислении его „в натурный класс, или, в случае неимения там вакансий, в низший класс, где таковая имеется”.¹³ И хотя в Училище он принят не был, осенью всё же прибыл в Москву в надежде осуществить-таки юношескую ещё свою мечту стать “свободным художником”. Вскоре по приезде в Москву Кручёных стал сотрудничать с популярным юмористическим журналом «Будильник», еженедельником «Весна», «Московской газетой» и другими изданиями, а в 1908 г. прославился выпуском серии шаржей и карикатур «Вся Москва», где фигурировали преимущественно писатели, художники, учёные. Экземпляров этого издания обнаружить не удалось, однако сведения о таковом содержатся в воспоминаниях Кручёных «Наш выход» и «Жизнь будетлян», а также в небольшой заметке в «Херсонской Газете Копейка»:

         В 1908 г. Кручёных, по предложению московского издательства «Децете», написал целый ряд открыток «Вся Москва в карикатурах», в числе которых были карикатуры на многих известных московских писателей и художников. Издание имело колоссальный успех.¹⁴

Кручёных упорно искал себя в искусстве и жизни. То, что ему удалось довольно удачно печататься в популярных московских изданиях, придавало сил и уверенности, однако он совсем не собирался навсегда посвятить себя шаржу и карикатуре. Тем более, что в Москву он приехал с целью начать публицистическую, а там — и полноценную литературную деятельность, о чём говорил друзьям ещё в Херсоне. Последнее осуществить было совсем непросто, нескольких „особых идей” оказалось для этого явно недостаточно. Оставалось работать и ждать своего часа.

В этот нелёгкий для себя период, перед поездкой в Москву, Кручёных познакомился с художником и поэтом Давидом Давидовичем Бурлюком (1882–1967). которого раньше знал только по его живописи. В различных вариантах своих воспоминаний и биографий Кручёных приводит разные даты своего знакомства с Д. Бурлюком, имевшим огромное значение для всей последующей его жизни. Вероятней всего, они познакомились именно во второй половине 1907 г., когда большая семья Бурлюков переехала на жительство в главную экономию имения графа А.А. Мордвинова в Таврической губернии, где глава семейства Давид Фёдорович Бурлюк (1856–1915) стал управляющим. Главная экономия располагалась рядом с селом Чернянкой (она отделялась от него высокой глинобитной — “крепостной” — стеной), находившемся неподалёку от города Каховка, приблизительно в 140 км на северо-восток от Херсона. Главная экономия не имела официального названия, почему для удобства её называли Чернянкой. Кроме того, с 1907 по 1914 гг. Бурлюки снимали в Херсоне, на втором этаже одного из доходных домов крупного местного судовладельца С.И. Волохина, квартиру, с небольшого аккуратного балкона которой открывался чудесный вид на Днепр. В разные годы и в херсонской квартире, и в Чернянке побывали В. Хлебников, В. Маяковский, Б. Лившиц, М. Ларионов и другие видные представители русского авангарда.

Между Кручёных и Д. Бурлюком сразу возникли дружеские отношения, которые укреплялись нередкими встречами в Херсоне и Чернянке, где Кручёных любил подолгу слушать непрерывно и неистово работавшего старшего товарища.

         За работой Давид Давидович читал мне лекции по пленэру ‹...›, потом вдруг начинал громогласить, декламировать Брюсова, — почти всегда одно и то же:

Мчались мимо моторы, автомобили, кэбы,
Был неисчерпаем яростный людской поток...¹⁵

         Кроме стихов про моторы, Бурлюк читал мне большое количество других стихов — символистов и классиков ‹...›, я слушал его декламацию больше с равнодушием, чем с интересом. И казалось, что, уезжая из Чернянки, я был заражён лишь живописными теориями пленэра. На самом деле именно там я впервые заразился бодростью и поэзией.¹⁶

Кручёных высоко отзывался о Д. Бурлюке: „Более тонкого, задушевного и обаятельного человека едва ли можно встретить”,¹⁷ добавляя при этом, что его судьба могла бы сложиться по-иному, узнай он Д. Бурлюка несколькими годами раньше.

2.
1907–1910. Москва.
Выставки художественных работ.
Юношеские стихотворные опыты.
Первое знакомство с футуристами.

