include "../ssi/counter_top.ssi"; ?>В. Молотилов
Мамонт наглый
Продолжение. Предыдущие страницы:
3. Олень лохматый
Нет, это слабо сказано — не хуже. Хлебников увлекает (или пытается увлечь) вслед за собой Америго, Кортеца и Колумбов. Создается впечатление, что Завоеватель материка времени освоил Nuevo Mundo и призывает мореплавателей последовать его примеру.
Ложное впечатление. В стихотворении «Суэ» Хлебников отождествляет себя не с новосёлами, а с туземцами Нового Света:
Бледнея, шатаются нашей земли —
Не могут набег отразить! — короли.
Запомним это.
Запомнив, упираемся в тупик: этот набег он призывает. Зачем? Чтобы навалиться всей бражкой на оленя лохматого.
Белые дроги, белые дроги.
Чёрные платья и узкие ноги!
Был бы лишь верен, вернее пищали с кремнями, мой ум бы.
Выбрал я целью оленя лохматого.
За мною, Америго, Кортец, Колумбы!
Шашки шевелялся, вижу я мат его!
«Девы и юноши, вспомните...»
Насчёт бражки я не оговорился: Америго и Кортец всплывают в письме из Персии шесть лет спустя первое упоминание.
Милые астраханцы.
Я в далекой Персии на берегу моря в порту Шахсевар, вместе с русским отрядом. Живётся здесь очень скучно, дела никакого, общество — искатели приключений, авантюристы шаек Америго Веспучи и Фердинанда Кортеца ‹...›
Колумбов, как видим, к вождям залётных разбойничков Хлебников не причисляет. И, таким образом, не согрешает против истины: четыре плавания к берегам Nuevo Mundo — пример железного упорства и непреклонной веры в своё избранничество. Отношение к Христофору Колумбу у Хлебникова в высшей степени почтительное, на грани суеверия:
Художник, начавший лепить Колумба, неожиданно вылепил меня из зелёного куска воска. Это было хорошей приметой, доброй надеждой для плывущего к материку времени, в неведомую страну.
Слово о Числе и наоборот. 1922
Однако вернёмся к более общему случаю, где вкупе с главарями шаек трое братьев Колумбов потребны для помощи в истреблении
оленя лохматого.
Но что такое
белые дроги, белые дроги?
Длинные повозки без кузова с продольным брусом-дрогóй, соединяющим переднюю ось с задней? Похоронные дроги?
Тогда при чём здесь
чёрные платья и узкие ноги, то бишь испанцы с полотен Веласкеса? Вот их короткие штаны пузырём и ноги-спички в чулках с бантиками. А
дроги, не пушка ли это это в походном положении, т.е. взятая на передок (вот изображение орудийного передка)? Лафет, в сочленении с передком дающий длинные дроги о четырёх колёсах, — иноземное, поэтому запретное для Хлебникова слово.
Верная пищаль с кремнями (и возможные осечки, т.е. неверность огнестрельного оружия) никакого отношения к государевым стрельцам или, что вероятнее (речная сырость, главная причина осечек), казакам на стругах Степана Тимофеевича Разина или Ермака Тимофеевича N, разумеется, не имеет. Это обрусевший мушкет или аркебуза тех же узконогих воинов в немарких одеяниях.
Аркебуза (франц. arquebuse, исп. escopeta) — первоначально (XV – XVI вв.) фитильное ружье, позднее (XVI – XVII вв.) изготовлялось с колесным замком; заряжалось с дула.
Некоторые исследователи называют аркебузников в отрядах конкистадоров мушкетёрами, что совершенно неправильно ‹...›
Мушкет — более тяжёлое ружьё (около 10 кг, большего калибра — специально, чтобы пробивать рыцарские доспехи) — впервые появился в 1525 г. в битве при Павии (в Италии); в Новый Свет после 1525 г. могли попасть отдельные экземпляры, но в источниках они не упоминаются ‹...›
Пищали под тихим Спасом извергают убийственный для рати серой огонь у Хлебникова ещё в 1908 году:
Мы, воины, во иный край уверовав,
Суровой ратью по лону вод текли.
Шеломы наши не сверкали серые,
Кольчуги тускло отражались в них.
Пищали вспыхнули огнём.
Мы знали — верой и огнём
Рати серые согнём.
Моряной тихо веяло,
И, краше хитрых крас,
Над нами реял
Наш незлобивый тихий Спас.
Какую из несметного разнообразия пищалей (от здоровенной пушки до ручного самопала) имеет в виду Хлебников, сказать затруднительно. Но куда больше вопросов к оленю лохматому.
Наше неспешное чтение «Дев и юношей», как вы заметили, шиворот-навыворот: с конца стихотворения, с его предпоследней строки. Оправдываться не приходится: «Мирскóнца» и мой ученик Пифагор — оттуда ветер дует.
Итак, олень лохматый.
По стихам Хлебникова бродит невероятное количество т.н. солярных оленей, которые то и дело превращаются в кого угодно. Какой-то оленный народ, а не изящный словесник. Причём не словесник-самоед (лапландец) и не словеннега-эвен (ламут).
