В. Молотилов

Вαkх

I. Ливерпульская четвёрка

некотором царстве, в некотором государстве, в городе Ливерпуле жили-были четверо парней: Джон, Джордж, Пол и Ринго. Они были язычники, почитатели бога по имени Вакх. Люди, которые верят в одно и то же, рано или поздно объединяются. Парни познакомились, и стали воспевать Вакха вчетвером. У них это здорово получалось. Ливерпульские гимны зазвучали везде и всюду.
Их воздействие на слушателей не поддаётся описанию.
Как известно, к сердцу мужчины можно пробиться через его желудок, к сердцу женщины — через уши. Глаза считаются зеркалом души, поэтому разнообразные опекуны и наставники лезут и лезут в зазеркалье с руками и ногами.
Ливерпульской четвёрке отдавали свои сердца и мужчины, и женщины. Потому что сотрясать воздух надо уметь. Звук становится пищей духовной, если приподнимает над обыденщиной, одновременно согревая душу. Именно таковы были гимны, слагаемые парнями из Ливерпуля.

Несравненное (Орфей личность недостоверная, возможны преувеличения) обаяние четвёрки стремительно обращало народы в новую веру. Повсеместно сошли на нет толки о привидениях, оборотнях и сглазе. Православие, разумеется, стояло незыблемо. Но лешие и русалки вдруг ободрились. И это неспроста.

Кому несли свою проповедь библейские пророки? А полководцы арабов? А Николай Островский? Людям. Зверьё не обращают на путь истинный, потому что животные никогда не сходили с него. Проститутки бросают младенцев в мусорные баки, а волчицы их подбирают, вскармливают и выводят в люди. Ворон ворону глаз не выклюет, лежачего не бьют — вот куда увлекают нас животные личным примером. А мы тащим их на живодёрню.

Заботясь об улучшении нравов, ливерпульские парни вышли далеко за пределы достижений Св. Франциска. Гимн «Я вижу конские свободы и равноправие коров» вызвал повальное усыновление телят и поросят, чьи родители сгинули в мясорубках. После того, как Пол призвал отказаться от употребления молока, уворованной пищи парнокопытных малолеток, владельцы сыроварен пошли по миру. Зато для ворон настали воистину баснословные времена.

Слагатели гимнов из Ливерпуля действовали с невиданным размахом. Пронеся знамя новой веры по тверди земной, они обратили взор на хляби. Все мы родом оттуда. В глубинах вод полным-полно наших братьев по разуму. Дельфины — это лишь то, что на поверхности. Выскочки. Те братья, что поскромнее, держатся в сторонке, то есть на глубине. Разве это повод отказывать им в просвещении?

И ливерпульская четвёрка погрузилась в глубины, пучины и бездны, неся их неказистым обитателям свет истины. То есть подводная лодка с парнями ушла в кругосветное плавание. Разумеется, лодки американцев и русских следовали за ней по пятам. Военные моряки не виноваты — присяга.

Надо ли говорить, что все они уверовали. По возвращении подводников судили за измену. И русских, и американцев. Нет, названия морей они не изменили. И названия океанов оставили прежними: Тихий Вакхиан, Индийский Вакхиан, Атлантический Вакхиан, Северный Ледовитый Вакхиан.

Кое-где противились ливерпульской благодати. Мао, например, ударил по ней заплывом через Хуанхэ. Почему через Хуанхэ? Потому что Жёлтая река. Подводная лодка ливерпульской четвёрки была выкрашена в подсолнечниковый цвет. Невидимка могла проникнуть по Жёлтой реке в самое сердце КНР. Искали наощупь, от устья вверх по течению: народа в Китае хватает. Но лодка всё равно проникла. Ниже я расскажу о последствиях.

Мао был поэт, следовательно выдумщик. Другой бы просто перегородил Хуанхэ железным занавесом с дырочками для мальков. А этот сам вошёл в реку и поплыл в густой жиже народа, то и дело ныряя, чтобы нащупать лодку в жёлтой мути. Вот каким должен быть настоящий руководитель.

Ливерпульскую заумь не одобрял и лично, подобно Мао, преследовал Л.И. Брежнев. Он любил песни Пахмутовой на стихи Добронравова. Под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги. Наше зелёное море мы не отдадим их жёлтым подводным лодкам, дорогие товарищи.

Советское руководство действовало по старинке, нахрапом. Переодетый спецназ бросили на вещевые рынки, где под видом обмена операми Доницетти процветала торговля винилом с крамолой из Ливерпуля. Бдительные перекупщики вовремя спрятали винил, и в кутузку с досады загребли Натана Щаранского, который искал на толкучке ермолку своего размера, не более того. Башковитый Щаранский, конечно, почитал Вакха, но по-настоящему любил только Тору. Вакх удивительным образом уживался с Яхве, и это неспроста.

Единообразием вакхизм не грешил: образовались враждующие секты. Вакханты состязались с вакхабитами в священном рвении. Первые сбрасывали истукан Баха (не путать с Бахаи), бога Настоящего, в реки с названием из трёх букв — Нил, Обь, Дон, Буг, Инд, Зею, Цну, Оку, а также в озёра Ван и Чад. Почему из трёх букв? потому что. Почему сбрасывали? а вот. Одно можно сказать определённо: Вакх слыл у них богом Настающего.

У вакхабитов он тоже слыл богом Настающего, но эти бесчинствовали на суше. Площади городов были запружены толпами нечёсаных юнцов в облачении из дерюги. Юнцы выкрикивали: «Бетховен греховен!», «Не верьте Верди!» и т.п. обличения и призывы. Далеко не в каждом справочнике по заблуждениям вы найдёте имя Бетховена, божка Времён года. Что говорить о Верди, боге Позавчерашнего дня.

Вот какой отклик в сердцах нашли пророки бога Вакха, голосистые парни из Ливерпуля.

Этот Вакх сначала был простым смертным. Он родился от обычной супружеской пары, без предварительного оповещения. Его мать, ирландская аристократка, была на восемь лет старше красавца-мужа, и страстно любила его до конца своих дней. Нелишняя подробность: Вакх был третьим ребёнком в семье. Никакой корзинки с подкидышем. Роды как таковые, в муках.

Впрочем, знамение было, да ещё какое. Незадолго до появления Вакха на свет в небе Ирландии вспыхнула звезда. Настолько яркая, что была видна в летний полдень. Звезда сияла довольно долго, суток пять, на одном и том же месте.

Бессмертноветь Вакх стал внезапно, в возрасте двадцати лет. Отец его посвятил свою жизнь пернатым и перепончатокрылым, и достиг выдающихся успехов: красная шапочка баронета украсила седины учёного. К своей науке он приобщал Вакха с младых ногтей. Чтобы изучить птицу, надо её убить. Потом осторожно снять шкурку с пёрышками, заменить плоть паклей. Всё, птица изучена. Главное — убить.