Кручёных только нащупывал свой путь, чему практика в московских изданиях немало способствовала. Искусство шаржа дало ему возможность прорвать „рутинёрские, самодовлеющие” для него академические традиции, стало первой попыткой эксперимента. Именно эксперимент, риск нового ощущался им как единственно возможный путь в искусстве. Но пока больше ощущался, поскольку реализм — в той или иной форме — продолжал оставаться основой его художественного метода, а некоторые полотна, выполненные в реалистической манере, даже получали всеобщее признание. „Помню, в Москве, — писал Кручёных, — участвовал в солидных выставках рядом с Репиным, и профессорские «Русские Ведомости» (одна из крупнейших газет Российской Империи. — С.С.) одобряли меня, порицая Илью Ефимовича”.¹⁸ Здесь имеется в виду состоявшаяся весной 1909 г. «28-я периодическая выставка картин Московского общества любителей художеств», на которой экспонировались картины И. Репина, А. и В. Васнецовых, К. Коровина, В. Маковского, И. Бродского и других известных художников. Для участия в ней Кручёных представил восемь картин: «На кладбище», «На даче», «Солнечный день», три «Портрета» и две под названием «Лето». В каталог выставки был включён один «Портрет».¹⁹ Одновременно Кручёных дебютировал в качестве новатора живописи, приняв участие в устроенной Н. Кульбиным в Петербурге выставке «Импрессионисты». По замечанию Н. Харджиева, „с большим основанием Кульбина и “кульбинистов” можно было бы назвать “неоимпрессионистами” (“дивизионистами”)”.²⁰ На этой выставке также была выставлена картина Кручёных, но уже в окружении работ Э. Спандикова, И. Школьника, С. Шлейфера, Б. Григорьева, Л. Баранова (Россине), Елены Гуро (она выставила пять рисунков к своей книге «Шарманка»), М. Матюшина (три пейзажных этюда), В. Каменского и других художников. Кручёных не случайно принял участие именно в этой выставке. Николай Иванович Кульбин (1866–1917) был действительным статским советником, приват-доцентом Петербургской Военно-медицинской академии и одновременно художником-дилетантом. В своей художественной практике Кульбин не шёл дальше импрессионизма — тем удивительнее казалось его активнейшее содействие становлению новых художественных сил России. Именно Кульбин организовал первую в Петербурге выставку «Современные течения в искусстве» (апрель/май 1908 г.), где были представлены самые различные направления — от “группы академических течений” до авангардистской группы «Стефанос».²¹ Как писал М. Матюшин, Н. Кульбину „безусловно принадлежит честь первого в Петербурге выступления с молодыми художниками, которым он проложил дорогу”.²²

Тогда же, весной 1909 г., состоялось первое знакомство Кручёных с будущими соратниками по авангарду: членом петербургского общества художников «Союз молодёжи» и автором книги «Шарманка» (СПб., 1909)²³ Еленой Генриховной Гуро (1877–1913) и её мужем, Михаилом Васильевичем Матюшиным (1861–1934), музыкантом (с 1882 по 1913 гг. он служил скрипачом придворного оркестра), художником, композитором, впоследствии — теоретиком авангардной живописи и издателем-меценатом первых сборников русского литературного авангарда. Вскоре после этой выставки, через год, квартира Матюшина и Гуро „стала местом собраний петербургских и московских футуристов, разрабатывавших планы совместных боевых выступлений”.²⁴

Особо следует сказать о поэте Василие Васильевиче Каменском (1884–1961), который участием в выставке «Импрессионисты» дебютировал в качестве художника.

         Стал заниматься живописью и узнал, что Кульбин организовывает выставку картин (на Морской) «Импрессионисты». Я понёс на жюри свою вещь «Берёзы» (масло, пуантелизм) и счастье мне разом повалило. Картину повесили, оценили ярко, и на вернисаже она продалась”.²⁵

Об этом же есть несколько слов в его «Автобиографии»: „Бурлюк стал моим учителем по части крайнего новаторства в искусстве”.²⁶ В дальнейшем Каменский участвовал в авангардистских выставках «Треугольник» (СПб., 1910), «№ 4» (М., 1914), «Последняя футуристическая выставка картин 0,10» (Пг., 1915), «Выставка картин левых течений» (Пг., 1915), «Бубновый валет» (М., 1917). Но вернёмся к Кручёных, который весной 1909 г. окончательно повернул к импрессионизму, ставшем, после “чистого” реализма и шаржа, очередным, предпоследним, звеном в эволюции его как художника.