А кто? Майя, конечно.
С какой стати? Они же, (см. «Плоть и кровь») — люди из кукурузного теста!
Кто бы спорил. Но майя сохранили память о первобытном, доземледельческом, состоянии своём. Они были чрезвычайно памятливы, эти ah chi.
Переводится оленные люди. Охотники на оленя или племя, имеющее его тотемом-науалем, — в данном случае не суть важно.
Есть мнение, что майя — бранная кличка ah chi. Недотёпы, отсталые. Якобы так их обзывали соседи.
Ну и пусть ah chi, олени-то на Юкатане и окрест не лохматые! Ни мазам (лат. Mazama) — род парнокопытных млекопитающих семейства оленей, эндемичный для Америки; длина тела 0,9–1,3 м, масса 18–25 кг, ни виргинский олень (лат. Odocoileus virginianus) — род парнокопытных млекопитающих семейства оленей, длина тела 1,8–2 м, масса 48–145 кг, — не обременены руном, а пушистые безрогие ламы и гуанако обитают южнее Панамского перешейка, в Перу.
Так ведь олень лохматый вовсе и не олень, а мамонт. Мы же выносим «Дев и юношей» (1915 г.) ногами, а не головой вперёд. Неспешно изучаем, наслаждаясь подробностями, по способу «Мирскóнца». Я, во всяком случае, наслаждаюсь.
Но не смакую. Нет этого. Смаковать слово трупьё? Да вы что. Изо всех сил оттягиваю появление трупья. Не говоря про науку, как должно глодать человечью руку.
Но из песни слова не выкинешь. Двигаемся дальше, то есть назад.
Нет, о друзья!
Величаво идёмте к Войне-Великанше,
Что волосы чешет свои от трупья.
Воскликнемте смело, смело, как раньше:
„Мамонт гнусный, жди копья!
Вкушаешь мужчин à la Строганов“.
Вы не взошли на мой материк!
Будь же неслыхан и строго нов,
Похорон мира слепой пятерик.
Гулко шагай в глубокую тайну,
Храни вороными ушами в чехлах.
Я верю, я верю, что некогда „майна!“
Воскликнет Будда или Аллах.
Предвижу возмущение:
— Передёргивает! Похорон мира слепой пятерик с ушами в чехлах — это же цокающие по мостовой клячи в шорах при дрогах-катафалке, а не тягло испанской пушки! Чёрные платья и узкие ноги — факельщики, а не пушкари с горящими фитилями!
Отвечаю. На Хлебникова поле никого силком не тащат. Хотите величаво идти на погост вслед за факельщиками — идите. Там разверстая пасть могилы мира, а не мой материк Велимира Хлебникова. Есть желающие объявить мой материк замогильно-мировым материком? Я первый взошёл на новый материк — повелевающее время, первый ступил на него, я был пьян от радости, — из письма сестре Вере от 2.01.21 г.
Приходится напомнить и дважды подчеркнуть, что наша земля в «Суэ» — это Nuevo Mundo. А что именно там, и нигде более, обиталище мамонта наглого — доказательства последуют обязательно. Если на материке Повелевающее Время окажутся наглые мамонты, то Повелевающее Время и доколумбова Америка с её туземцами-времяпоклонниками майя — один и тот же материк.
— Ну-ну, — хмыкнут вдумчиные, и ткнут меня носом в прилагательное гнусный. — Куда подевался твой наглый мамонт?
Никуда не подевался. Трубит во весь материк.
Однажды помещик Мотовилов спросил Серафима Саровского, как выглядят бесы. „Они гнусны“, — ответил праведник. Таким образом, для православного богословия мамонт гнусный — некая разновидность бесовщины, ископаемая гнусь. Запомним и это.
Вдумчивые давно поняли: без «Войны в мышеловке» — ну никак. Ещё бы!
Нет, о друзья!
Величаво идёмте к Войне-Великанше,
Что волосы чешет свои от трупья.
Воскликнемте смело, смело, как раньше:
„Мамонт наглый, жди копья!
Вкушаешь мужчин à la Строганов”
Вы не взошли на мой материк!
Будь же неслыхан и строго нов,
Похорон мира слепой пятерик.
Гулко шагай в глубокую тайну,
Храни вороными ушами в чехлах.
Я верю, я верю, что некогда „майна!“
Воскликнет Будда или Аллах.
«Война в мышеловке» собиралась вплоть до 1922-го, завершающего года земной жизни Хлебникова. Однако белые дроги по-прежнему громыхают строго за Войной-Великаншей, мамонтом и моим материком.
Таким образом, один и тот же мамонт, достойный за некие провинности копья, из гнусного превращён в наглого, что, на первый взгляд, отъединяет его от сонма бесов.
Оставим прилагательные, присмотримся пристальнее непосредственно к их обладателю, мамонту.
Да ведь это и не мамонт (лат. Mammuthus) вовсе. Все без исключения слоны питаются растительной пищей, включая гнусных и наглых (по Велимиру Хлебникову) мамонтов.
