А характер этих ответов предрешала вся предыдущая работа мысли, само направление мышления. Это направление сегодня не нуждается в критике или нашем одобрении. Оно было таким, каким было. И чтобы найти тот верный угол сердца к поэту, о котором сказал он сам, нам прежде всего нужно постараться понять его.
Он учит, что есть ключи событий. И что эти ключи можно найти. Пока они не найдены, история — беспорядочный хаос, собрание неожиданностей и анекдотических бессмыслиц. Для владеющего ключами открывается возможность составлять вернейшие гороскопы государств, предрекать их будущее не с пеной на устах, подобно древним сивиллам и пифиям, но во всеоружии современной науки, при помощи холодного умственного расчета, точно предвидеть возникновение и ход войн, судеб народов и отдельных лиц. Исходя из твердых знаний о прошлом, человек получит право и возможность точно предвидеть и предсказывать будущее… Но если так, — войны потеряют всякий смысл и значит их больше не будет, — верит Хлебников. В этом случае только ли предвидением и предсказаниями неизбежного ограничится дело? Не станет ли возможным предупреждать и корректировать в желательном направлении это будущее? Ведь если мы покажем бессмысленность войны, тем самым мы вырвем жало этого чудовища; будущее станет изменяться; в нем больше не останется места войнам, и их место займет нечто иное — гармония или, по-русски, лад, мир, золотой век.
О нет, мы не разделяем эту глубокую веру Хлебникова, напротив. Но речь-то идет о нем. И эта вера должна быть понята, потому что без неё мы не поймем многих замечательных творений его духа и его гения. Вот опять он обращается к нам и говорит с такой силой убежденности, с какой не говорил никто другой:
Стоял весенний день — май 1905 года, когда студент Казанского университета Виктор Хлебников услышал первое сообщение о Цусимском сражении. Это было в селе Бурмакине Ярославской губернии. То, что это известие произвело на юношу ошеломляющее впечатление, неудивительно. Война с Японией поражала неожиданностями, но привычка к неудачам не наступала. Гибель броненосца «Петропавловск», с командующим русским флотом адмиралом Макаровым на борту, сдача Порт-Артура, поражение русской армии в сухопутной битве при Мукдене, и вот теперь единовременная потеря больше пяти тысяч человек и целой эскадры в двадцать семь лучших боевых кораблей — таковы были основные этапы этой войны. И опять все, услышавшие страшную весть, задавали себе всё тот же вопрос: почему это случилось?
Наиболее авторитетные суждения приписывали происшедшее технической отсталости русского флота: японские военные корабли, маневрируя, развивали пятнадцать, а русские только десять узлов в час, артиллерийское вооружение русского флота уступало в дальнобойности и ещё не начало применять фугасных снарядов, которые использовались на японском флоте. Во всём обвиняли адмиралтейство, бездарность командования, всё громче поговаривали об измене. Совсем наивные обыватели склонны были объяснять всю цепь неудач переменчивостью военного счастья. И как бы ни казались несостоятельными разговоры этих последних, в какой-то мере близким их мнению оказывался и молодой казанский студент.
— Переменчивость? Да, пожалуй... Военное счастье? Значит, слепой случай? Как в опере «Пиковая дама»: „так бросьте же борьбу, ловите миг удачи, сегодня ты, а завтра я” и, разумеется, „пусть неудачник плачет”. А что ему ещё остается? Колесо фортуны? И везде то же самое: в славе, богатстве, любви, военной удаче решает случай. Но что же за всем этим? Непостижимая игра стихийных сил или… или пока ещё не постигнутая цепь обусловленных закономерностей?