Изучать летучих мышей и ползлётов ничуть не легче, а надо. Ползлёты это крылатые змеи, драконы. Довольно неприятные на вид и очень опасные существа. У страха, как известно, глаза велики: ползлётам приписывают пару голенастых лап толщиной с телеграфный столб, оснащённых аршинными когтями. На самом деле никаких конечностей, кроме перепончатых крыльев, у драконов нет. Пламя они действительно изрыгают, если поднести к пасти зажжённую спичку: сероводород весьма горюч. За это открытие отец Вакха и удостоился титула баронета.

Вакх был метким стрелком. Огнестрельное оружие учёные-птицебои не применяют ни при каких обстоятельствах. Лук, праща, бумеранг. Вакх предпочитал индейскую выдувную трубку. Он попадал в глаз колибри за сто шагов, коршуну — за триста. В искусстве выделывания чучел попугаев ему не было равных. Поэтому University of Dublin Trinity College и послал Вакха изучать райских птиц Восточного Тимора. Джунгли Восточного Тимора — сущий ад, но райские птицы водятся только здесь.

Именно там и тогда произошло преображение (The Transformation) Вакха.

Вакх никогда и никому не рассказывал подробностей. Даже любимая сестра Девора, от которой у него не было тайн, осталась в неведении. В джунглях Восточного Тимора при Вакхе неотлучно находился младший брат Александр: отец надеялся и его увлечь своей наукой. Вакх преобразился на его глазах, а он ничего не заметил. Или обещал не болтать.

После возвращения из Восточного Тимора Вакх перестал убивать птиц. С кем не бывает: поубивал, а потом одумался. Но даже подслеповатый Джеймс Джойс заметил неладное: Вакх становился птицеподобным. Голова уходила в плечи, заострился нос, почти исчез подбородок. Он часами стоял на одной ноге. Ну, постоял бы, да и присел. Все так делают. Но Вакх, распрямляя согнутую ногу, отталкивался ею и длинными скользящими шагами покрывал пространство. При этом он пел. Бродил и пел.

Его песни завораживали ирландцев. Не всех, конечно. Только юных. Сами понимаете, возраст тут не при чём. Иной телом стар, но духом пылок; как самовар блестит затылок.

Вакх пел одну и ту же песню, всегда и всюду. Соловей тоже однообразен,
а вот поди ж ты. Всё дело в коленцах. На них Вакх был неистощим. А так — одна и та же песня, без начала и конца.

Не мне вас учить: без начала бывает, без конца — нет. Как и почему бессмертновел Вакх, знал только он сам. Или та Сила, которая избрала его, чтобы показать своё могущество. Зато в подробностях известен уход Вакха с поверхности Земли. Улёт, если хотите.

Любимый ученик оказался гораздо наблюдательнее родного брата. Когда Вакх впал в забытье, прилетела птица. Она билась в окно. Чего бы это птице биться в окно среди лета? Птицы бьются в окна осенью, перед холодами. Синицы и поползни. Птица была довольно большая, с галку. И улетела, как только Вакх перестал дышать.

В Ливерпуле об этом загадочном событии ничего не знали. Там уверовали в Вакха и без его улёта. Повторяю, он часами стоял на одной ноге. Ну и что: Симеон Столпник тоже стоял, но никто не считает его богом. Святцы переполнены именами достойных восхищения личностей, но это угодники Божии, а не боги. А Вакха ливерпульская четвёрка славила как бога. Почему?

Вакх научил язычников не бояться смерти, вот почему. Православные боятся не смерти, а греха. Грех страшнее смерти. Для православных смерть есть рождение в жизнь вечную. Да, жизнь вечная может оказаться вечной мукой. Так не греши, сказано тебе. А язычники боятся после смерти родиться кем-то другим. Это считается гораздо хуже, чем просто исчезнуть.

Правильно считается. Хотели бы вы родиться пиявкой? А глистой? Все без исключения сложносоставные человеческие существа после перевоплощения упрощаются, учит Будда, самый уважаемый язычник всех времён и народов. Кем станут бывшие люди-пиявки? А люди-глисты? Вот именно.

Вакх стоял на одной ноге вовсе не ради просветления. Он уже стал просветлённым, в Восточном Тиморе. Стоя на одной ноге, Вакх распевался. Итальянские профессора bel canto запрещают своим ученикам распеваться сидя: опоры на диафрагму не будет, и можно повредить голосовые связки. Дервиши Персии распеваются, медленно кружась. Но эти способы разминки голоса хороши для выпевания связных слогов, но не сопрягаемых цифр. Попробуйте спеть такое, например:

Удивительно красиво, не так ли. Особенно припев. Но где здесь про то, как не бояться смерти? Если бы знал — сказал. Знающими слывут парни из города Ливерпуля, только они. Больше никто. Не следует откладывать на завтра то, что можно сделать послезавтра: у тебя будет два выходных дня. Дурацкая игра слов. Потому что из ливерпульской четвёрки в наличии только двое. Так поспешим приобщиться.

Вакханты утверждают, что Джон один по-настоящему понимал учение о врéменном купании в волнах небытия, за которое Вакх удостоился обожествления. Да, мы вынуждены говорить о Джоне в прошедшем времени. Увы, его уже не спросить ни о чём: Джон ушёл от нас.

Вакхабиты клянуться: Джордж чувствовал Вакха тоньше и глубже Джона. Опять прошедшее время. Так что шутить не приходится.

Да и ныне здравствующие Ринго и Пол не блещут здоровьем, особенно Ринго. Пол, хотя и живёт с пересаженным сердцем, побойчее. Почему с пересаженным, что за притча? Певцы подвержены вывиху аорты, но сердца у них всегда в безупречном состоянии. Ожирением и шпорами на пятках страдают многие тенора, но порока сердца не бывает даже у баса-профундо, который испускает, присев и растопырыв пальцы, столь низкий звук, что слушателей выносят замертво.

Однажды у Пола защемило в груди, и он обратился к врачам. К врачам, как известно, обращаться не стоит, если рядом друзья. От обожателей Пола и сейчас не протолкнуться в каждом дворце, не говоря о хижинах; но это не друзья. Рядом с Полом, где бы он ни был, постоянно маячит его сухопарая Линда, агроном по образованию. Рассада, саженцы. Ещё как при чём: Линда согласилась на пересадку сердца мужу.

Врачи вскрыли Полу грудную клетку, и ахнули: антрацитоз. Сердце в подпалинах и дымится. Редчайшая разновидность порока. И Линда согласилась на пересадку.

В распоряжении медиков находился труп ливерпульца, который объелся мороженым. Дело было так. Несчастный выиграл на викторине, т.е. Дне рождения королевы Виктории, тележку мороженого. Раздай детям. А он слопал всё сам, в один присест. С детства мечтал эдак вот оттянуться в полный рост, как говорят ливерпульские подростки. И загнулся от обморожения кишечника.

А тут жизнь всеобщего любимца висит на волоске. Родные усопшего были не против, даже благодарили. Вот и забилось в груди Пола сердце жадины.

О последствиях будет рассказано в своё время.

Уход Джона, как не крути, более поучителен, чем печален. Учиться никогда не поздно. Приступим.

