include "../ssi/counter_top.ssi"; ?>Бабков В.В.
Контексты «Досок Судьбы»
Окончание. Предыдущие главы:
Три в пятой, три в пятой, три в пятой
Смертью платят за долг, через 35 дней
Из кошелька жизни должник платит заимодавцу червонцем смерти
Через 35 день.
Я должен тебе, о Рок,
Вот деньга моей жизни,
Пятак или рубль. — Бери.
Я честен. Я умер.
Можно ли плутовать в этих вопросах.
Сдвиг человека к главным осям Миромаха.
Слава черным капитулам,
Слава юности, шагающей через грани нравов.1
Принцип метабиоза
1. Метабиоз — ключ к Хлебникову
пытные люди знают, где искать ключи к Хлебникову. — В больших поэмах, потому что они большие. В маленьких стихотворениях, потому что маленькие. В живописи современников, ибо 2-й Никейский собор постановил, что слово и образ суть одно. И так далее.
2Стало быть, поиск не возбраняется и в академической — то есть исчезающе редкой для Хлебникова — статье о симбиозе и
метабиозе «Опыт построения одного естественнонаучного понятия». Статья написана предположительно в бытность Хлебникова студентом Казанского университета, напечатана (без указания автора) в 1-й тетради ничем более не примечательного издания Санкт-Петербургского университета «Вести студенческой жизни»
3 и в поле зрения научного сообщества не попала.
Симбиоз был в ту пору довольно популярной темой, его трактовали как обоюдную пользу от совместного проживания, хотя под это понятие подпадают и отношения паразитизма, хищничества, конкуренции. В начале 1930-х знаменитый русско-французский биоматематик В.А. Костицын применил для изучения динамики сообществ со всеми упомянутыми выше формами взаимодействия одну и ту же систему дифференциальных уравнений, но с разными типами коэффициентов. Хлебников двумя десятилетиями ранее исследует те же формы сосуществования живых существ, и тоже не с позиций одной только биологии: налицо анализ фактов для построения математической модели, а не дань авторитетам в виде комментария. Автор, например, не отвлекается на известную гипотезу симбиогенеза, которую выдвинул в начале века К.С. Мережковский, профессор Казанского университета в 1902–1914 гг.
Симбиоз в безымянной статье определяется следующим образом: 1) отношения между двумя жизнями протекают в одно и то же время, 2) они протекают на соседних, но разных частях пространства.
Полагают, что Хлебникову присуща некая порождающая смыслообразы матрица, которую чрезвычайно трудно выявить в сложных сочинениях периода его зрелости как поэта.4 В этой чётко формализованной студенческой работе она как на ладони.
Дав определение симбиоза, автор чисто логически показывает симметричную ситуацию: 1) отношения между двумя жизнями протекают в одном и том же месте; 2) отношения между двумя жизнями объединяют два соседних промежутка времени. Если из этих отношений для второй, т.е. очередной в порядке следования жизни проистекает выгода, то налицо явление метабиоза.
При симбиозе соседние промежутки времени двух компонентов сообщества t (tempus) тождественны, а места их проживания пространственно не совпадают. При метабиозе t различны, а место проживания l (locus) одно и то же. Симметрия двух понятий поясняется табличкой:
где = означает тождество, х — отсутствие тождества.
Принадлежность безымянной статьи 1910 г. студенту Виктору Хлебникову можно было бы оспорить, не будь тот ко времени её опубликования профессиональным орнитологом. Весной–летом 1905 он с братом Александром был командирован на Урал, и на декабрьском заседании Императорского Общества Естествоиспытателей при Казанском университете отчитался о поездке (в журнале «Природа и охота», №12 за 1911 г., от имени братьев Александр Владимирович опубликовал «Орнитологические наблюдения на Павдинском заводе»), а за сообщение «О нахождении кукушки в Казанской губ.», напечатанное в №240 «Приложения к протоколам заседания Общества» за 1908 г., стал его членом-сотрудником.