Итак, мёртвый язык латынь сопрягает мамонта (Mammuthus) и женскую грудь (mamma). Оснований не доверять римлянам у меня нет. Оснований доверять безоглядно тоже нет: какие мамонты в Италии? Я верю очевидному — снимкам раскопок (воспроизведено по: Ян Елинек. Большой иллюстрированный атлас первобытного человека. Прага: Артия. 1983).
И здесь латынь вездесущая. Видите букву V (рис. 1, 4)? Это нижние челюсти мамонтов. В замóк, образованный подбородками стопки челюстей, древний человек втыкал стропила своего жилища. Латинская буква V — вся про мамонтов:
• VAE VICTIS! — горе побеждённым!
• VENI, VIDI, VICI — пришёл, увидел, победил.
• VITA — жизнь.
Но шутки в сторону: раскопки показывают, что мамонт для первобытного человека — не столько пища, сколько грелка.
Было прохладно, мягко говоря. Затяжные бесснежные зимы. Каменный уголь дожидался изобретения парового двигателя, а ельников-березников, не говоря о широкошумных дубравах, даже и на Русской равнине отнюдь не наблюдалось. Приледниковье. Тундра с чахлыми кустиками.
Одна из потрясших меня в юности новостей науки такова: топливом первобытных охотников были кости мамонта. Вот они (рис. 2), ямы-накопители.
Если вбить в строку поиска ‘топливо кости мамонта’, можно узнать подробности.
Кость мамонта шла и на растопку очагов. Судя по распределению костных остатков на вскрытой площади, основным топливом служили позвонки и рёбра, а также кости дистальных отделов конечностей. У очагов и кострищ (мы намеренно не разделяем здесь эти понятия, используя далее термин “очаг”) в раскопе Ф.М. Заверняева группируются рёбра, их обломки и позвонки, причём, в ряде случаев, анатомические группы по 4–6 позвонков — своеобразные аналоги поленьев ‹...› Малое количество целых позвонков и их крупных фрагментов, а также трубчатых костей может объясняться их преимущественным использованием в качестве топлива, как костей насыщенных жиром. Такое предположение подтверждают мои наблюдения за очажной массой и лежавшими на очажном слое непрогоревшими костями на стоянке Хотылёво 2 в Подесенье и за очажной массой в Авдеево, Юдиново, Пушкарях, Костенках, Быках.
www.fennecfox.archeologia.ru/download/MAMMUTHUS.doc
А.А. Чубур, чьи слова приведены выше, полагает, что обезвоженные ледяными суховеями костяки мамонтовой падали горят как порох: влага испарилась, жир — нет. Поэтому запасы топлива на стойбищах — итог собирательства, а не охоты.
Почему-то не верится. Куда дрова-кость, туда и топор гость, — так я закруглю вопрос ледниковых кочевий.
Яранги-времянки (рис. 3) строили вообще без древесины. Жилище на скорую руку: дровяника с поленьями-позвонками, главного признака оседлой жизни, отнюдь не наблюдается. Нижние челюсти без надобности: на обрешетку шли бивни, а краеугольными камнями служили черепа, уложенные трубчатыми влагалищами (prea-maxillare) вверх.
Бивни во влагалища можно вдвинуть и так, и эдак. Левый справа, правый слева. “Мамонт-секач” Адамса на снимке середины XIX века (см. «Мамонт Дальский») — именно такое недоразумение. Вот уж действительно преодолённая ступень развития: лихо закрученные костяные выросты обременяют — и только.
Фельдфебельские усы, а не бивни.
Бивни у мамонтов при выходе из черепа направлены вперёд, вниз и несколько в стороны. Однако вследствие своей спиральной изогнутости концы бивней постепенно закручивались кверху, а у старых особой даже вовнутрь.
Долгое время вопрос об истинном положении бивней в черепе не был решён. Это объяснялось тем, что у всех имевшихся в музеях черепов мамонта бивни или отсутствовали, или же доставлены в сильно повреждённом состоянии. Так, у скелета мамонта, перевезенного с р. Лены в 1808 г. в Петербург в Зоологический музей, бивни были вырублены из черепа топором, а их основания разрушены. При монтировке скелета в музее эти бивни перепутали при установлении на свои места: правый поставили на место левого и наоборот. При такой постановке бивней их концы смотрели не вовнутрь, навстречу друг другу, а в стороны.
Ошибочная монтировка мамонта с р. Лены была повторена при монтировке ряда других скелетов этого животного в музеях нашей страны и за границей (Москва, Тюмень, Пермь, Рязань, Якутск, Цюрих и др.).
Находка трупа мамонта на р. Берёзовке в 1900 г. с бивнями, сидящими в челюсти, позволила установить их истинное положение. Скелет мамонта с р. Лены пришлось заново перемонтировать, а бивни поставить на свои места. К сожалению, у других перечисленных скелетов мамонта эта ошибка не исправлена до настоящего времени.