Джон смолоду собирал рукописи Вакха. Какие ещё рукописи? Вакх стоял на одной ноге, а потом бродил и пел, не так ли. Именно так. Но есть и тёмное время суток, время сна. Когда обыкновенные люди спали, Вакх записывал свои мысли, песни и вычисления. Причём застать его за этим занятием было невозможно.

Очевидцы клянутся: ночь напролёт, бывало, глаз не сомкнут, подглядывая. Вакх посапывает, свернувшись калачиком. Но стоит петуху трижды пропеть, как стол, стул, пол и подоконник становятся белым-белы от бумаги, исписанной его бисерным почерком. Вакх дрыхнет, запорошенный ворохами своих почеркушек. Пробовали потихоньку петь псалмы царя Давида, помяни Господи всю кротость его, — без толку. Пробовали очертить мелом топчан со спящим — навалило те же сугробы.

А когда восстанет от сна, по своему обыкновению тотчас утвердится на одной ноге. Другую изящно подогнёт, прижав пятку к внутренней поверхности бедра. Распевшись в этой стойке пару часов, срывается с места — бродить и петь по-настоящему. На рукописи — ноль внимания, словно это использованные горчичники.

Очевидцы сгребали это добро во что придётся. Чаще в наволочки от подушек. Иначе обиталище Вакха могло заполниться рукописями под самую завязку, до потолка.

Джорж говорил мне, что именно этого Вакх и добивался. Птицы небесные вьют гнёзда, звери полевые роют норы. Он хотел угнездиться в норе. А ему всячески препятствовали очевидцы.

Своего угла Вакх никогда не имел, его пускали на постой из милости, продолжал Джордж. Зимой в чужой монастырь со своим уставом не суются, а летом там и вовсе делать нечего: построй свой. В тёплое время года Вакх ночевал на голой земле. Голой она оставалась до захода солнца. К утру Вакх оказывался внутри небольшого стога, который рос ночь от ночи, пока Вакх не откочёвывал на другое место.

Вакх бродил и пел по всей Ирландии. Небольшая страна. А тут ещё проклятые англичане оттяпали здоровенный кусок, Ольстер. В конце концов, то есть после исчезновения Вакха с поверхности Земли, рукописных скирд, омётов и стогов оказалось так много, что корове ступить было негде. Заметим наперёд, что корова по-ирландски — ‘vacca’.

Любимого ученика Вакха звали Саймон Питер. ‘Petra’ на языке Платона и Аристотеля — ‘скала, камень, утёс’. Саймон Питер Гудрич. На камне сем и был воздвигнут небольшой поначалу храм, кумирня. Вакх, предвидя свое прославление после т.н. смерти, заповедал: чтобы храм не оскорблял чувства верующих в Меня, пространства в нём должно быть больше, чем камня.

Я перечитал написанное и поймал себя на мысли: кое-какие высказывания покойного Джорджа придётся-таки оспорить именно сейчас. Потому что с его лёгкой руки птицу, на которой Вакх отправился в иные миры, стали называть птицей Рукх. Ничего подобного. За Вакхом прилетал кецаль, священная птица народа майя. Сейчас докажу.

Государство Гватемала обрело независимость ещё при жизни Саймона Питера Гудрича, и ему попался на глаза гватемальский герб. На нём изображен кецаль, потому что майя, которые ценили его перья дороже своей жизни, из Гватемалы никуда не делись. Коренное население обрело независимость, сражаясь с испанцами пятьсот лет кряду. Лесные братья Литвы погибали за веточку растения рута, индейцы майя — за перо кецаля. Кого не порабощали, тому не понять.

— Эта самая птица и билась в окно, когда Учитель впал в забытье! — воскликнул Саймон Питер Гудрич. И вытер набежавшую слезу обрывком холста. Обрывок холста ему подал сын, единственный близкий человек престарелого художника. Они жили в такой нищете, что вместо носков пользовались портянками из газет. Какие уж там носовые платки.

Не только Саймон Питер, но и покойная супруга его Девора были художниками. Знакомое имя, не так ли. Совершенно верно. Сестра Вакха.

И вдруг Саймон Питер захохотал. Это произвело на его сына сильное впечатление: старина Гудрич любил солёное словцо, но смеяться перестал с той поры, как похоронил Учителя.

— Так вот почему мы с мамой назвали тебя Майн, сынок! Кто бы мог подумать! Запомни, мой мальчик: ничего случайного на свете не бывает — всё предопределено!

Это были последние слова любимого ученика Вакха. Майн Гудрич не поленился их записать, а потом показал почему-то мне, а не Джорджу. Есть ещё вопросы относительно птицы?

Я отвлёкся, продолжим.

Когда камень один-единственный, пространства — хоть отбавляй. И сподвижники Гудрича принялись отбавлять. Везли валуны, булыжники, кто-то приволок целую скалу со Шпицбергена. Всё это не то, как вы понимаете. Мудрый царь Соломон, строитель Иерусалимского храма, поначалу тоже собирал камни. Вскоре он их разбросал: не то. Нужны кирпичи, а не булыжники.

Булыжниками Моисей, законодатель Единоверия, предписывал побивать изобличенных блудниц. Иисус, как известно, установил строгий распорядок этого действа, и с той поры булыжник — оружие праведников, грехи которым отпускает очень умный немец, прадед которого был раввином в синагоге. Немец решил дополнить учение Моисея Откровением о Святой Троице, и дополнил: изображение его самого, его лучшего друга и еще одного правнука раввина праведники оптом пронесли на своих знамёнах. Да с таким топотом, что прадеды всех троих перевернулись в своих гробах.

Поэтому Джон и построил кирпичный завод.

Кирпичи, если кто не знает, получают путём спекания смеси песка, глины и древесных опилок. Опилки выгорают, образуя небольшие полости, равномерно распределённые в теле кирпича. Неподвижный воздух, как известно, совершенно не проводит тепла. Чем больше пузырьков-полостей, тем уютнее в кирпичном здании. Шумеры и вавилоняне кирпичи высушивали на солнце из-за недостатка топлива. И где их пирамиды? Всё размыло, хотя дождь там идёт дважды в год. А вот глиняные досочки со стихами обжигали в печи, как посуду. И мы читаем про Потоп и приключения Утнапишти.

В Храме должно быть уютно в любое время года, поэтому премудрый Соломон извёл на опилки все леса Иудеи, Самарии и Галилеи, да будет вам известно. Царь знал: куда больше уйдёт на отопление исполинского здания из плохого кирпича. Смолистой же древесиной ливанских кедров он повелел топить печи обжига, дорого платя царю Ливана Хираму за каждое полено.

Нет ничего дороже вовремя поданного совета. Хирам то и дело попадал впросак, поэтому топлива у Соломона было в избытке. А потом хапуги-римляне растащили Храм по кирпичику на свои дурацкие бани. Но император Нерон изжарил святотатцев прямо в их парилках. Нерон был поэт, поэтому горазд на выдумку.