Несколько импрессионистических работ Кручёных, наряду с его графикой, шаржами и реалистическими полотнами, экспонировались на организованной Д. Бурлюком в Херсоне “выставке импрессионистов” «Венок», проходившей с 3 по 20 сентября 1909 г. Учитывая то, что в губернском центре подобная выставка устраивалась впервые, а также консерватизм местных художников-любителей, устроители «Венка» сами позаботились о рекламе и рецензиях в местной прессе. Их материалы охотно печатала влиятельная херсонская газета «Родной Край». Так, в номере от 3 сентября, за подписью NN, была помещена “вводная” статья Д. Бурлюка «Несколько слов художника по поводу выставки картин группы «Венок» в Херсоне»,²⁷ в которой он лаконично и ясно изложил сущность и задачи импрессионизма, представил молодых русских художников-новаторов — участников выставки — и не удержался пренебрежительно отозваться о деятельности „местных любителей”. В следующем номере газета напечатала пространную статью Кручёных на ту же тему, а позднее — его же небольшую рецензию на выставку «Венок». Поскольку сам он являлся участником выставки, обе статьи были подписаны псевдонимом А. Горелин, впервые тогда им употреблённом.

Как, вероятно, и ожидалось, выставка «Венок» имела скандальный успех. Херсонская публика хохотала или грубо возмущалась, глядя на импрессионистические работы Д. и В. Бурлюков, Аристарха Лентулова. Л. Баранова (Россине), Кручёных и других художников. В местных газетах появились соответствующие отклики. В одном из них, содержавшем, впрочем, и некоторые верные общие замечания, выставка «Венок» называлась „выставкой Бурлюков”, а сама их импрессионистическая манера ставилась под сомнение.²⁸ Анонимный автор исходил из того, что большинство экспонированных работ принадлежат Давиду, Владимиру и Людмиле Бурлюкам, „ничего общего не имевшим с импрессионизмом”. В ответ на эту критику в «Родном Крае» были помещены два пояснительно-разоблачительных “письма в редакцию” за подписью Комитета выставки «Венок», авторство которых, несомненно, принадлежало одному Д. Бурлюку.²⁹ Дополнительным аргументом устроителей в споре с провинциальными критиками стал и каталог выставки, куда, в рекламных целях, были помещены рецензии известных столичных критиков А. Бенуа и А. Ростиславова на устроенную Д. Бурлюком весной 1909 г. в Петербурге выставку «Венок-Стефанос». Особенно кстати пришлась лаконичная рецензия А. Бенуа: в ней он решительно не соглашался с общим неприятием выставки, анонимных критиков под псевдонимами обвинял в сокрытии „имён весьма плохих художников”, и о работах братьев Бурлюков отозвался в целом положительно.³⁰ Тем самым, участники «Венка» как бы ответили своим херсонским оппонентам устами самого А. Бенуа.

Для Кручёных участие в выставке «Венок» — несомненный успех: впервые представилась возможность столь разнообразно представить своё творчество. Тогда же, на страницах местной газеты «Родной Край», он дебютировал и как эссеист, фельетонист, прозаик, поэт, литературный и театральный критик. Вероятно, Кручёных такое разнообразие не ставил целью, просто его материалы значительно выделялись среди других публикаций оригинальностью, смелостью темы, блеском исполнения — и он стал желанным автором этой популярного среди херсонцев издания. Вне конкуренции были его театральные рецензии и статьи о театре, которые он почему-то всегда подписывал либо псевдонимом А. Горелин, либо криптонимом А.Г.

В Херсоне Кручёных смог частично реализовать некоторые из своих „особых идей”, с которыми отправился в Москву ещё в 1907 г., но выступить с которыми ему тогда не удалось. За это время взгляды молодого художника претерпели некоторые изменения, и если два года назад он „собирался ‹...› бороться с расхищением “сексуальных фондов” (особенно среди молодёжи)”, восстать „против “культа любви”,³¹ то осенью 1909 г. эти аспекты столь волнующей темы значительно утратили для него свою привлекательность, о чём свидетельствуют напечатанные им в херсонской газете эссе «Наука любви» и «Два властных лика любви»,³² сплошь наполненные примерами из художественной литературы.