Все выпуклые случаи метабиоза Хлебников приводит из собственных наблюдений, сделанных в орнитологических экскурсиях, переслаивая безобидные заметки о пернатых не весьма уместной в академическом опусе публицистикой:
в “Верую” воинствующего пангерманизма входят отношения метабиоза между славянским и германским миром.
Антигерманские настроения молодого Хлебникова в пояснениях не нуждаются. Устранив малейшие сомнения в авторстве, продолжим поиск ключей к Хлебникову там, где приведённые примеры отчасти доказывают широту устанавливаемого угла зрения.
Введение нового понятия оправдано уже тем, что метабиоз объединяет не только поколения кораллов внутри какого-нибудь атолла, но и поколения людей внутри народа.
На отношениях метабиоза основаны севообороты злаков и лесные сукцессии, но Хлебников идёт дальше — он полагает метабиоз основой учения о биосфере:
Деятельность бактерий, изменяющая почву, связывает метабиозом мир низших и растений. ‹...› Смерть высших, не исключая и Homo sapiens, делает их связанными метабиозом с низшими. ‹...› Здесь может быть высказана смелая гипотеза, что сущность смены одних животных царств другими в разные времена жизни Земли также сводится к метабиозу.
Биосфера — геокосмическое образование, которое не только пронизано жизнью, но ею же и структурно организовано. Из идеи нового естествознания о неразделимости времени и пространства в природных явлениях В.И. Вернадский выводит следствие: время должно иметь строение, не противоречащее строению пространства. Векторы пространства жизненных явлений полярны и энантиоморфны (лево-правые), следовательно, и векторы времени жизненных явлений должны быть полярны и энантиоморфны. Полярность времени очевидна: жизненные процессы необратимы; энантиоморфность векторов времени, по мнению Вернадского, наглядности лишена. Но всё-таки постижима:
Видеть энантиоморфность векторов времени мы не умеем. Из числа представляющихся возможностей следует отметить две: 1) энантиоморфность —
resp. диссимметрия — не может проявиться во времени ‹...› 2) энантиоморфность времени выражается в том, что в процессе, идущем во времени, закономерным образом проявляется, через определённые промежутки времени, диссимметрия.
5
Это беглое замечание Вернадского не стало предметом его размышлений. Что же до Хлебникова, то энантиоморфность векторов времени он видеть умел. На этом умении построены его законы времени и Доски Судьбы.
2. Отражение со смещением
Итак, хлебниковская порождающая матрица в статье о метабиозе ничем не затемнена: внимательный читатель убеждается в двойственности пространства и времени, начинает понимать, что парные образы — едва ли не зеркальные близнецы, а двойной смысл слова, постоянные сдвиги точек зрения и мнимая единица как сквозной персонаж — основа метаморфоза.
Назовём принципом метабиоза некий посыл, позволивший Хлебникову оформить своеобразие своего художественного метода.7
По ходу дела заметим, что создание двойников — дублирование позиций, то есть создание текстов высокого порядка сложности — является условием семиотического поведения.
Действительность описывается символами или образами. Но символ перестал бы быть символом и сделался бы в нашем сознании простою и самостоятельною реальностью, никак не связанною с символизируемым, если бы описание действительности предметом своим имело бы одну только эту действительность: описанию необходимо, вместе с тем, иметь в виду и символический характер самых символов, т.е. особым усилием всё время держаться сразу и при символе и при символизируемом.
Описанию надлежит быть двойственным.
8
Из принципа метабиоза следует двойственность пространства и времени, а в мире Хлебникова первое трактуется как зло, второе как добро. Порождающая смыслы матрица приводится в действие: изобретателям надлежит обитать там, куда приобретателям нет — и не может быть доступа.