В окрестностях Ливерпуля леса давным-давно сведены всё теми же римлянами, которых привёл туда Гай Юлий Цезарь. Предыдущие бритты берегли природу, а эти губили всё и вся. Наглый народ. Не зря Вакх заповедал чураться всего римского. Месторождений угля, нефти или газа в Англии нет. Топить печи обжига торфом Джону запретила Палата лордов: много дыма из ничего, не та теплотворная способность. Дым отдуло бы в Норвегию, но лорды взяток не берут, это вам не Киншаса или Москва. И затея Джона чуть не провалилась.

Завод построен, однако простаивает. Но Джон был не из тех, кто предаёт свою мечту.

Ирландия очень бедная страна. Некому работать. Пахари и овцеводы давным-давно уплыли в Америку, и своим потом так оросили прерии, что США стали богаче всех других стран, вместе взятых. Вот какие работяги эти ирландцы.

Те, кто не уплыл, добывали средства к существованию разведение крупного рогатого скота. Пасли коров, проще говоря. Я уже предупреждал вас, что по-ирландски корова ‘vacca’, и это неспроста.

Скотоводам Ирландии скирды, стога и омёты из рукописей Вакха стояли поперёк горла: коров пасти негде, всё заставлено. Память у ирландцев хорошая, все песни Вакха они и так знали наизусть. Кто бы забрал — поможем вывезти, рассуждали пастухи и дояры.

И помогли.

Ирландцы сперва удивлялись, что заскирдованная бумага десятки лет не истлевает, а потом привыкли. Чем он там писал — неизвестно, а вот поди ж ты. Подожгите клочок газеты, которые Вакх называл простынями лжи. Бумага съёжится и почернеет. Т.е. углерод не сгорит полностью. Потому что это не слово правды, а простыня лжи. Рукопись сгорает без остатка, с чудовищной теплоотдачей.

Не всякая, смотря кто писал. Четвертушки черновика русского писателя Пушкина достаточно для отопления города средних размеров всю зиму средних широт.

Ирландцы не догадались топить рукописями Вакха, потому что курили трубочный табак, а не махорку. Для курения махорки нужно завернуть её щепоть в бумажку. Получается т.н. козья ножка. И часть рукописей ускакала бы к чёртовой матери. Вместе с курильщиками. Ирландия вконец опустела бы, имей скотоводы вредную привычку курить самосад. Но скирды, стога и омёты остались бы на месте. Сейчас поймёте, почему.

Ирландские крестьяне — католики, а папа осуждает употребление опия, гашиша и прочей дури. Пьяницы в Ирландии встречаются, но ни одного наркомана, ни одного. Благочестивые ирландцы ни за какие коврижки не кольнутся и не пустят косяк по кругу.

Джон был родом из Шотландии, а там народ побойчее. Джон покуривал траву. И однажды спросонья завернул её в клочок рукописи Вакха. И угодил в ожоговый центр. Одна затяжка. Джон так и остался бы человеком, который постоянно смеётся, т.е. скалит зубы, не прояви медики своё искусство.

Такова теплотворная способность рукописей Вакха. Джон отрастил усы и бороду вовсе не в подражание Рабиндранату Тагору, как вы теперь понимаете. Зато к нему пришёл опыт, сын ошибок трудных, и он скупил все, до последней копёшки, рукописи Вакха в Ирландии.

И кирпичный завод Джона заработал, удивляя знатоков низкой себестоимостью готовых изделий и совершенной безвредностью производства.

Храм Вакха рос на глазах. Казалось, завершение строительства будет отпраздновано ещё при жизни первых вакхантов и вакхабитов.

Храм строят и по сей день, а куполов что-то не видать. При этом готового кирпича на поддонах в избытке. И ещё подвозят. Ливерпуль, того и гляди, постигнет былая участь Ирландии: копны, стога, скирды и омёты рукописей обратились горами высококачественного, вечного кирпича. Мечта Навуходоносора. А куполов что-то не видать. Почему? Не будем забегать вперёд, последовательность изложения — прежде всего.

Устное творчество Вакха, повторяю, весьма однообразно. Что говорить о его почеркушках. Проще отыскать иголку в стоге сена, чем свежую мысль в скирде его рукописей. Но попадались-таки. То и дело Джон приобретал новый сундук для раскопанных им свежих мыслей Вакха.

По мнению одних, эти сундуки и погубили Джона. Другие доказывают с пеной у рта, что виновата в гибели Джона его жена Йоко, беспредметная художница. Попробуем разобраться.

На самом деле имя этой женщины Чао, она китаянка. Беспредметная художница — да. Чао преподавала рисование в школе Нанкина, и никогда не стала бы Йоко, не устрой Мао облаву на читателей Конфуция, древнего законоучителя. Мао видел в нём соперника, и чего только не делал во вред мудрецу. Изобличённого в низкопоклонстве перед Конфуцием лишали талонов на рис и выгоняли с работы.

Чао мечтала стать верной женой образованного китайца. Чтобы сбылись их мечты, китаянки-бесприданницы ложатся спать с Конфуцием под подушкой, поверье такое. Чао выдала сестра, с которой они спали на одной циновке, и бедняжка стала беспредметной художницей.

Обречённая на голодную смерть девушка пошла топиться. На берегу догнивала джонка с проломленным днищем. Чао стащила джонку в воду, вскочила в неё и принялась изо всех сил отталкиваться бамбуковым шестом, чтобы успеть оказаться на глубине, пока лодка не наберёт воды всклень. Вдруг шест, еще не достав дна, упёрся во что-то твёрдое и кругловатое, соскользнул, и Чао полетела за ним в воду, потеряв опору.

Очнувшись, беспредметная художница увидела склонённые над ней белые лица четырёх водяных, и засмеялась от счастья: она превратилась в русалку, а не в пиявку! Вдруг утопленница сообразила, что вокруг подозрительно тепло и сухо, а существа с пышными мягкими волосами — пусть и не китайцы, но тоже люди. Оставим Чао с её недоумениями, и послушаем рассказ Джорджа о начале конца ливерпульской четвёрки.

Джордж не сомневался: останови он тогда Ринго — они не переругались бы, и славили Вакха вместе годы и годы. Джордж говорил мне, что лучше бы эта стерва утонула. Долой сослагательное наклонение. Дело было так.

Все реки в Китае более-менее жёлтые от густой жижи купальщиков, смывающих трудовой пот со своей жёлтой кожи. Поэтому незаметно проскользнуть в самое сердце КНР можно по любой из них, подобрав нужную окраску. Пока Мао ударял заплывом по ливерпульской благодати на севере страны, жёлтая подводная лодка шла вверх по течению Янцзы.

Вдруг Пол, который стоял у руля, ни с того ни с сего спрашивает:

— Джон, а Джон! Как тебя звали в детстве?

— Джонка. А тебя? — раздаётся голос из машинного отделения.

— Полька это половецкая пляска из оперы Бородина «Князь Игорь», а джонка — китайская лодка, — хотел блеснуть познаниями Джордж, чистя картошку на камбузе, но Пол заржал из рубки:

— Жёнка Джонка, жёнка Джонка, жёнка Джонка!

— Ты на что намекаешь, козёл безоаровый? — рявкнул Джон, вылезая с гаечным ключом из машинного отделения.