Походы и судьбы Цезаря, Александра Македонского, Ганнибала, Тамерлана и Ермака, битвы Саладина, Кортеса, Карла Девятого Шведского и Петра Первого, исторические пути Рима и России, Греции и Германии, листы, испещренные датами событий и противособытий — всё это извечно переменчиво. Но в самой переменчивости не может быть хаоса. В ней чувствуется ритм, а значит действующие в ней величины повинуются своим законам, — так думает Хлебников. Каким законам? Этого мы пока не знаем, но раз они есть, можно их познать обуздать уравнениями математических формул, наметить точки отсчета событий. И тогда Стессель окажется не только бездарным генералом, он — антипод Ермака. Каждый из них пришел в свое время. И военные неудачи России на Востоке — это прежде всего гребень новой волны, поднявшейся против той, которая некогда несла на гребне дружину Ермака и смыла царство Кучума.
На следующий день после того, как было получено известие о Цусиме, Хлебников записывает на коре березы свой фантастический обет: найти законы времени, управляющие событиями. То, что эти законы существуют, для него не подлежит ни малейшему сомнению.
В его возрасте другие вырезали на коре деревьев вензеля своих возлюбленных и сердца, пронзенные стрелами. Так велось веками. Великолепный Ронсар писал в своем бессмертном сонете, посвященном Елене:
Что же касается Хлебникова, то, хотя нам и кажется ошибочной посылка, принимаемая им за основу, можем ли мы не придать его обету того значения, которое придавал он сам в течение всей последующей жизни?
Вот как он рассказал об этом спустя 14 лет: Законы времени, обещание найти которые было написано мной на березе (в селе Бурмакине Ярославской губернии) при извести о Цусиме собирались десять лет (II, 10).
И еще:
И снова:
Законы времени… Но известно ли нам, что такое время? Этот вопрос некогда ставил и даже не сделал попытки ответить на него Аристотель: „Что такое время и какова природа его — мы не знаем”, — сказал он. Более двух тысячелетий спустя после Аристотеля великий русский математик Лобачевский ответил так: „Время есть движение, измеряющее другое движение”. „Время — длительность бытия”, — глубокомысленно отвечает Толковый словарь Ушакова, добавляя в скобках к этой сентенции (филос.) и тем самым указывая что этим определением одарила нас самая что ни на есть современная философия. Там же в других значениях Время — эпоха, период, определенный известный момент, глагольная форма, подходящий момент и т.д. И лучший, может быть, ответ дал поэт Велимир Хлебников. Он ответил на этот вопрос названием тоненькой книжечки, выпущенной а 1916 году. Она названа «Время — мера мира». Впрочем, Время становится главным и постоянным героем всех его произведений, стихов и поэм, прозаических и драматических отрывков. Он постоянно занят сопоставлением исторических событий и выражением количества разделяющих эти события дней в виде сумм и разностей двоек и троек, возведенных в различные степени…
Я, точно кошка, слежу за числом, пока не пробежит мышь (V, 266).
Вот он пишет: 1552 год — взятие Казани ‹...› Движение на Восток началось с 1552 года, и на другой странице: Через 365 после 1552 приходится 1917 год («Битвы 1915–1917 гг.». Изд. в 1915 г.)
И ещё там же: Русь 1237 − 862 = 375. (Почему в одном случае события разделены 365, а в другом 375 годами, мы не знаем, и объяснения Хлебников не дает). Значение 1237 года автор не оставляет без объяснения: Калка. Монголы. Завоевание России. Мамай. Что такое 862, не комментируется. Очевидно и так все знают: Первое летописное известие о России. Варяги. Рюрик. Но если мы сами добавим к 1237 году ещё раз магическое число Хлебникова 375, то получим тоже говорящую дату 1612 — польская интервенция, освобождение Москвы Пожарским. А ещё раз 375? Получим новую дату 1987. Что же случится в этом году?