„ПУСТЬ МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ РАСКОЛЕТСЯ НА МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ ИЗОБРЕТАТЕЛЕЙ И МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ ПРИОБРЕТАТЕЛЕЙ”
— Вот слова новой священной вражды. ‹...›
изобретатели в полном сознании своей особой породы, других нравов и особого посольства отделяются от приобретателей в независимое государство времени (лишённое пространства) ‹...›
9
Принцип метабиоза властно диктует Хлебникову его главную жизненную задачу: исследование феномена времени:
Если есть два понятия близнеца, то это место и время. Но какая разная у них судьба. Одно изучено, и лишь неточность мешает решить, какое оно: греческое, немецкое или русское; о другом не известно ни одной истины.10
В «Кто он, Воронихин столетий...» Хлебников сравнивает форму своих уравнений с устремлённым ввысь храмом: Хлам прежних дней — он храм! Для тех, кто перечёл.
Лишь я, лишь я заметил то, что время
Доныне крепостной пространства.
И я держу сегодня стремя
Как божество для самозванца.11
В «Трубе Марсиан»
Мы зовём в страну, где говорят деревья, где научные союзы, похожие на волны, где весенние войска любви, где время цветёт как черёмуха и двигает как поршень, где зачеловек в переднике плотника пилит времена на доски и как токарь обращается со своим завтра.
12
выделенная строка помогает осмыслить хлебниковские кусты мигов — и наоборот.
Принцип метабиоза порождает парные образы — зеркальных, но всегда с некоторым сдвигом близнецов — из тех, что создаются посредством конвариантной редупликации. А это, по Н.В. Тимофееву-Ресовскому, способ видёть два в одном и наоборот.
Атлантида гибнет, когда Жрец губит своего двойника (Я созвучие твоё) — Рабыню:
Твои остроты Жрец, забавны,
Ты и я — мы оба равны.
Две священной единицы
Мы враждующие части.
Две враждующие дроби.
В взорах розные зенницы.
Две как мир старинных власти,
Берем жезл и правим обе.13
Двойниками оказываются Горе и Смех в «Зангези»:
Я смех, я громоотвод
От мирового гнева.
Ты водоём для звёздных вод,
Ты мировой печали дева.‹...›
Колени мирового горя
Руками обнимая, плачешь,
А я с ним подерусь, поспорю
И ловко одурачу.‹...›
И вечно ты ко мне влекома
И я лечу в твою страну.14
Мало того, принцип метабиоза и есть тот волшебный камень словотворчества в хлебниковском первом отношении к слову:
Найти, не разрывая круга корней, волшебный камень превращенья всех славянских слов, одно в другое — свободно плавить славянские слова, вот моё первое отношение к слову.
Это самовитое слово вне быта и жизненных польз.15
Лучший комментатор Хлебникова — он сам. Игру смыслов «Крылышкуя золотописьмом тончайших жил...» из сборника «Пощёчина общественному вкусу» 1913 г. он поясняет следующим образом: „Крылышкуя и т.д.” потому прекрасно, что в нём, как в коне Трои, сидит ушкуй (разбойник). ‘Крылышкуя’ скрыл ушкуя деревянный конь.16
Критик-современник подмечает очевидное:
Слово как ивовый прут: меняет форму от малейшего прикосновения; можно вращать до бесконечности или сгибать в любом направлении; так и поступает В. Хлебников; так возникает
сопряжение корней, знаменитые
смехачи ‹...›,
17
а в прозаическом отрывке «Белокурая, тихорукая, мгляннорукая даль; белунья речь зеленючих дремоуст...» читаем:
Художе[ственный]
пр[иём]
давать понятию заключенному в одном корне очертания слова другого корня. Чем первому дается образ, лик второго.
18
Лежащий на поверхности приём сопряжения корней — детская забава в сравнение с извлечением двуличного корня. Вот некоторые показательные в этом смысле отрывки:
В лицву вселилась ужасва
И машет радостно крылами.