В это время раздался удар по обшивке лодки и всплеск.

— Стоп машина! Человек за бортом! — крикнул дневальный Ринго.

Всплытие, спасение на водах, спешное погружение под шквальным огнём китайских пулемётов, — довообразите сами.

И Чао стала женой Джона, Йоко. Имя ей придумал Ринго, переиначив пиратский припев из «Острова сокровищ» Стивенсона. Везти прежнее в Англию никакого смысла не было. „Чао, фантик!” — говорят в Англии на прощанье подружкам, и не возвращаются никогда. Бросовое имя, не так ли.

Можно оставаться холостяком в душе, имея тёщу. Джон решил жениться по-настоящему, на всю оставшуюся жизнь, чуток поразмыслив над словами Пола, которые любому Джону показались бы оскорбительными. Любому, но не Джону из Ливерпуля. Потому что все в этом городе знали: Пол — пророк и провидец. Именно так оно и было, пока ему не подменили сердце.

Совпадения в природе случаются крайне редко. Но ничего случайного, как правило, не бывает. Вслушайтесь в лепет будущей Йоко: „Мао... джонка...” И это после многозначительного юродства Поля, пророка и провидца. То-то и оно. Джон тут же утащил девушку в машинное отделение и принялся обучать её английскому языку и гидравлике.

Джордж помнил пословицу “баба с кэба — кэбыле легче”. А ещё он помнил, что Робин Гуд из России Степан Разин по требованию своих дружков бросил пленницу-персиянку в Волгу, хотя до берега было рукой подать. Высади, скотина.

Ради святого Дела — а именно таким, по его глубокому убеждению, было их плавание без посторонних на борту — Джордж пошёл на обострение ещё в Жёлтом море. Тайвань рядом. Никаких гонений за Конфуция. Должна в ноги поклониться.

— Или я, или она.

— Она, — отрезал Джон.

— Высаживайте меня в Японии, — сказал Джордж.

И высадили. Ринго помялся, но не последовал за Джорджем: он не знал японского языка. А Джордж знал, потому что его жена Бетси востоковед, и дома они разговаривали только по-японски.

Джордж никогда не совался поперёд батьки, то бишь Пола, отгадывать будущее. Он помалкивал, предчувствуя. И события разворачивались именно так, как он помалкивал. Джордж отверзал уста, только чуя неодолимую беду. Если бы не один Ринго прислушивался...

В Амстердам, на отпевание Джона, Джордж не приехал. Почему в Амстердам? Просыпайтесь: сейчас пойдёт учёба на ошибках великого человека.

Йоко мечтала выйти за образованного, а попался неотёсаный мужлан. Судите сами. Спрашивают Джона, как ему понравилась Америка.

— Дерьмо в пакетике.

Знаете ли вы, что такое образцовый муж?

Нет, вы не знаете, что такое образцовый муж. Образцовый муж — это благородный муж. А благородный муж — образованный китаец. Таково учение Конфуция о семейной жизни. Китаянки на выданье спят с Конфуцием под подушкой, чтобы выйти за образованного человека. А Йоко попался неотёсаный мужлан.

Ничего другого не оставалось, как самой образовывать его. Не разводиться же.

Первым делом Йоко заставила Джона оплатить счета за подвоз рукописей Вакха из Ирландии (“Благородный муж не должен должать”). А потом уговорила подарить кирпичный завод трубачу Филу Вестсайду (“Благородный муж должен одалживать, но не одалживаться”).

Почему трубачу Филу Вестсайду, а не саксофонисту Рону Трумэну или клавишнику Ромулу Джекобсону?

Потому что Ромул и Рон были друганами Пола, а с ним Джон насмерть рассорился из-за Линды. Как уже сказано, Линда имела диплом агронома, что не мешало ей здорово играть на контрабасе. Однажды Джон возьми да и ляпни: „А ты не нашего Поля ягода, детка”. Вот именно, закавыристый намёк. На бракосочетании Пола и Линды, заметьте.

Одновременно Джон одобрил внешность супруги Джорджа Бетси словами “япоша, японская харя” и заорал на Ринго, который сунулся разрулить обстановку („Мата Хари”): „Заткнись, стукач!”

Барабанщика можно и нужно называть ударником. Колотун? Не то. Стукач? Вы уверены? Ах, вам знакомые говорили. Из достоверного источника. Ну-ну.

Теперь слушайте меня: барабанщики, сойдясь в круг, не оплёвывают друг друга. Они делятся тонкостями барабанного боя и тарелочного битья. Называя при этом некоторых пузочёсами. Бряцателей. Так-то вот.

Неудачная шутка насчёт нашего Поля и японской хари была последней каплей. Раздражение копилось годами, и последовал взрыв. Все восстали против всех. Кроме Ринго. Он плакал, по-детски всхлипывая и шмыгая носом.

Джордж уехал на Окинаву, Джон в Амстердам. В Ливерпуле остались Пол и Ринго. Они пытались воссоздать четвёрку, добрать людей.

Ромул Джекобсон это Роман Яковлев, ученик Римского-Корсакова. Ромулом он стал вот почему. Как известно, правление дома Романовых закончились падением его обитателей в шахту Алапаевска. Ленину показалось этого мало, и он поручил Дзержинскому покончить с романо-германством как таковым, полностью и окончательно. Романов обязали добровольно переписаться Ромуальдами, а не то покрошим на ромштекс. И Роман Яковлев бежал. Яковлевых собралось в Европе пруд-пруди, а романом с лёгкой руки Флобера там называют супружескую измену, шашни на стороне. Роман в Париже позорней Чао в Лондоне.

Кто не дремал на уроках истории, знает: заветы Ленина и заплывы Мао разделяет целая жизнь таких, как Ромул Джекобсон. Иначе говоря, он был стар, и на предложение Пола и Ринго славить Вакха вместе ответил вежливым „о-хо-хо” из инвалидной коляски. Зато волынщик из Оклахомы Генри Рэм был молод, полон сил и задора. Хороших трубачей и клавишников в Штатах, родине блюза, джаза и рок-н-ролла, полно. А волынщик всего один, Генри Рэм. Из Шотландии приезжают послушать, вот какой волынщик.

Турне Пола, Ринго и Генри имело невероятный успех, потому что вакханты и вакхабиты уже знали наизусть новые гимны. Они мечтали спеть «И плахи медленные взмахи» вместе с несгибаемыми ливерпульцами и новичком из Оклахомы, размахивая, как обычно, драными майками и лифчиками.

Пол тогда ещё умел угадывать будущее, и загодя выпущенный диск назвали коротко и ясно: «Рэм». Пол как в воду глядел: Генри оправдал самые смелые надежды, но в Ливерпуле долго не задержался. Почему?

Потому что жена Пола Линда использовала свои познания в агрономии не по назначению. Нашла тоже рассаду. Нельзя менять сердца местами, это не шахматы.

Попущением Линды Полу пересадили сердце жадины. И что, Пол стал скупердяем и стяжателем? Ничуть не бывало. Гораздо хуже. Пол очнулся после наркоза отпетым себялюбцем.