Многие старые палеонтологи, например Г. Осборн, М.В. Павлова, О. Абель и другие, ошибочно полагали, что огромные, спирально изогнутые бивни мамонта были абсолютно бесполезными и даже вредили животному. Существовала теория, согласно которой чрезмерное переразвитие бивней у мамонта послужило причиной его вымирания.
По нашему мнению, эти огромные бивни были чрезвычайно полезными для мамонта и являлись прекрасным орудием для разгребания снега зимой во время поисков корма. На хорошо сохранившихся бивнях мамонта отчётливо заметны так называемые ‘зоны стирания’, которые свидетельствуют о таком использовании бивней.
http://mammuthus.chat.ru/bibl04.htm
Завершим наше знакомство с мамонтом как таковым справкой о происхождении слова мамонт от Шанского Н.М.:
Считается старым заимствованием из якутск. или тунгусск. яз., в которых мамут — ‘живущий в земле’. В звуковом отношении совр. русский мамонт (ср. др.-русск. мамотъ) ближе к греческому mamas, mamantos, поэтому его можно объяснить как непосредственное заимствование из греч. яз.
О подземных мамонтах см. «Письма из Нарыма» В. Гайвина-Звенигородского, обнародованнные нами с разрешения правопреемника. Воспроизведение без указания источника заимствования будет преследоваться в судебном порядке. Или не будет: как пойдёт.
Почеркушками в виде личиков Пушкин забавлялся, не более того. А Велимир Хлебников считал почерк писателя важнейшим средством общения. Он работал над своей подписью. Не в смысле завитков и росчерка. Подпись Хлебникова так же необычна, как и он сам. Это изображение Мирового Дерева.
Птицы Хлебникова, по мнению Николая Заболоцкого, пели у воды. Допустим. Но птицам, чтобы петь, нужно сесть на ветку. Певчие птицы тем и отличаются от ловчих, что не курлычут и не клекочут в полёте.
Поэтому общий случай птиц Хлебникова (ловчего
Журавля, равно и удалого
Сокола с походкой Велимира Хлебникова оставим на сей раз без внимания) — птицы на
Мировом Дереве («Юноша Я –
Мир». 1907–1908)
Вглядимся в подпись. Сверху и снизу она ограничена двумя прямыми. Это и есть ствол Мирового Дерева.
Легко вышутить моё предположение. Вывороченное с корнями дерево. Дунул ветер — и придавило слона. Справедливые насмешки? Справедливые. Тем паче, своё ‘я’ Хлебников в «Жути лесной» приветствует как сопряжение
слона с пернатыми:
Мыча, как слон, али чирикая,
Здравствуй, здравствуй, я великое.
Но почему голова мамонта (именно мамонта: крошечные уши северянина, огромные бивни вразлёт) изображена en face? Почему все прижизненные изображения мамонта — profil, а у Хлебникова — en face?
Сейчас я удивлю искусствоведов, и не только их: возможно, Хлебников первым изобразил мамонта спереди, а не сбоку.
Обитатели пещер Фон де Гом, Ла-Мадлен и прочих первобытных укрытий изображали мамонтов так, и только так →
Почему Хлебников не последовал их примеру? Из новаторской вредности, старинке наперекор? Нет, конечно. Корни Мирового Дерева, по воззрениям древних, уходят в Подземный Мир. У майя, например, Мировых Деревьев — пять, а Подземный Мир девяти уровней. Переусложнено донельзя. Если брать взаймы, то в самую последнюю очередь. Гораздо более вероятный прообраз Мирового Дерева Велимира Хлебникова — Святой Животворящий Крест. Древо Креста Господня стоит на Мёртвой голове, что вызывает немалое удивление детворы. Это ветхий Адам, узнают малыши от взрослых. Это Прошлое со всеми его заблуждениями и преступлениями. Оно преодолено, искуплено.
Велимир Хлебников считал себя пророком веры, которая вровень с Искуплением. Касаться сего ужасающего дерзновения ваш покорный слуга давным-давно зарёкся. Речь пойдёт исключительно о голове мамонта — вполне очевидной подмене Мёртвой головы, т.е. ветхого Адама. Но вешку воткнём-таки, дабы не заплутать в будущем:
Итак, лицо времени писалось словами, на старых холстах Корана, Вед, Доброй Вести и других учений. Здесь, в чистых законах времени, то же великое лицо набрасывается кистью числа и таким образом применён другой подход к делу предшественников. На полотно ложится не слово, а точное число в качестве художественного мазка, живописующего лицо времени.
Слово о Числе и наоборот. 1922
С Мёртвой головой у подножия Святого Животворящего Креста, кроме вида en face, мамонта связывают ещё и бивни. Они вполне костяные, вне зависимости от состояния мамонта как такового.
Не перекрещиваются — и не надо. Потому что чéрепа — не надо! Никаких черепов! Прошлое ветхое, но живое. Никто не умер, и всё повторится.
Трудно выразить, как я рад своей неудаче. Никого не убедил! Вы правы, вовсе это и не Мировое Дерево, потому что птички с мамонтом — под стихотворением 1911 года:
Я закрываю веки и вижу пагоды благоуханны:
Здесь мамонт жил, любимец богдыхана.