Для уверенных предположений надо быть Хлебниковым. Он сталкивал исторические события, взбалтывал даты, словно кофейную гущу, определяя закономерности хода исторических событий и чередования сумм и разностей двоек и троек, возведенных в те или иные степени. Эти гроздья цифр производили неотразимое впечатление на многих поклонников его таланта. Они создали и широко распространили легенду о необычайно высоких математических познаниях поэта, уверяя, что никто не может разобраться в его вычислениях ввиду их невероятной математической сложности. И действительно, в ряде случаев серьезные математики, которых просили дать заключение, боязливо отговаривались, опасаясь какого-либо подвоха, ссылаясь на то, что здесь не совсем обычная математика: то ли метафизическая, к которой они непривычны, то ли какая-то ещё более опасная. Тем самым они способствовали дальнейшему утверждению мистического ореола вокруг Хлебникова, ореола зачастую искусственно создаваемого. На самом же деле даже самое общее ознакомление с цифровыми материалами Хлебникова достаточно ясно показывает, что они могут смутить своей математической премудростью разве только того, кого затрудняют возведение в степень и извлечение корня из простейших величин и чисел. В конце концов такой анализ был без труда произведен и, разумеется, использован против Хлебникова его недоброжелателями, как будто он сам был повинен в тех многочисленных благоглупостях, которые про него писали простодушные невежды из числа его соратников на том или ином этапе его жизни. Было также показано с достаточной убедительностью, что при довольно произвольном сближении пар событий и подсчете разделяющих их дней, а затем выражении этих дней в виде суммы или разности возведенных в ту или иную степень двойки и тройки, нетрудно выразить нехитрым образом почти всякое целое число. Ни интегрирования, ни применения дифференциального исчисления в цифровых таблицах Хлебникова найти нельзя. Они были известны ему, но не нужны для его целей.
В письме к П.В. Митуричу от 14 марта 1922 года Хлебников так вкратце формулирует свой закон времени:
Что же знаем мы достоверного о законах времени Хлебникова? Он, несомненно, был уверен: такие законы существуют; они впервые им найдены. Он искал их для того, чтобы научить им всех. Он оставил нам много рассуждений и цифровых таблиц; по ним мы как будто можем делать такие же сближения, какие делал он, предугадывая исторические события и даже судьбы отдельных людей. Однако никто из людей, считавших себя друзьями и последователями поэта, и не пытался заниматься чем-либо подобным. “Кофейная гуща”, оставленная им наследникам, всё равно осталась бы безответной. И они не сомневались, что это именно так. Но отвечала ли она что-нибудь, когда беззвучно шевеля губами, её вопрошал сам Хлебников?
„Основываясь на подобных вычислениях, Хлебников предсказал день в день революцию в Азербайджане о чем имеет удостоверение”, — писал в своем некрологе Сергей Городецкий.
„Хлебников, на основании своих изысканий о времени предсказал, например, войну, гибель Китченера (погибшего в те дни) — действительно это так было”. Это пишет Петровский. Оба они были чем угодно, но отнюдь только не мистиками.
Блестящим успехом было предсказание, сделанное на несколько лет раньше, о крушении государства в 1917 году. Конечно этого мало, чтобы обратить на них внимание ученого мира — говорит сам Хлебников («Свояси») и нам не стоит большого труда отправиться в одну из крупнейших библиотек и убедиться в справедливости его слов, раскрыв знаменитую «Пощечину общественному вкусу», изданную в 1912 году или Третий сборник Союза молодежи 1913 года (с. 48).
А в первом номере журнала «Новый мир» напечатана статья А. Лейтеса «Хлебников, каким он был». Автор цитирует письмо Велимира родным в Астрахань от 25 декабря 1916 года. Поэт пишет: Ведите себя смирно и спокойно до конца войны. Это только полтора года, пока внешняя война не перейдет в мертвую зыбь внутренней войны. А. Лейтес не оставляет нас без своего комментария по поводу приведенных строк. „Хлебников словно предсказал дату начала гражданской войны в нашей стране, — говорит он. — Действительно, она фактически началась через полтора года после того, как он отправил свое письмо из Саратова. Никакой мистики, разумеется, здесь нет. У Хлебникова, по-видимому, было обостренное ощущение надвигающихся событий”.