Самовозвеличивание, как известно, требует унижения окружающих, а Пол упивался собой безмерно. Стал требовать, например, чтобы его звали Сильный Пол.

Прихлебатели и холуи мигом согласились. Эти бесполые и бездарные существа выли от восторга, когда Сильный Пол обабуривал Ринго, а тот продолжал улыбаться. Отличить на слух ‘Ринго’ от ‘Ринга’ невозможно, и народ заподозрил неладное, только когда Сильный Пол принялся обабуривать самого Вакха.

Неужели он зарвался до такой степени? Увы, да.

“Славим Тебя, Вакха” Сильный Пол переиначил в “Славим тебя, Вакка”, а подпевалы и подлипалы подхватили. Я уже говорил, что в переводе с ирландского ‘vacca’ — корова. Производное ‘вакцина’ появилось после того, как Дженнер привил коровью оспу ребёнку, и тот стал невосприимчив к “чёрной смерти”.

Когда Генри Рэм окончательно убедился, что Вакх для Сильного Пола — дойная корова и не более того, он вернулся в Оклахому. С Ринго у него сохранились прекрасные отношения, они до сих пор играют и поют вместе, когда взгрустнётся. С возрастом поводов для веселья всё меньше, поэтому друзья почти не расстаются.

Про обабуривание Вакха многие писали, то и дело сбиваясь на бабизм. Ничего общего с бабизмом обабуривание не имеет, сейчас докажу.

Нет, не сейчас. Я перечитал написанное и с досадой нашёл упущение. Немедленно восстанавливаю последовательность изложения: Джон покинул нас задолго до Пóловых извращений. Вот как это произошло.

Итак, Джон скупил в Ирландии все рукописи Вакха и топил ими печи обжига. Почеркушки воплощались в кирпичи, а свежие мысли заполняли один за другим кованые манчестерские сундуки со врезными замками. Йоко убедила Джона подарить кирпичный завод со всем запасом топлива Филу Вестсайду. Фил согласился взвалить на себя бремена неудобоносимые, оговорив кое-какие частности.

Потом произошла потасовка на свадьбе, причём Ринго тут же простил дикую выходку Джона и в разборе полётов участия не принимал, ибо плакал. Русский писатель Достоевский писал о слезинке ребёнка. Вот именно.

Считается, что насчёт “не нашего Поля ягоды” и “японской хари” Джона подучила Йоко, которая терпеть не могла Линду и Бетси. Неприязнь была взаимной: чопорные англичанки осуждали Йоко за разрушение первой семьи Джона. При Синтии Джон не был таким, говорили дамы. К сожалению, они правы. Лично я склонен пенять на Конфуция, а не на Йоко. Слишком всё строго у него. Легче держать Великий Пост, чем подражать Конфуцию. Главное, непонятно зачем.

После разрыва с Полом и Джорджем Джон в Ливерпуле больше ни разу не появился. Они с Йоко покинули Британские острова и обосновались на материке, в Амстердаме. Особняк на улице Стейделик оказался тесноват, и сорок восемь сундуков со свежими мыслями Вакха пришлось оставить а Ливерпуле, предварительно опечатав. Джон под страхом судебного преследования запретил даже прикасаться к ним до его возвращения.

Сундуки, которые удалось втиснуть в цокольный этаж особняка, оказались единственной нитью, связывающей Джона с его славным прошлым. Утопающий хватается за соломинку, а Джон то и дело погружался в бездну отчаяния, нагружаясь спиртным. Камнем уйти на дно ему не давали рукописи Вакха: вынырнув из запоя, он с головой уходил в работу.

Джон приводил в порядок свежие мысли Вакха: большую к большой, маленькую — к маленькой. Это мои досужие домыслы, имеющие слабое подкрепление. Никто не разделял с Джоном его достохвальных трудов. Йоко выходила на связь с мужем по рации, иной раз он подолгу не отвечал взаимностью. Поэтому тревогу она забила только на третий день с его ухода на работу.

Пожарные взломали дверь в подземелье, и тщательно обследовали его. Ряды сундуков, поставленных друг на друга, от пола до потолка. Открыт один-единственный. Ровные стопки четвертушек бледно-голубой сахарной бумаги, пачечка листков отрывного календаря, две нотные тетради без обложек и русская военная фуражка образца 1914 года — вот что увидели в нём при свете ручного фонаря. Джона нигде не было.

Показания пожарных и есть слабое подкрепление моих домыслов о роде занятий Джона в его сокровищнице. Возможно, он сам когда-нибудь расскажет о своих открытиях.

И не держу я никого за дураков, этого ещё не хватало. Суровая правда жизни такова: Джон сошёл в подземелье? Несомненно. Йоко проводила его до двери в цокольный этаж и заперла её на ключ, как делала это всегда, по настоянию мужа.

Его тело найдено? Нет.

Есть другие выходы из цокольного этажа? Нет, и замок изнутри не отпирается.

Частицы пепла от самосожжения? Не обнаружено.

Содержимое запертых сундуков исследовано? Нет, ни в коем случае. Такова последняя воля покойного, если согласиться с заголовками газет и т.п. бессмысленной шумихой и принять его исчезновение за смерть.

Я склонен верить Йоко: Джон не сыграл ни в ящик, ни в сундук. Да, их нельзя открывать без его ведома. А полицейские облепили весь цокольный этаж изнутри противоугонными датчиками фирмы Филипс. Сирена оповещения порой леденит душу амстердамского обывателя, но это крысы, не более того. Джон не забарабанит изнутри, его нет в подземелье на Стейделик. Тогда зачем эта суета?

Как зачем. Вы бы знали, сколько там переодетых парней из Интерпола. Яблоку негде упасть. Наружное наблюдение. Исламисты способны на любую пакость. Нерон — дитя малое в сравнении. Одного злоумышленника поймали, с зажигалкой. Курильщик ширы, говорит. Знаем этих курильщиков. Если поджечь сундуки — старушка Европа превратится в газовую камеру. Голубые артерии идут через Бенилюкс. А от Амстердама дырка в земле останется, запали кто сундуки на Стейделик.

Йоко говорит, что Джон вознёсся в теле, как Илья-пророк. Произнёс мантру — и вознёсся. Почему раньше не вознёсся? Потому что возносился, отрывался от первоисточника. Нужно читать Вакха внимательно. Вчитываться. Йоко говорит, что в раскрытом сундуке на подкладке русской военной фуражки образца 1914 года эта самая мантра и намуслякана химическим карандашом. Тогда появились карандаши с грифелем из чернильного порошка. Послюнишь — и пиши.

Кстати, сейчас могут воскресить человека, который писал химическим карандашом. В слюне содержится ДНК, а чернила не позволяют ей окислиться. Получается нечто вроде вечной мерзлоты. Генетики просят у правительства Нидерландов кусочек подкладки фуражки с письменами Вакха. Запросто клонируем, говорят. Кощунство, по-моему. Хорошо, что Джон запретил копаться в сундуках без его ведома.

Йоко никому не даёт эту мантру с подкладки. И правильно делает. Но вернёмся к бабизму и обабуриванию: последовательность изложения — прежде всего. Сам не люблю, когда перескакивают с одного на другое.