И с края кровли льют свой звон бубенчики,
И разноцветных светочей горят красиво венчики.
Я вижу сопки керченской подземную зарю
И радугу висячую, и сизый дым,
И красных камней лёт, и вой, и гром.
И красный дождь ужасен дикарю.
Но что же? К облакам седым
Летит кумир с протянутым челом.
Источник сведений Велимира Хлебникова о мамонте, любимце богдыхана, пока не установлен. Определённо можно сказать одно — это не Бичурин Н.Я. (Иакинф) и не Марко Поло. Поиски продолжаются.
Уже известный нам Избрант Идес в XVI главе прелюбопытных Записок своих повествует о зверинце богдыхана, т.е. китайского императора. Мамонтов там нет.
[Помещение для слонов]. Там их было четырнадцать, из которых один был белый. Мы осмотрели их, но необходимо было посмотреть и их фокусы.
Фокусы слонов. По команде их главного дрессировщика некоторые ревели, как тигры, и ревели так страшно, что дрожали стены. Другие мычали, как быки, ржали, как лошади, или пели, как канарейки; они могли также издавать трубный глас, что было удивительнее всего. Потом они выказывали мне знаки уважения, становясь на колени, и ложились то на один, то на другой бок и опять вставали.
Слоны ложатся на живот. Ложась, они вытягивают сначала переднюю ногу вперед, потом заднюю назад и таким образом удобно вытягивались на земле животом вниз.
Злой самец, и как его держат. Один из слонов, самец, был страшно свирепым, и из-за этого две его ноги были крепко скованы тяжелыми цепями. С тех пор как слона туда доставили, он еще не двигался со своего места; перед стойлом слона был выкопан большой ров, на случай если бы он вырвался. Все слоны были необычайной величины, и у некоторых изо рта торчали бивни не менее чем в сажень длины.
Эти слоны вывезены из Сиама. Их корм. По словам сановников, эти слоны доставлены из государства Сиам, сиамский король ежегодно посылает несколько слонов в качестве дани китайскому богдыхану. Слоны не едят ничего, кроме рисовой соломы, связанной в небольшие снопы, которые они очень ловко подбирают хоботом и отправляют в рот.
6. Чертёж воскрешения мамонта
В том же, что и «Я закрываю веки...» 1911 году написано и стихотворение «К трупу мамонта».
Уж не одно тысячелетье,
Когда гонитель туч суровый Вырей
Гнал птиц лететь морозной плетью.
Птицы неба тебя знали, летя над Сибирью.
Тебя молнии били, твою шкуру секли ливни,
Ты знал рёвы грозы, ты знал свисты мышей,
Но как раньше сверкают согнутые бивни
Ниже упавших на землю ушей.
И ты лежишь в плащах косматорыжих
Как сей земли суровый разум,
Где лишь тунгуз бежит на лыжах,
Чернея тонким узким глазом.
Обратите внимание, бивни у трупа согнутые. Бивни сверкают. Шкура — косматорыжая. Хлебников предельно точен. Работы воображения — никакой. Стало быть, отчётливо представлял себе не костяк на штифтах и проволоке, а нечто иное.
Тип:
чучело
Датировка:
август 1900 года
Описание:
единственное в мире чучело мамонта, найденного на берегу р. Берёзовки. Абсолютный возраст находки — около 45000 лет.
Сохранность:
хорошая
Организация:
Зоологический музей Зоологического института РАН
В августе 1900 года на берегу речки Берёзовка на северо-востоке Сибири. охотник-эвен Семён Тарабыкин заметил в тундре торчащую из-под земли голову мамонта с одним бивнем. Эвены боялись мамонтов, считали, что те приносят болезни и несчастья. Охотник позвал товарищей, чтобы было не так страшно, вместе они выломали бивень и повезли продавать в город Среднеколымск. На базаре бивень купил русский казак, который долго расспрашивал про находку и просил проводить его на это место. Эвены неохотно согласились. Только в ноябре казак своими глазами увидел вытаивающую из-под мёрзлой земли тушу огромного зверя. Он тут же послал рапорт об увиденном начальству, которое переправило его в Академию Наук.
В начале 1901 года из столицы была отправлена экспедиция (зоолог О.Ф. Герц, препараторщик музея Е.В. Приценмайер, геолог Д.П. Севастьянов). Путь до Колымы (а Берёзовка — приток Колымы) предстоял не близкий. Тысячи километров на поезде, пароходе, подводах, а затем верхом на лошадях и пешком пришлось преодолеть учёным. И всё это в тяжелейших условиях. Только к сентябрю экспедиция прибыла на место и приступила к работам. В тундре уже лежал снег, и рабочим пришлось построить над тушей зверя избу, чтоб под крышей оттаивать мёрзлую землю. Из-за невыносимого запаха обмотав свои носы и рты шарфами, вели раскопку мамонта. Находка того стоила. Это был огромный 50-летний самец, умерший 44 тысячи лет назад. Он прекрасно сохранился. Тело мамонта вытаскивали по частям и паковали в кожаные мешки. В начале ноября работы были закончены, и экспедиция тронулась в обратный путь.