И казнью страшною — летва
Из площадей под колоколами.‹...›
Веселош, грехош, святош
Хлябиматствует лютёжь.
И тот, что стройно с стягом шёл,
Вдруг стал нестройный бегущел.‹...›
Раздорствует и мятежноссорствует страна.
Она рыданием полна.
Лишь снова в род объединит, когда венел,
Покой найдет нынел.19
Язык Хлебникова сродни трудному языку поэзии скальдов с его составными словами, отступления от их привычного порядка следования, сложным стихотворным размером, обилием кеннингов и хейти.
Хейти — это либо слово, вышедшее из употребления в обыденной речи, либо собственное имя, ставшее нарицательным, либо обозначение части вместо целого, рода вместо вида и т.п. Так, в русской классической поэзии ланиты — это хейти щёк, зефир — хейти ветра, лира — хейти поэзии и т.д. ‹...› Кеннинг — это совершенно условное обозначение из двух или больше существительных, где одно определяет другое. Так, кеннинг корабля — ‘конь мачты | олень моря | бык штевня’ и т.д., кеннинг ворона — ‘чайка ран | глухарь битвы | кукушка трупов’ и т.п., кеннинг крови — ‘море меча | река трупа | напиток ворона’ и т.п.
Подставляя различные хейти вместо составных частей кеннинга, можно варьировать его, а подставляя целые кеннинги вместо его составных частей, легко сделать его многочленным и тем самым бесконечно увеличить возможность его варьирования. Трёх- и четырёхчленные кеннинги довольно обычны в скальдической поэзии. Встречаются иногда даже семичленные кеннинги, например ‘метатель огня вьюги ведьмы луны коня корабельных сараев’, где ‘конь корабельных сараев’ — это корабль, ‘луна корабля’ — щит, ‘ведьма щита’ — копьё, ‘вьюга копий’ — битва, ‘огонь битвы’ — меч, ‘метатель меча’ — воин. ‹...›
Нередки, впрочем, и двучленные кеннинги — своего рода загадки. Не сразу догадаешься, что ‘снег тигля’ — это серебро, ‘змея тетивы’ — стрела, ‘море телеги’ — земля, а ‘небо песка | поле тюленя’ — море.
20
Кеннинги Хлебникова неисчислимы: кость, где разума обитель = череп; сок Дуная = вино; чудо людских толп = человечество; мыслящая печь = человек; ремень для теней = лента кино; кисть глаз моря = виноградная гроздь; буйволов сухое молоко = сыр; влюбленный сор прекрасных глаз = слёзы и т.п. Ничего этого нет в его статье студенческой поры. Но стоит ли об этом сокрушаться?
Сохранение грамматического строя исландского языка и всего основного словарного состава в сочетании с непрерывностью письменной и литературной традиции обусловили преемственность и в способах образования новых слов. По мере того как в связи с развитием науки и техники, а также экономическим подъёмом увеличивалось количество понятий, которые надо было обозначить новыми словами, усиливалось и ставшее обыденностью словотворчество. В последние десятилетия оно приобрело такой размах, что
потребовались правительственные ассигнования на нужды словотворчества в области науки и техники ‹...›
Но в языке науки и техники наличие слов с живой внутренней формой, в сущности, едва ли преимущество: научные и технические термины выполняют свою функцию — обозначают определённые понятия — совершенно так же, как если бы не имели живой внутренней формы. Да и внутренняя форма общеупотребительного термина, как правило, вообще не замечается говорящим, а в ряде случаев и не может быть реализована как образ (сравни, например, rafstöð ‘электростанция’, где raf ‘янтарь’, a stöð ‘станция’). Пожалуй, нельзя сказать и того, что живая внутренняя форма всегда делает термин понятным. Термин ýðir ‘карбюратор’ (от úða ‘моросить’) едва ли будет понятен тому, кто не знает, что такое карбюратор.