‘Баб’ в переводе с арабского „ворота”, это прозвище Сейида Али-Мухаммада, перса из Шираза. Мной, через Меня пройдёт грядущий Спаситель, учил Баб. Магомет, как известно, под страхом смерти запретил кому-либо пророчествовать после него, Магомета. Мусульмане старого закала схватили, пытали и убили Баба. Движение бабидов было потоплено в крови: десятки тысяч последователей Баба казнили, подвергнув перед этим жутким истязаниям. Останки Баба его поклонники перенесли в Палестину, и погребли в Хайфе.

Вакх внимательно изучал жизнеописание Баба, как это следует из нотной тетради без обложки из раскрытого сундука, осмотренного амстердамскими пожарными. Пожарные ничего не знали о запрете Джона копаться без его ведома в свежих мыслях Вакха, и сделали кое-какие выписки. Жаль, что они взломали только дверь.

И теперь некоторые знатоки изо всех сил стараются обабить Вакха. Вакх, мол, прошёл вратами Баба, поэтому Спаситель и есть. Убивать надо таких знатоков, говорил мне Джордж.

Имя Захира-ад-дина Мухаммеда Бабура, основателя государства Великих Моголов, Вакх писал в сокращении: “Бабр”, утверждают другие знатоки. Это ошибка. Тюркские гласные неотчётливы, поэтому “Бабур-наме” допустимо произносить “Бабур-нома”, а вот “Бабр-наме” — ни в коем случае. Вакх любил называть тигра бабром, но к Бабуру это никакого отношения не имеет, хотя имя это и означает ‘тигр’.

Баб, при всём уважении к его безумной отваге, переиначивал библейских пророков, не более того. Ничего нового. А Тигр едва не обабурил всю Индию, что означало бы отмену Брахмы, Кришны, Вишну, да и Будды в придачу.

Бабур был поэт, следовательно выдумщик. На узбекском языке, с его неотчётливыми гласными. Но кое-что из его задумок можно понять в переводе.

Но невозможно понять и принять обабуривание Вакха Сильным Полом.

Я поймал себя на мысли, что потерял нить повествования. Баб, Бабур. Ни слова о том, каким образом Витус Грейндилер (Vitus Graindealer) стал Вакхом. Упущение, достойное порицания. Оставим Сильного Пола с его Ваккой. Не он первый, не он последний. Одно время у всех на слуху был некий Фердинанд, который проповедовал Беха. „Наш бог — Бех”, — вещал этот проходимец. Образовалась секта бехаитов. По недоразумению. Оказалось, пророк Беха толкует всё о том же Вакхе, но не выговаривает букв. А мы-то думали, сказали бехаиты, и разбрелись кто куда.

Адам, которому Создатель поручил дать имена всему живому, известен, зовут её Глория Джонсон. Эта златокудрая особа и окрестила Витуса Грейндилера Вакхом. С чем поименованный немедленно согласился. Поэтому нет никаких оснований для недовольства Глорией. Совсем наоборот.

Глория Джонсон первой поняла, что застенчивый юноша, которого друзья насильно затащили в её башню, — святой. В Дублине времён молодого Джойса было полно башен, построенных по ошибке. Обманщик Мерлин предсказал страшное наводнение в конце XIX столетия от Р.Х., и состоятельные обыватели подсуетились, чтобы пересидеть в них Потоп. Глория утверждала, что Потопа не боится, а башню завела в подражание царице Тамаре. Поди проверь.

Любовников у неё хватало, это да. Муж был совершенным ничтожеством — или праведником, трудно сказать. Он-то и оплачивал всю эту вакханалию, которую супруга именовала дионисийством. На один такой шабаш друзья и затащили Витуса, чтобы сделать его мужчиной.

Девственника замотали в простыню, нахлобучили венок из банного веника и оставили один на один с готовой на всё Глорией.

Утром, как обычно, муж Глории Вахтанг принёс ей две чашечки кофе в постель.

Знатоки ошибаются, приписывая Глории Джонсон честь переименования Витуса Грейндилера в Вакха. Я имею в виду себя. Дело поправимое: своя рука — владыка. Дело было так.

Этот Вахтанг заходит в свою временами спальню, и роняет поднос с кофе на пол от удивления. “Вах!” — произносит он. „Вот именно!” — присоединяется к общественному мнению Глория. И Витус стал Вакхом.

И как было не удивиться Вахтангу: вместо голубков на ложе любви он видит одетую, более того — сидящую за столом Глорию, которая торопливо записывает за будущим Вакхом его речи, которые последний произносит, важно вышагивая в своей тоге из простыни и лаврах из веника.

Юноша мерил своими скользящими шагами спальню ещё с вечера, так и не ответив до конца на невинный вопрос Глории, чем он занимается в последнее время. Именно перечень его занятий составляла восхищённая женщина, когда Вахтанг выронил свой дурацкий поднос.

Ничем, кроме рукоблудия, предшественники Вакха не занимались, хотя называли свои делишки кто как: поэзией, философией, филологией. Глория была умна, и раскусывала самозванцев в два счёта: раз — в койку, два — пошёл вон.

Поначалу она пыталась сказать своё фе, но состязаться с Пифией бесполезно, лучше не вякать. Да и Вакх был довольнёхонек собеседницей: первый случай, когда не о стенку горох, говорил он Деворе, сестре своей.

И последний: зов плоти необорим, и назавтра Вахтанг уже не ронял своего подноса, хотя усы молодого человека были потрясающей длины: один даже свесился на пол.

Ну вот, как обычно: начал гладью, кончил гадью. Опять пол. То ли дело немцы: у них Пауль. Но и у немцев про уход незабвенного Джорджа — ни слова правды. Хотите знать моё мнение? Напрасно Бетси выучила его японскому языку.

У них даже собачка принесла мне в зубах тапочки, когда Бетси приказала ей по-японски. Слишком глубоко вдыхал Джордж отравленный воздух страны восходящего солнца, беседуя с жертвами Хиросимы и Нагасаки. Не знал бы языка — совал деньги молча, и пылинки стронция миновали его лёгкие. Джордж оставил в Японии всё состояние, и когда вернулся в Ливерпуль, рядом с ним у счётчика Гейгера крыша съезжала, как говорят ливерпульские подростки.

Вакханты и вакхабиты всего мира присылали Джорджу бумажных журавликов. Говорят, иногда помогает.

Слишком многое в моей жизни связано с покойным, и разбередил я эту рану не ко времени. Рука сама тянется к рюмке. Вам трудно себе представить, чего стоит мне сдержаться. Но всё равно надолго не хватит. Силой воли отличается как раз Ринго, а не ваш покорный слуга. О нём и пойдёт речь напоследок.

Как известно, ливерпульская четвёрка потому так и называлась, что была сборной Великобритании. Скотты, бритты, валлийцы, англы и саксы имели равное право гордиться парнями, родословные коих восторженные почитатели в очёчках раскопали по архивам до мельчайших подробностей.