Так закончилась одна из самых долгих и трудных экспедиций Академии Наук по исследованию мамонтов. Впервые в распоряжении учёных оказались мягкие ткани (кожа, мышцы, внутренние органы), шерсть и кровь мамонта. Всё это было тщательно изучено. В Петербурге приезд мамонта вызвал настоящую сенсацию. На необычную находку пришла посмотреть даже императорская семья.
А широкой публике уникальная находка была представлена только в мае 1903 года, после того, как немецкие специалисты собрали для него специальную витрину, в которой мамонт и демонстрируется до сих пор. Недавно эту витрину оборудовали новой современной системой подсветки, позволяющей посетителям рассмотреть каждый волосок древнего животного.
library.advanced.org/27130/ru/3_4_1_2.htm
В 1909 году Хлебников жил в Петербурге. Знаменитый «Зверинец» живописует местный зоосад:
Где полдневный пушечный выстрел заставляет орлов посмотреть на небо в ожидании грозы.
Замысел возник, видимо, ещё в декабре 1908 года, в Москве («Зверинец» написан в московском зверинце, — см. «Свояси»). 10 июня 1909 года Хлебников отправляет почтой Вяч. Иванову этот “коготь льва” с пояснением: Я был в Зоологическом саду. Русской зимой в «Зверинце» и не пахнет (такое же недоумение вызывает село Бурмакино Ярославской губернии, неоднократно заявленное местом первого получения известия о Цусиме (14–15 мая 1905): с 11.05.05 по 18.10.05 братья Хлебниковы были на Урале, а потом вернулись в Казань).
Полагаю, Зоологический музей на Стрелке Васильевского острова любознательный волгарь не преминул посетить. Чтобы глянуть на птиц. Недавно Виктор Хлебников сам набивал чучелки таёжных пернатых, см.
письма Александра Хлебникова с Николае-Павдинского завода родителям.
Зоологический музей — Мекка орнитолога: колибри, райские птицы, попугаи, птицы-носороги. Отряд воробьиные — тысяча с хвостиком единиц хранения. Диорама «Гнездование птиц на заболоченном берегу озера» не претерпела никаких изменений со времени создания в 1901 г. Рослый стрелок, осторожный охотник, призрак с ружьём (Б. Пастернак) Хлебников вполне мог остановиться на топком якобы берегу и окинуть глазом знатока подробности якобы гнездовья. Какие пёрышки, какой носок! От правды жизни — ни на волосок! Ишь, музейщики станиславские. Ну, а где ваш лысый мамонт сидючи?
Далее произошло то, чему следовало произойти. Мамонт Адамса погубил Наполеона Бонапарта, Берёзовский — пленил Велимира Хлебникова.
В «Перевороте во Владивостоке» 1921 года есть леденящая кровь сказка о происхождении сибирских мамонтов и возможный отголосок реки Берёзовки:
И падал град на град,
Не с голубиное яйцо, как полагается,
А величиной в скорлупу умершей птицы Рук,
Охотницы воздущной за слонами, —
Дедов смутной грозы, может быть грёзы, —
Несущей слонят в своих лапах,
Слоны исчезали, как зайцы,
Почуяв её приближающийся запах.
Они бежали табунами в страну Сибири и берёзы ‹...›
Чучело мамонта, подобно его позвонкам и рёбрам в первобытные времена, оказалось великолепным горючим для огненного воображения В. Хлѣбникова. Вставные бурлючьи глаза Властелина Севера подлили масла в огонь: мамонт должен прозреть!
Было поставлено правилом, что ни одно животное не должно исчезнуть. Лучшие врачи нашли, что глаза живых зверей излучают особые токи, целебно действующие на душевно расстроенных людей. Врачи предписывали лечение духа простым созерцанием глаз зверей, будут ли это кроткие покорные глаза жабы, или каменный взгляд змеи, или отважные — льва, и приписывали им такое же значение, какое настройщик имеет для расстоенных струн.
Лечение глазами. 1918
Небольшое предуведомление. При сборке необычайно насыщенной VIII главы поэмы «Любовь приходит страшным смерчем» (всё тот же 1911 год) на первый взгляд совершенно лишний здесь труп мамонта оказался необходим Хлебникову:
Нет, не одно тысячелетье,
Гонитель туч, суровый Вырей,
Когда гнал птиц лететь своею плетью,
Гуси тебя знали, летя над Сибирью.
Твой лоб молнии били, твою шкуру секли ливни,
Ты знал свисты грозы, ты знал рёвы мышей,
Но, как раньше, блистают согнутые бивни
Ниже упавших на землю ушей.
И ты застыл в плащах косматорыжих
Как сей страны нетленный разум,
И лишь тунгуз бежит на лыжах,
Скользя оленьим лёгким лазом.
(выделены разночтения. — В.М.)