Иное решение нашлось и волновавшей его теме о “праве на преступление”, шедшей от увлечения произведениями Ф.М. Достоевского и новейшей философией. Теперь это была не статья, некогда привезённая в Москву и отданная на предварительное прочтение „профессору-юристу”, а откровенно схематичный рассказ «Кровавые люди»,³³ в котором автор, во многом декларативно, попытался в художественной форме ответить на этот вечный вопрос. Герои рассказа — начинающие самостоятельную жизнь молодые люди, захваченные мечтой как можно скорее и без особых хлопот разбогатеть. Средством к достижению цели они избирают “экспроприации”, которые поначалу им удаются, но довольно скоро приводят на скамью подсудимых. В рассказе (сам автор называл его повестью) из размышлений о “праве на преступление” составлен монолог студента и поэта Юрки:

Ответа на поставленные вопросы Юрка не находит, делает это за него автор — “закономерным” финалом рассказа.

В другом месте рассказа этот же Юрка, в образе которого немало автобиографических черт самого Кручёных, разражается соображениями о смысле и сущности искусства вообще и литературы в частности:

Несомненно, многое в этом монологе отражает взгляды и самого Кручёных: налицо самое серьёзное намерение автора стать литератором. Рассказ «Кровавые люди» примечателен уже тем, что в Кручёных ввёл в него начало одного из своих ранних стихотворений «Полуживой», за авторством Юрки, так отвечающего на похвалу „знакомой курсистки”: „Из этого стихотворения только видно, что я себя очень плохо чувствовал — недоедание, безденежье — и что... я плохо пишу стихи”.³⁴

Как отмечает Н. Харджиев, „юношеские стихотворные опыты Кручёных остались неопубликованными и, по всей вероятности, не сохранились”.³⁵ Он же приводит весьма важное свидетельство художника-авангардиста Сергея Шаршуна о сильном влиянии на ранние стихи Кручёных творчества Ф. Сологуба.³⁶ Всё же, несмотря на отсутствие практически всех его ранних стихотворений, некоторые представления о них дают отрывок из «Полуживого» и подписанный псевдонимом стихотворный фельетон «Херсонская театральная энциклопедия». Здесь Кручёных предстаёт весьма тонким, владеющим композицией и рифмой поэтом, особенно в превосходно сработанном стихотворным фельетоне, где он искусно зарифмовал почти все поставленные труппой антрепренёра Лебедева в Херсоне пьесы сезона 1909–1910 гг., одной фразой дав им исчерпывающие характеристики:

В январе 1910 г., перед тем как покинуть Херсон, Кручёных выпустил две серии открыток с карикатурами на видных горожан. Согласно хронике местных газет, первая серия поступила в продажу 15-го, вторая — 24 и 25 января. Героями работ Кручёных оказались представители “высшего света” губернского центра: члены городской управы и думы, присяжные поверенные, земле- и домовладельцы, юристы, врачи, артисты театра, преподаватели гимназии, военные. Далеко не все были рады такой чести, а вот среди горожан карикатуры молодого художника пользовались огромным успехом и спросом. Эти настроения точно подметил обозреватель «Родного Края» С. Кругосветов, полушутя заметивший в очередном “думском” фельетоне, что многие гласные находят для себя неудобным посещать заседания, боясь попасть под карандаш Кручёных.³⁷

Всё это подогревало ажиотаж вокруг невиданного здесь прежде искусства, и предприимчивые дельцы быстро наладили производство поддельных карикатур, поскольку сам художник не успевал удовлетворять возрастающий спрос, и многим желающим приходилось записываться в очередь. Подделки вызвали протест автора, направившего письмо в редакцию самой влиятельной в Херсоне газеты «Юг»:

         В магазине Мендельсона (Потёмкинская, угол Суворова), а также в некоторых магазинах на Привозе продаются копии с моих карикатур на херсонцев. Копии сделаны очень грубо, неверно и без моего разрешения. Заявляю, что я не давал никому разрешения на копирование моих карикатур и считаю такое копирование нарушением моих авторских прав, за что нарушителей буду привлекать к ответственности; публике же сообщаю, что ни за качество, ни за содержание карикатур, продающихся в названных магазинах, я не отвечаю...³⁸

Проблема отпала сама собой, когда во второй половине февраля 1910 г. в Херсоне стали продаваться литографированные альбомы «Весь Херсон в карикатурах, шаржах и портретах» и «Весь Херсон в шаржах и портретах»,³⁹ представлявшие собой своеобразные тематические подборки ранее изданных карикатур Кручёных, продававшихся поштучно. Любопытно, что незадолго до выхода альбомов в свет «Херсонская Газета Копейка» от 24 января в рубрике «Отголоски времени» сообщала: „Художник Кручёных принялся за новую серию открыток: «Весь мир на хвосте кометы в карикатурах»...”