Вот так! Никаких, значит, леших нет, — сказал бы Хлебников. Чего столпились? Обыкновенная сивилла и всё тут. Рразойдись!
Да, но если и не сивилла, то что же? Ведь свидетельских показаний о предсказаниях много. А убеждение самого поэта о существовании законов времени, поддающихся открытию и научному изучению, разделить невозможно. Цифровые таблицы и сближаемые пары событий, разделенные магическими числами лет, имеют для нас лишь одну непреходящую ценность: они позволяют нам глубже проникнуть в лабораторию мышления Хлебникова. Нам интересно следить за его ассоциациями, за историческими сближениями и обобщениями, которые он допускает в ходе своих вычислений, за метафорами и поэтическими вдохновенными строками, перемежающими хотя бы те же «Доски судьбы».
В весенний день начала марта 1916 года трое молодых людей, выехавших с Ярославского вокзала в Москве, сошли с поезда в Троице-Сергиеве. Старшим по возрасту и инициатором этой поездки был тридцатилетний Хлебников. Его сопровождали 23-летний Дмитрий Петровский и общий их знакомый Кухтин. Впоследствии об этом дне довольно подробно рассказал в своей «Повести о Хлебникове» (М.: Библиотека «Огонек», 1926, № 162) Д. Петровский.
Хлебников, живший в то время вместе с братом в дальнем конце Петровского парка, только что “основал” общество “317”. „Это число, — пишет Петровский, — одно из его магических чисел. 317 плюс 48 равно 365, числу дней в году, единице времени, году земли и т.д. (см. Сборник «Войны», «Временник» № 4 и др.)” К этому месту у Петровского сделано примечание: „48 — число, найденное Хлебниковым как число сил земли (см. «Союз молодежи», сборник 3: «Разговор учителя и ученика»)”.
И далее:
В этот период увлеченный своей идеей Хлебников намечал кандидатов — Председателей Земного Шара и предпринимал определенные шаги, чтобы завербовать в их число тех людей, которым, как он думал, была близка его утопическая фантазия.
Так в число председателей, наряду с самим В.В. Хлебниковым и Д. Петровским, были намечены хорошо знакомый Хлебникову поэт Вячеслав Иванов и Павел Александрович Флоренский.
Петровский говорит, что сначала 29 февраля 1916 года оба друга посетили Вяч. Иванова который „любил и ценил Хлебникова, только жалел, что тот уходит от поэзии и увлекается своими “законами”, хотя самому ему идея Хлебникова — свести все явления к числу и ритму и найти общую формулу для величайших и мельчайших и, таким образом, возвысить мир до патетического — была близка ‹...› Кажется, он (Вяч. Иванов. — С.Т.) дал свою подпись на опросном клочке Хлебникова, во всяком случае, вечер провели хороший и серьезный”, — сообщает Петровский.
А теперь уже втроем ехали к Флоренскому, с которым ни один из них знаком не был, а труды читал, вероятно только один Хлебников.
„По каким же трудам мог знать Флоренского Хлебников? Главным образом, конечно, по книге «Столп и утверждение истины», первое появление которой в сборнике «Вопросы религии» относится ещё к 1908 году, когда ему (Флоренскому. — С.Т.) не было и 26 лет”, — так пишет в своей рукописной книге «Начало познания церкви» анонимный автор, посвятивший её памяти Флоренского, которого он близко знал на протяжении ряда лет. Первая публикация «Столпа» отдельной книгой, как известно, относится к 1914 году. В своих воспоминаниях А. Лейтес сообщает о Хлебникове:
Отдельные выдержки? Хочется спросить, какие же? Как цитировал? В связи с чем? Все вопросы остаются без ответа. Однако можно с достаточным основанием предположить, что цитировал не как нечто враждебное, раз поехал предлагать “председательство Земного Шара”, цитировал не как возмущающий курьез, а как нечто близкое, подтверждающее его собственные мысли. Какие же? Остережемся зыбкой почвы предположений и остановимся лишь на том, в подтверждение чего могут быть приведены факты.