Восьмью строчками ниже мы находим весьма и весьма многозначительное высказывание. Позднейшее Того, что будет, чертежи оказывается не вполне безобидным выражением...
Юный лик спешит надвинуть
Черт порочных чёрта сеть.
Но пора настала минуть
Погремушкою греметь!
Становится понятно, кто в главе VI той же поэмы
‹...› сетку из чисел
Набросил на мир,
Разве он ум наш возвысил?
Нет, стал наш ум ещё более сир!
Итак, Черт порочных чёрта сеть и «Чёртик» (Петербургская шутка на рождение “Аполлона”) Велимира Хлебникова.
‹...›
Геракл. ‹...› Чёртик скачет на каком-то тёмном могучем слоне с ещё мёртвыми глазами и клыками. Опершись о плечо, стоит, если не ошибаюсь, Гера.
Странное, загадочное зрелище. Что бы сказал мой приятель Никодим? Он, вероятно, сказал бы: бывающее бывает наделено в меньшей мере вкусом, чем я.
Чёрт. Мой закадычный друг и царевич — Мамонт. Он готовился принять престол своего отца, когда вдруг, по неизвестным причинам, весь род их умер, и он, скитаясь, нашёл в молодых летах кончину в полузамёрзлых болотах Сибири. Кроме того — Гера, прошу любить и жаловать. Я умчал его мимо учёных.
‹...›
Мамонт издает трубный звук, подымая хобот.
Чёрт. А вот мы и на болоте, вот лебяжий пух. Сорвите из них венок и украсьте им мёртвую голову царевича, который так и не нашёл возвещанного ему при рождении престола. О, покройте лобзаньями мёртвого друга. (Целует в глаза Мамонта.)
Гера. Страшная участь! Бойтесь, люди, трепещите, ужасное ожидая что-то, люди! Ужасна участь его, его и ему подобных!
Чёрт. Но где же ваши сфинксы? Но вот и они, с гордыми неизъяснимыми улыбками, вынырнули из воды и бодро поставили на берег лапы. Почему они молчат? Вы!.. Говорите!
Сфинксы. Тише! Тише! Он рассердился! фырр...
Чёрт. И улыбайтесь!
Сфинксы. И улыбаемся.
Чёрт. Достойное вас занятие.
Сфинксы. Мы думаем!
Гера уходит на частное совещание с спутницами.
Через несколько времени они возвращаются одетыми и причёсанными
по образу богини.
Богиня стоит с высокой причёской и улыбающимися глазами.
Лёгкая метель плетёт на её теле снежные венки.
Гера. О, люди! люди! От лучей зноя нас защищает метель. Если бы вы знали, как мы любим вас, пристально следим за ходом ваших судеб. Если бы вы поняли, что наша божественная власть зависит от вас, и вне вас — призрак. О люди, люди, зачем вы покинули нас? (Смотрит на звёзды.)
Мамонт (падает на колени и глухо рыдает). И я был царевич! (Глухо рыдает.)
Гера. Перестаньте Вы! О чём Вы плачете, скажите... Стыдно, толстый юноша. Вот на Вас белый венок одет! Вы были царевичем, да? У Вас была невеста? Нет! Не надо плакать, дайте я Вас поцелую в Ваш мёртвый невидящий глаз. Не надо плакать. Развеселите его чем-нибудь, девушки!
Девушки ходят вокруг плачущего Мамонта и поют:
„Заинька беленький, заинька серенький, поскачи, попляши“,
ударяя в ладоши. Мамонтом овладевает приступ неудержимого веселья;
он начинает скакать и плясать и кружиться.
Другие стоят и смотрят с улыбкой.
Мамонт. Я вижу! Я прозреваю! Я думаю!
Сфинксы. Он видит! Мы же перестали думать, находя это скучным, и только улыбаемся.
Гера. Да, он всё нашёл. Он стоит в блаженном безумии. Совьёмте ж вокруг него круг из рук и голосов, как слабо опьяненные вином рабыни пред своим царевичем.
Сфинксы. Обещанное возвещено.
Гера. Звёзды, будьте свидетели союза земли и любви. Звёзды, о звёзды...
Сумасшедший (с горящими глазами).
Всё вожделея и им вожделенная,
Стояла девушка на берегу старого Волоха.
Но из протянутой вперёд руки вселенной
Обнажённая высунута проволока.
Чёрт. Это не живая вселенная, а чучело. Чучело птицы с мёртвым глазом и выходящей из кости проволокой, — ужасно!
Сфинксы. Это страшно. Над этим мы не умеем смеяться. Здесь наши улыбки — трусы. В его выкрике есть какой-то мучительный вызов.
Чёрт. Да, его слова страшны, но зато он нисколько не опасен и может остаться. Пусть он смотрит в глаза Мамонта. Смотрите, он смотрит огненным взглядом на слепые глаза царевича. Смотрите, царевич вздрагивает. Закройте все глаза. Вы не вынесете — это лучи. Царевич видит.
Кто-то. Он и раньше видел.