Тем не менее, значение пуристического словотворчества в области науки и техники очень велико ‹...› благодаря ему в исландском языке нет разрыва между языком науки и техники и языком литературы, языком интеллигенции и языком народа, современным и древним языком.
21
В русском языке слова с живой внутренней формой, включаемые в язык науки или техники, тоже зачастую не преимущество, а преткновение. Напомню о попытке А.С. Серебровского в 1920-е перевести термины генетики на русский язык. Ген действует, значит, это ‘дей’. Хромосома несёт гены — ‘дееносица’. Полезные и вредные мутации именуются ‘добродей’ и ‘лиходей’.22
Всё хорошо на своём месте: Хлебников в научной статье не переводит термин метабиоз. Зато сотканная из реалий современности поэма «Ночь в окопе» иноязычия не знает совершенно: танк здесь чудовище из меди, одетое в железный панцырь, интернационал — международник.
Но вот заёмный словарь не путается под ногами, сбивая с походки длинной сокола:
В ваших глазах пей я
Добычу пчёл лова,
23
Всё по-русски, но вне быта и жизненных польз: и отступление от привычного порядка слов, и кеннинг мёда, и двойной смысл слова ‘пчела’: неутомимая труженица и хейти души.
А вот чарующие переливы смысла и звучания в стихотворении «А я / Из вздохов дань / Сплетаю / В Духов день...» из посмертного сборника «Стихи» (М.: 1923):
‹...›
А облако лебедь,
Усталый устами.
А ветер,
Он вытер
Рыданье утёса
И падает светел
Выше откоса.
Ветер утих. И утух.
Вечер утех
У тех смелых берёз,
С милой смолой,
Где вечер в очах
Серебряных слёз ‹...›
24
Тему зеркальных отражений с некоторым сдвигом (отчего бы зеркалу ни быть додекаэдром с 12 или икосаэдром с 20 отражающими гранями и вращаться? не забудем и о кривых зеркалах) у Хлебникова можно длить и длить. Прервёмся на графические образы времени.
3. Образы времени
В ньютонианском понимании времени (1) настоящее — это единственная точка, отделяющая прошлое от будущего. Между прошлым, настоящим и будущим нет расстояния. Настоящее возникает ниоткуда и исчезает в никуда.
В классической механике движение происходит во вневременном времени, что представляется не менее парадоксальным, чем мысль об изменении без изменения.
Световой конус специальной теории относительности (2). Изо всех точек прошлого свет приходит в настоящее, а настоящее посылает свет во все точки будущего. Из настоящего следует как прошлое, так и будущее.
Эти два случая, несмотря на определённые отличия, близки в том смысле, что они друг с другом сопоставимы: это члены одного ряда объективных представлений времени.
Метафорическое представление субъективного понимания времени (3) — настоящее обладает длением — несопоставимо с объективными представлениями (1) и (2). Оно относится, прежде всего, к гуманитарному аспекту бытия, ср.: „О времена, о нравы!” или: „Всему свое время”. К такому же образу времени приводит принятие необратимости в качестве динамического принципа в термодинамике и представление о необратимости жизненных процессов в некоторых разделах биологии.
Время-дление, внутреннее время в естествознании выступает не как альтернатива объективному времени, а как его структурный элемент.25
Энантиоморфность времени (4) или события делаются временем: (а) противособытие через 3n и (б) усиление события через 2n единиц времени (заметим, что (4а, б) — вырожденные случаи (6)).
Хлебников часто пользуется полярными координатами (5), где положение точки задается длиной радиуса и величиной угла. В Досках Судьбы он подчас ссылается, явно или неявно, на экспоненциальные функции, зависящие от целочисленного аргумента. Если взять положительную действительную полуось (φ = 0, r любой), то очевидно, что на ней “обитают” обычные существа. При φ = π/2 и произвольном радиусе, то есть на положительной мнимой полуоси, “живёт” существо, которое к прошлым и будущим векам человечества относится как к пространству и шагает по нашим столетиям как по мостовой, — существо А из «Починки мозгов» Листа 2-го. “Обитатели” отрицательной действительной полуоси (φ = π) имеют обратную перспективу по отношению к “насельникам” полуоси положительной: Существо В то, которому наше малое кажется большим и великое малым (там же).