Родившийся всего тремя годами ранее Хлебникова, в 1882 году, священник и ученый-философ Павел Флоренский был, как и Хлебников, близок эсхатологическим предощущениям, испытывавшимся многими деятелями русской культуры в те предвоенно-предреволюционные годы.
В упомянутом труде «Столп и утверждение истины» Флоренский писал:
Теперь раскроем произведения Хлебникова и перечтем уже упоминавшиеся нами строки, опубликованные под заголовком «Влом вселенной», написанные примерно семью годами позже приведенной работы Флоренского:
Разве не удивительно совпадение: оба автора говорят об одном и том же, и мало того — оба пытаются передать свою мысль одним и тем же, совершенно сходным образом. Одна есть и разница. В самой близости заложено непримиримое противоречие. У одного завершение нашей истории становится началом „грядущего дня немеркнущего”, символом которого становятся видимые ему „розовые лучи”. И он приветствует эти лучи. Другой, по собственному признанию, уже светится зеркалом великого солнца смерти. Страшное солнце уже озарило вершины гор и его с его горним сознанием. А сейчас, когда мы уже отдали себе отчет не только в тождестве, но и в противоположности, в полярности двух сознаний, мы вправе задать себе вопрос. Кто же из двух прав? Но вправе ли? Солнце смерти, солнце конца истории уже поднялось над нами. И разве мы не принадлежим этой истории, разве не ужасает нас её смертный конец? Конец этот несет смерть и нам, и близким нашим, и той красоте тленной, к которой мы так привязаны. Но возможно и иное сознание. Оно дает иную веру и иную оценку событий. И это сознание — религиозное сознание, эта оценка — религиозная оценка. И горизонт его — иной горизонт. Правы оба. Нельзя упрекать Марфу за то, что она не Мария. Но как же так? Хлебников, с его космическим миросозерцанием, с его удивительно высоким уровнем мышления, словно бы в чем-то проигрывает: на наших глазах он упирается в некое препятствие, может быть, стену, и что же? Он не пытается как-то преодолеть эту стену, разрушить, или обойти, или перескочить через. Нет, он останавливается и молча отходит, и больше уже не возвращается. В чем же дело? Может быть, предстоящая встреча в теперешнем Загорске и призвана разрешить все недоуменные вопросы, а Председатели Земного Шара только предлог?
Попробуем пока подойти с другой стороны, а именно присмотримся, по возможности, кто окружал Велимира в детстве, в юности? Куда увлекали его родители, наставники, время? И увлекли или нет? К чему привела равнодействующая всех влияний?
Прежде всего родители. Отец, по словам самого Хлебникова — Большой поклонник Дарвина и Толстого. Большой знаток царства птиц, изучавший их целую жизнь, имел друзей путешественников. Что в остатке? Пристальное внимание и нежность к птицам? Да! Птицы то и дело перепархивают по строкам поэм и стихотворений. Они на своем заумном языке свистов и щебета высказываются в «Зангези» наравне с богами. Цитировать не к чему, аксиомы не доказывают. Достаточно просто читать Хлебникова. Ещё Дарвин и Толстой. Что касается Дарвина, стоит заглянуть в поэму «Дети Выдры» (6-й парус). Мы находим длинный стихотворный монолог Ганнибала:
Эта глава, или парус, по терминологии Хлебникова, заканчивается авторским голосом из нутра души, который взывает ко всем великим:
Мать, Екатерина Николаевна, историк по образованию. Здесь, кажется, ясно: чувство историзма и чувство времени, неразрывно слитые, всегда сопутствовали Хлебникову. С отцом произошел позже разрыв, с матерью разрыва не было.