Чёрт. Нет, он только что, сейчас прозрел!.. Безумец зажёг слепца безумным светом своих очей. Слепец прозрел. Мёртвый царевич — видит! Так недополненный кубок божества, пролитый на землю, рождает зрение. Слепой не вынес луча безумия. Учитесь, о учитесь!
Сфинксы. Мы улыбаемся.
Чёрт. Рассказывали ли вам что-нибудь подобное учителя?
Все. Нет, дорогой, не рассказывали.
Чуть позже, между прочим, Хлебников написал краткий трактат о нечистой силе. Оказывается, всесильный якобы Чёртик орудует исключительно по указке свыше. В письме А.Е. Крученых от 16.10.13 читаем:
Следует непременно заметить про несомненное родство родословными беса и белого цвета и чёрта и чёрного цвета.
Именно чёрт (чёртик) с козьими рожками есть страдательное лицо действия чёрных сил порока ‹черти — челядь у Черуна›, бросаемых властным и сильным Черуном (Черун). Ср. Перун и припёртый, более жертва их, чем творец.
Отсюда подневольность работы за страх, а не за совесть чёрта, его служба на посылках, он служка у Черуна, с унылым постным лицом и нередко перебитой лапкой.
Т указывает на зависимость, подневольность его существования, он жалкий червяк, часто раздавленный “чёрной ногой”.
Вчера (ср. ‘в старые годы’) указывает, что “черу” придавалось значение, близкое к небытию. ‹Так же› именно ничтожное гадкое бытие зовется червяком (вера, вервие).
(Кстати, волезнь — желание).
Если ч сопутствует смысл угасания жизни, исчезновения: почить, и тени бытия, то б — вершина бытия — бить, берло, бердыш.
Бес, следовательно, стоит в стане буйства, битвы, беды ‹...›.
Впрочем, и на беса есть острастка — лесенка Маяковского (исключительная редкость у Хлебникова):
Между озера
Зеркал
Бес
испуганно
сверкал
В “Табели о рангах” нечистой силы у Хлебникова нет простолюдина-чорта, чуждого чертога. Место чорту — черновики.
Лугов и рощ зелёный чорт
Лежит, в ногах комком простёрт.
Как много в нём живой печали,
Как был он резв и лыс в начале.
Вила и леший. Черновик 1912 г.
Порог теслом работал чорт.
Ведь вход в тот старинный чертог
Давно был подошвами стёрт.
Подошвами облачных ног.
Куски, не вошедшие в поэму «Игра в аду»
К мамонтам (Адамса и Берёзовскому) Хлебников направился прямиком от чучелок птиц с мёртвым глазом и выходящей из кости проволокой. Т.е. с выставки пуха и пера. Как охотники отвечают на ‘ни пуха, ни пера’? Отсылают благожелателя к заголовку «Петербургской шутки на рождение “Аполлона”». Не преуменьшая почему-то возможностей нечистой силы хвостиком ‘-ик’.
Ох не нравятся мне проделки челядина Черуна на чухонской чарусе. Задрав штаны, бегу к «Детям Выдры». Всё тот же 1911 год.
На подмостках охота на мамонта.
Золотые берёзы осени венчают холм. Осины. Ели. Толпа старцев и малые внуки стоят, подымая руки к небу. Бивни, жёлтые, исчерченные трещинами, эти каменные молнии, взвились кверху. Как меткая смерть носится хобот в облаках пыли. В маленьких очах, с волосатыми ресницами, высокомерие. Художник в дикой, вольно наброшенной шкуре вырезает на кости видимое и сурово морщит лоб. Камни засыпают ловчую яму, где двигается только один хобот и глаза.
Занавес
Твою шкуру секли ливни,
Ты знал рёвы грозы, ты знал писки мышей,
Но как раньше сверкают согнутые бивни
Ниже упавших на землю ушей.
Мамонт из «Детей Выдры» отнюдь не добыча болота, которая происками нечистой силы оживает и пляшет от радости. Нехорошую перекличку болота и сетки чисел, т.е. чертежа, охотник скрытых долей сознавал:
Хлебников утонул в болотах вычислений, и его насильственно спасали.
Ляля на тигре. 1916
Мамонта из «Детей Выдры» древние охотники обездвижили, засыпав камнями в ловчей яме. Но мясом и т.п. роскошью не воспользовались: уж не одно тысячелетье шкуру секут ливни, а не кремни, т.е. тушу так и не разделали. Обездвиженный мамонт, оказывается, нужен одному-единственному человеку: художнику. Заслуженный деятель первобытного искусства изображает голову мамонта, а не всё животное целиком. Движения хобота и выражение глаз, вот что его занимает. Очевидно, статика на стенах пещер — пройденный этап.
Вот это мне нравится. Никакого пособничества нечистой силы. Ничего гнусного . Всё дело в (целебных) очах с волосатыми ресницами и — в хоботе. Хобот. А что такое ‘хобот’?
Продолжение
include "../ssi/counter_footer.ssi"; ?> include "../ssi/google_analitics.ssi";>