Оценивая эти альбомы, искусствовед Л.И. Корсакова отмечает:

         «Весь Херсон...» — это мир разнохарактерных образов, сближенных в своей негативной сути. В них мало шаржированного, больше — карикатурного. С отпечатком наносной интеллигентности и животным оскалом — присяжный поверенный Невельштейн; по-верблюжьи невозмутимый и хаповитый кассир Соединённого банка Дедов; сластолюбивый и необузданный землевладелец Сербин; сибаритствующий Бармотин; недалёкий, беликовоподобный преподаватель 1-й мужской гимназии Блюменау; туповатый, бульдогообразный батальонный командир Тахчогло и т.д. Доведя до крайне комического эффекта самое сущее в отдельных индивидуумах, Кручёных вынес приговор их фальшивой обывательской “добропорядочности”. Манера исполнения карикатурных портретов отличается большой подробностью. Тщательно, детально Кручёных прорисовывает черты, выявляющие главное, существенное в характеристике образа. Контурная, определяющая линия дополняется детализирующей штриховкой. Бархатистость, мягкость рисунка прекрасно передаёт литографская техника.⁴⁰

Вскоре после выхода обоих альбомов Кручёных уехал из Херсона. Как оказалось, навсегда. Путь его лежал в Москву, где, по приезде, он стал посещать художественную студию К.Ф. Юона.⁴¹

————————

         Примечания

¹  Харджиев Н.  Полемичное имя. Душанбе: Памир. 1987, № 2, с. 163.
²  Отрывок из неопубликованных воспоминаний Бориса Слуцкого о Кручёных, представляющих главу из его очерка «Моё знакомство с Асеевым». За предоставление этого материала приношу благодарность Юрию Болдыреву.
³  Список населённых мест Херсонской губернии и статистические данные о каждом поселении. Херсон. 1896, с. 402. Посёлок Оливский не сохранился. Он находился примерно на территории современного Музыковского сельсовета Белозёрского района Херсонской области.
⁴  Государственный архив Херсонской области (ГАХО), ф. 137, оп. 40, ед. хр. 7, л. 273. (Документ обнаружен херсонскими архивистами Н.А. Литовченко и М.Б. Филатовой).
⁵  По воспоминаниям племянницы поэта, художницы Ольги Фёдоровны Кручёных (род. 1908 г).
⁶  ЦГАЛИ, ф. 1334. оп. 1, ед. хр. 230. л. 1.
⁷  Бродский И.  Мой творческий путь. Л.–М. 1940. С. 9.
⁸  Кручёных А.  Наш выход. К истории русского футуризма. Воспоминания. Материалы. М., 1932. (Неизданная машинопись). — Рукописный отдел Государственного музея В.В. Маяковского (РО ГММ), К-84, л. 27.
электронная версия воспоминаний А.Е. Кручёных на ka2.ru

⁹  Кручёных О.  Мой дядя. — В газ.: «Всё про Алексея Кручёных». Херсон. 1990, 21 ноября. (Можно предположить что это был портрет Дуни Раскольниковой, героини романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание», опубликованный в тифлисском журнале «Куранты» за 1919 г. (№ 3–4, февраль-март).
¹⁰  ЦГАЛИ, ф. 680, оп. 1. ед. хр. 837. л. 196.
¹¹  ЦГАЛИ, ф. 1334. оп. 1. ед. хр. 230. л. 5.
¹²  Эф.–Эр (Наблюдатель)  — «Родной Край». Херсон. 1907, № 337, 20 апреля. Направленность фельетона раскрыл сам Кручёных в беседе с В.Ф. Сулимовой в начале 1960-х гг. (см.: Русские советские писатели. Поэты. Биобиблиографический указатель. Т. II. М. 1988. С. 293).
¹³  ЦГАЛИ, ф. 680. оп. 1. ед. хр. 837. л. 195.
¹⁴  Алеут.  Отголоски времени // Херсонская Газета Копейка. 1910. № 205, 19 января.
¹⁵  Неточная цитата из стихотворения В. Брюсова «Конь блед» (1903):