В домашней библиотеке Хлебниковых, как говорят, были Дидро, Кант, Спенсер, Конт, Тэйлор и Берви-Флеровский. Наиболее значительное имя — Кант. От Канта, став взрослым, Хлебников, как говорилось выше, отделывался брошенными вскользь отнюдь не симпатизирующими репликами.
Несколько позже, в гимназические годы Велимира, дом наполняется репетиторами, помимо гимназических преподавателей их насчитывается не менее шести человек; вместе с тем Виктора Хлебникова считают очень способным; он с увлечением занимается математикой, историей, географией, естественными науками. В чем же он отстает? Неизвестно. Или просто всегда увлекаясь чем-то одним, он запускал другие предметы? Однако же очень интересно присмотреться, тем более что биографические данные позволяют нам это, кто же были эти репетиторы, каково было их направление?
Гимназические годы юного Хлебникова — это 1897–1903 гг., то есть годы с 12 до 18 лет. Из них первый год семья проводит в Симбирске, остальные в Казани, где он, в конце концов, заканчивает восемь классов гимназии и затем поступает в Университет.
Первым по порядку обычно называют в числе репетиторов Николая Павловича Брюханова (1878–1943). Член коммунистической партии с 1902 года, он после Октябрьской Революции был наркомом продовольствия в 1921–1924 гг., наркомом финансов СССР в 1926–1930 гг., а в дни Октябрьского переворота — членом Уфимского ВРК (Военно-революционного комитета).
Вторым называют Зиновия Петровича Соловьева (1876–1928). Это член коммунистической партии с 1898 года, один из организаторов советского здравоохранения, заместитель наркомздрава СССР.
Третий — художник П.П. Беньков.
Четвертый — Александр Сергеевич Глинка-Волжский, ссыльный студент, критик и публицист, потомок поэта Федора Николаевича и Сергея Николаевича Глинок. Активный участник атеистического движения Советского государства. „Восставшему против лжи комсомолу посвящаю”, — значилось на титуле одной из его антирелигиозных брошюр.
Из этого неполного перечня достаточно очевидно, что родители не останавливались перед затратами, привлекая для образовании своего сына действительно лучших преподавателей, каких только можно было в то время найти.
И что же? Ирония и сарказм по адресу Канта, Дарвина, всех авторитетов отца. Упомянем ещё и Толстого, перед которым, как сказано, благоговел старший Хлебников. На странице 194 второго тома Собрания сочинений читаем: Первый учитель Толстого — это тот вол, который не противился мяснику, грузно шагая на бойню.
А теперь вот собрались и едут к Флоренскому. Идеалисту, священнику. Едут приглашать в Председатели Земного Шара. Напрасны оказались старания родителей, репетиторов, книжные полки в отцовском доме напрасно шуршали авторитетами отечественными и переводными. Но дальше, как же прошла эта встреча? В своем ярком рассказе Д. Петровский уделяет самой встрече всего две-три строки. Зато он подробно и живо описывает блинные лотки, встречу с цыганкой-гадалкой. Наконец, добрались-таки.
И всё. Почему же умолчал? Почувствовал несоответствие задуманного начинания обстановке и облику принимавшего их хозяина? Или позабыл, увлеченный разговором на другие темы, из которого никак не вытекал переход к теме председателей, а может, помешал ещё реявший вокруг них троих гипноз цыганки с её предсказаниями, которую, простившись с Флоренским, отправились настойчиво разыскивать снова.
Петровский не строит об этом никаких предположений. Не будем их строить и мы.
Однако же, напомним хотя бы то, чем располагаем: любопытный штрих гадания цыганки Хлебникову:
| Персональная страница Сергея Николаевича Толстого | ||
| карта сайта |  | главная страница |
| исследования | свидетельства | |
| сказания | устав | |
| Since 2004 Not for commerce vaccinate@yandex.ru | ||