Пересечения логарифмической спирали (в полярных координатах ρ = сеφ) с осью х дают (6), графическое представление о хлебниковских интервалах, а из (6) следуют (4).
4. Структура законов времени
В Досках Судьбы Хлебников разбирает симметрию строения времени и пространства по принципу метабиоза. Покажем это сопоставлением двух табличек:26 уже известной нам из «Опыта построения одного естественнонаучного понятия» и фрагмента «Можно ли назвать время поставленным на затылок пространством?», где Хлебников сравнивает форму уравнений пространства n2 или n3 и времени 2n или 3n.
| в основании | в показателе |
связывающая 2 или 3 | t | l |
бесконечный рост числа (числовая воля) | l | t |
Следуя традиции рассуждений о целых положительных числах и опираясь на всеобщность циклических явлений в природе, Хлебников выдвигает ряд эмпирических обобщений о строении времени, собранных в Досках Судьбы. Во фрагменте «Промеры судьбы» читаем:
“Промеры судьбы” и установление на опасных местах её русла (отмелях и перекатах) особых путеводных знаков — “буянов” должно также сделать “судьбоплавание” настолько же лёгким и безопасным делом, насколько стало лёгким плавание по Волге, после того, как тысячи огней отметили извивы русла Волги и дали кормчему надёжный перечень опасных мест и пути избежать древней угрозы речного дна. Измерение речного дна стало его покорением. Само желание измерять судьбу есть такой же признак возмужалости человеческого разума, как и желание перейти от туманного слова к чёткому зодчеству чисел, или также как появление усов на губах у человека говорит, что отроческая полоса его жизни миновалась, и мальчик становится взрослым юношей. Первый вывод, к которому приходит возмужавший разум, вступая в возраст судьбомерия, это вывод огромного значения двух самых простых чисел, 3 и 2, в деле изучения руки судьбы. Именно, времена, равные 3n дней, соединяют события, обратные друг другу. Второй член пары событий, соединенных временами 3n дней, уничтожает дело первого, исходного события. Напротив, события, соединенные числом дней 2n, дополняют друг друга, как два удара молота по одному и тому же месту. Времена в 2n дней означают рост некоторого события, бывшего однажды.
Степени 3 соединяют день, когда человек наиболее нужен какому-нибудь ходу вещей, от дня, когда он этим ходом вещей бывает выкинут в корзину для ненужных бумаг, день поражения и день мести за поражение, день утраты свободы и день освобождения, день начала движения в каком-нибудь направлении и день конца этого движения, начало и конец, первый и последний лист некоторой полосы мирового времени.
3 это “колесо смерти”, потому что при нём события идут от жизни к смерти, клонятся к упадку, катятся по дороге смерти. Напротив, 2 — дорога расцвета, роста объёма событий, количественный рост явления.
Оба они, 3 и 2, суть простейшие чётное и нечётное число.
Возьмем 35.
11–13 марта 1848 началось восстание в Берлине, через 35 = 243 дня, 9 ноября 1848 был казнён Роберт Блюм, главное действующее лицо этого восстания.
2 ноября 1880 выбран президент Северо-Американских Соединенных Штатов, через 35, 2 июля 1881 он убит.
29 дек. 1905 Мин разгромил Пресню, подавив московское восстание, через 35, 26 авг. 1906, он был убит, а на другого виновника подавления, Столыпина сделано покушение.27
Так Хлебников выражает числом своё чувство времени.
Вот что Воронихин столетий писал о законах времени:
Я помню веков поединки:
Их лик за сеткою из синих чисел,
Как будто от укусов пчёл,
Где башней на Хитровом рынке
Века Воронихин возвысил
И степенями перечёл.