Полное имя Ринго — Ричард Старки (Richard Starkey), а Старки считаются потомками норманнов, которых привёл в Англию Вильгельм Завоеватель (William the Conqueror). Антропологи подразделяют людей на длинноголовых и круглоголовых. Долихоцефалы это люди, у которых отношение ширины головы к её длине меньше 75,9%. Брахицефалами называют обладателей головного показателя восемьдесят и более. Возможно, не все норманны Вильгельма Завоевателя были круглоголовыми, но сам он — несомненно. Сохранился его шлем, полусфера с медными рогами для устрашения противника. Очевидно, головной показатель вождя норманнов приближался к ста.

Особую прелесть в круглоголовости находил художник Огюст Ренуар: ни одной женщины с тяжёлым подбородком или высоким лбом вы у него не найдёте. Жан Ренуар так писал о забавном предрассудке отца:

Был Ричард Старки прямым потомком Вильгельма Завоевателя или нет, но прозвище своё он получил как раз за круглую голову. Что касается предрассудков Огюста Ренуара, то черты лица Ринго без единой натяжки укладываются в канон великого художника. „Да они оба, Ринго и Ренуар, норманны, вот и всё”, — развеял мои сомнения Джордж.

Труды и дни Ринго говорят сами за себя, поэтому ни слова о барабанах. Лучше поговорим о его потомстве. Яблоко от яблони недалеко падает.

У короля Лира было три дочери. У Ринго — четыре: две приёмные и две неродные. Барби, Кони, Нэнси и Синди. Все удались на славу: хорошие и разные.

Главная забота многодетного папаши — зятья. Где взять и как уважать себя заставить. У Ринго — парни что надо. Особенно мне по душе Клаус фон Пеппер, супруг Нэнси. Такой весь ариец. Кто следит за вагнеровскими сходками в Байрейте (Bayreuth), наслышан о строгости Клауса. „Не верю!” — и валькирии покорно бредут на то самое место, с которого начали свой неубедительный полёт.

Кони уехала со своим славянином в какую-то Черногорию, я даже не знаю, где это. Барби и Аким в Финляндии, родине великого Сибелиуса. „Фон Пеппер — курфюст Саксофонии”, — съязвил как-то Джордж. Курфюст не курфюст, а знатного рода. Но куда ему до Менелика, мужа Синди. Менелик — сын негуса Эфиопии.

Каждый образованный человек хотя бы раз в жизни слушал «Аиду» Джузеппе Верди. Эфиопка Аида была наследницей престола, дочерью негуса Амонасро (Amonásro). Имея таких борцов за свободу и независимость, как Аида и Амонасро, Эфиопия сумела отбиться и от египтян, и от последующих римлян, не к ночи будь помянуты.

Синди — любимица Ринго. Он взял её из приюта для подкидышей совсем крошкой. Случайность или нет — Синди пошла в Ринго, то есть Ренуар от неё глаз бы не оторвал. Менелик увёз Синди в свою Эфиопию. Захолустье, скажете вы. Это как посмотреть. Столица Эфиопии Аддис-Абеба, но Менелик и Синди живут в городке Сепебе, на севере страны. Не совсем добровольно. Можно назвать это изгнанием.

Дело в том, что Менелик — закоренелый вакхабит, с детства. Он покорил Синди глубиной проникновения в учение Вакха и знанием наизусть всех без исключения гимнов ливерпульской четвёрки. Считается, что сам Ринго посоветовал Синди выйти замуж за Менелика. Возможно. Зато его родичи препятствуют счастью молодых, как только могут. Пребывание в Сепебе — вынужденное, потому что пушкиноты — непримиримые враги вакхабитов.

А население Эфиопии, особенно знать, поголовно пушкиноты.

В Эфиопии культ русского поэта Александра Пушкина. Как известно, его прадед был похищен оманскими пиратами и продан в Россию. Арапчата оттеняли молочную белизну кожи русских цариц. Авраам Ганнибал достался царю Петру от челяди первой жены, которую этот злодей упёк в монастырь. Пётр не разбирал — чёрный ты или белый — все марш учиться в Европу.

И вдруг прибывает Посольство из Эфиопии, выкупать Авраама. Оказывается, он — сын негуса. Подождите, сказал Пётр, вернётся — верну задаром. Зябкое Посольство перемёрло в первую же зиму. Образованного в Англии Авраама хитрый царь женил на такой красотке, что тот отрёкся от эфиопского престола, о чём самолично известил родичей.

Пушкин удался в прадеда: курчавая шевелюра, кожа цвета кофе с молоком, лиловые ногти. Великий русский поэт — ниггер, в Алабаме его линчевали бы за пристрастие к белым женщинам.

Эфиопы гордятся своим родством с Пушкиным. В Аддис-Абебе стоит памятник ему из эбенового дерева. Вылитый Менелик. А он вакхабит. У Вакха, как известно, сложные отношения с Пушкиным, лучше не вдаваться. Лягушонком даже называл. Разве пушкиноты простят. Вот поэтому и Сепебе. Уединение имеет несомненные преимущества, когда есть над чем подумать. Спутниковая связь, разумеется. В общем, недурно.

Да, все дочурки Ринго хороши, каждая по-своему. Если ритм завораживает, петь можно как угодно и о чём угодно. Но кроме ритма, нужно уметь держать удар. Однажды толстая муха в лёту врезалась в переносицу Барби, и она потеряла чувство ритма. А с ним и мои надежды на неё.

Голосистая Кони умеет петь без малейшей подготовки, по наитию. Заслушаешься. Настоящий джаз.

Нэнси хорошо поёт по нотам, но стесняется очков, которые приходится для этого надевать. Поэтому я ни разу не слышал её голоса.

Есть голос у Синди, нет ли, — дело десятое. Речь даже не о слухе. В деле, которому она посвятила себя, нужна прежде всего усидчивость.

Я тоже заметил действие пятой рюмки. Пора закругляться.

Итак, почему в местах ночёвок Вакха то скирда, то стог, то омёт его рукописей? То-то и оно. Пение Вселенной, друзья мои. Вакх его слышал, а мы — нет.

А Джон с Филом Вестсайдом всё подсчитали, до клочка. Измерили объём. И появился смысл в жизнеописании Вакха. На первый взгляд, писать совершенно не о чем. Стоял на одной ноге, бродил и пел, а ночью спал где придётся. Удручающее однообразие.

А между тем астрономы заносили и заносят в свои анналы события во Вселенной. Которая поёт, а мы не слышим. И если сопоставить объёмы скирд, стогов и омётов рукописей Вакха, т.е. вехи его жизненного пути, с анналами астрономов, можно попытаться разговаривать со Вселенной на языке жестов, как глухонемые.

Продолжение

Передвижная  Выставка современного  изобразительного  искусства  им.  В.В. Каменского
карта  сайта		главная    страница
исследования		свидетельства
сказания		устав
статистика  посещаемости  AWStats 7.6: востребованность  каждой  страницы  ka2.ru  (по убывающей);  точная локализация  визита (страна, город, поставщик интернет-услуг); обновление  каждый  час  в  00 минут.