Мчались омнибусы, кэбы и автомобили.
Был неисчерпаем яростный людской поток

¹⁶  Кручёных А.  Наш выход. Cм. примечание 8.
¹⁷  Кручёных А.  Наш выход. Cм. примечание 8.
¹⁸  Кручёных А.  Наш выход. Cм. примечание 8.
¹⁹  ЦГАЛИ, ф. 660. оп. 1. ед. хр. 1343. лл. 24, 125.
²⁰  К истории русского авангарда. Stockholm. 1976. С. 29.
²¹  См.: К истории русского авангарда. Stockholm. 1976. С. 29;  Стернин Г.Ю.  Художественная жизнь России 1900–1910-х гг. М. 1988. С. 234.
²²  Матюшин М.  Русские кубо-футуристы // К истории русского авангарда, Stockholm. 1976. C. 140.
²³  Впоследствии вышло ещё две книги Е. Гуро: «Осенний сон» (СПб. 1912) и «Небесные верблюжата» (СПб. 1914: издана посмертно).
²⁴  Подробнее об этом см.:  Повелихина А.  С.П.Б. Песочная. 10 // Наше наследие, 1989, № 2. С. 117–121.
²⁵  Каменский В.  Его-моя биография великого футуриста. М. 1918. C. 96.
электронная версия воспоминаний В.В. Каменского на ka2.ru

²⁶  В сб.: Встречи с прошлым. М. 1970. C. 200.
²⁷  Авторство Д. Бурлюка установлено нами.
²⁸  NN.  Профанация искусства // Херсонская Газета Копейка. 1909. 13 сентября.
²⁹  См. Родной Край. Херсон. 1909. № 196 от 16 сентября и № 198 от 18 сентября.
³⁰  Бенуа А.  Выставка «Венок». СПб.: Речь. 1909. 22 марта.
³¹  Крученых А.  Жизнь будетлян. — РО ГЛМ, ф. 106, № 7495. л. 9.
³²  Оба эссе (с небольшим предисловием) напечатаны нами в газете «Народна Трибуна», Новая Каховка, 1991, № 18, 20–26 мая.
³³  Горелин А.  Кровавые люди. Херсон: Родной Край. 1909, № 241, 13 ноября; № 242, 14 ноября; № 246, 19 ноября; № 247, 21 ноября; № 248, 24 ноября.
³⁴  Примечательно, что один из ранних сборников Кручёных называется «Полуживой» (издан в Москве в начале 1913 г.).
³⁵  Харджиев Н.  Полемичное имя. См. примечание 1.
³⁶  Харджиев Н.  Полемичное имя. См. примечание 1.
³⁷  Кругосветов С.  Причина абсентизма гласных // Родной Край. Херсон. 1910. 4 февраля.
³⁸  Юг. Херсон. 1910. № 51, 30 января.
³⁹  Второй альбом (с небольшим предисловием) опубликован нами в газете «Трибуна». Херсон. 1990. № 43, 12 ноября.
⁴⁰  Корсакова Л.И.  К истории появления первых карикатур на Херсонщине («Весь Херсон» Алексея Кручёных). — Текст доклада на научной конференции, посвящённой 100-летию со дня рождения Кручёных; Херсон, 27 ноября 1986 г. (Собрание С.М. Сухопарова).
⁴¹  См. в письме С. Шаршуна к Кручёных (Берлин, 16 июня 1922 г.): „Я знал Вас лет 12 тому назад. Мы рисовали оба у Юона весной 1910 года. ‹...› Вы сделали с меня этюд “под Мефистофеля”, в чёрном плаще и чёрной шляпе, обводя контуры кобальтом” (цит. по сб.: К истории русского авангарда. Stockholm. 1976. C. 71–72). В конце 1909 – начале 1910 гг. в студии К.Ф. Юона занималась и сестра В. Хлебникова — Вера (см.: «Волга». Саратов. 1987, № 9. C. 145).

Воспроизведено с незначительной стилистической правкой по:
Сергей М. Сухопаров.  Алексей Кручёных. Судьба будетлянина.
Редакция и предисловие Вольфганга Казака.
1992. München: Verlag Otto Sagner in Kommission. С. 13–36, 143–146.

Благодарим
А.В. Гарбуза и Н.Г. Будрину
за содействие web-изданию

Продолжение

Персональная  страница  А.Е. Кручёных
карта  сайта		главная    страница
исследования		свидетельства
сказания		устав
Since 2004     Not for commerce     vaccinate@yandex.ru