И отмечал их ближайшую судьбу:
Вам непонятны эти речи
И их таинственные смыслы.
Разуму косному перечит,
Он неприемлем вам и кисл.28
Если Хлебников своим понятием метабиоза дарует учению Вернадского о биосфере наглядный образ её времени, то и одариваемый не остаётся в долгу: Вернадский своими вошедшими в научный обиход логическими выводами („энантиоморфность времени выражается в том, что в процессе, идущем во времени, закономерно проявляется, через определённые промежутки времени, диссимметрия”), даёт законам времени Хлебникова рациональное обоснование. А хлебниковская порождающая матрица множит и множит смыслы:
Закон качелей велит
Иметь обувь то широкую, то узкую,
Времени то ночью, то днём,
А владыками земли быть то носорогу, то человеку.29
———————
Примечания 1 ФХ: 83, 3.
2 V. Markov. The Longer Poems of Velimir Khlebnikov.
Berkeley. 1962;
R. Vroon. Velimir Xlebnikov’s Shorter Poems.
Ann Arbor. 1983;
Н. Башмакова. Слово и образ.
Хельсинки. 1987.
3 1910. Вып. 1. С. 11–12. Об авторстве см. биографическое предисловие Н.Л. Степанова к пятитомнику: СП I: 8.
4 „Смысловая затруднённость (“бессвязность”) происходит оттого, что Хлебников пропускает и переставляет ряд смысловых звеньев, отказываясь от мотивировки фабульных скачков” (Н. Степанов. СП I: 50).
5 В.И. Вернадский. Размышления натуралиста.
М.: 1975. С. 27.
6 1 Кор 13, 12.
7 В.В. Бабков. Между наукой и поэзией: метабиоз Велимира Хлебникова.
ВИЕТ. 1987, № 2. С. 136–147.
электронная версия указанной работы на www.ka2.ru О литературной традиции двойников см.
R.Vroon. Metabiosis, mirror images and negative integers. // Velimir Chlebnikov (1885–1922): Myth and Reality.
Amsterdam. 1986. P. 243–290.
8 Павел Флоренский. Символическое описание. // Феникс, кн. I,
М.: 1922. С. 90.
9 «Труба Марсиан». СП V: 151, 153.
10 «Время мера мира».
Пг.: 1916. C. 1.
11 СП V: 105.
12 СП V: 152.
13 СП I: 96.
14 СП III: 362–363.
15 СП II: 9.
16 СП V: 194.
17 Ив. Грузинов. Пушкин и мы. // Гостиница для путешествующих в прекрасном. 1924, № 1 (3). C. [16].
18 НП: 453.
19 СП II: 189, 190, 191. В рукописи 1-й строки фрагмента
ц выглядит как
у.
20 М.И. Стеблин-Каменский. Культура Исландии.
Л.: 1967. С. 97–98.
21 Там же. С. 51–53.
22 В.В. Бабков. Московская школа эволюционной генетики.
М.: 1985. С. 34.
23 НП: 202.
24 СП V: 10.
25 В.В. Бабков. Метабиоз и биосфера.
Tallinn: Folia Baeriana. 1995. T. V, 109–120.
26 В.В. Бабков. Симбиоз, метабиоз и биосфера. // Онтогенез, эволюция, биосфера.
М.: 1989. С. 144–153;
Babkoff. Between science and poetry.
27 ФХ: 118, 1–2.
28 СП V: 103.
29 СП II: 94.
Воспроизведено с незначительной стилистической правкой по:
Василий Бабков. Контексты Досок Судьбы. // Велимiр Хлѣбников. Доски Судьбы.
Реконструкция текста, составление, комментарий, очерк — В.В. Бабков.
М.: Рубеж столетий. 2000. С. 187–201.
include "../ssi/counter_footer.ssi"; ?> include "../ssi/google_analitics.ssi"; ?>