Не принимавший футуристов Брюсов в конце жизни пытался воспроизвести способ порождения этого текста Хлебниковым в стихотворении «Памяти Велимира Хлебникова: Взводень звонов»:
Маяковский приводил пример построенного аналогично Хлебникову стихотворения Бальмонта:
Литературные критики восприняли «Заклятие смехом» Хлебникова как пример скорнения или переведения словообразовательного гнезда в стихотворную форму, при этом ссылались на то, что уже в словаре Даля слова давались словообразовательными гнездами. Так, слово ‘смех’ у Даля дано со словами ‘смешки’, ‘смеховое’, ‘смешное’, ‘смешенье’, ‘смешливая’, ‘смешник’, ‘смешница’, ‘смехотник’, ‘смеяться’, ‘смеиваться’, ‘смеянье’, ‘смехотвор’, ‘смехословие’, ‘смехота’, ‘смехотное’ и др. [Даль 1955: Т. 4, 241–242]. Большинства этих слов Хлебников в «Заклятии смехом» не использовал, так же как не использовал множества им самим образованных неологизмов от основы ‘смех’. В других своих стихотворениях он пользовался такими собственными новообразованиями, как смехочество | смеявица | смеярышня | смехиня | смехучая | смехучеустая | смеяние | смехочево | смеявистая | смехутечки и др. (см.: [Григорьев 2000б: 337–338]). Таким образом, можно предположить, что в «Заклятии смехом» произведен особый отбор словообразовательных форм от основ ‘сме-’, ‘смеj-’.
Рассмотрим формы словообразования в этом стихотворении.
Текст начинается с формы рассмейтесь, образованной от основы ‘смеj-’ с префиксом рас-, что придает значение начала действия, выраженного основой, и значение направления этого действия в разные стороны (ср., например, ‘разбегаться’, ‘рассыпаться’). Использование возвратной частицы -ся указывает на замыкание действия в себе — здесь нет объекта, на который это действие могло бы распространяться. Глагол употреблен в императиве, что переводит действие из актуального пространства настоящего-прошедшего времени в виртуальное пространство мира желаний.
Следующая форма смехачи, образуемая от основы ‘смех’ с помощью суффикса -ач-, указывает на актантов этого действия. Итак, сначала названо действие, а потом называются деятели, производящие это действие. В других стихотворениях Хлебников изобретает такие формы актантов, как взрывач | хныкач | дремач | звач. Можно сказать, что здесь мы имеем дело не только с лицами, производящими это действие, но и с указанием на то, что признак, выраженный основой, особенно подчеркнут (ср. бородач, усач). Так, и сам Хлебников образует подобные формы: злобач (очень злобный), словач (употребляет много слов).
В засмейтесь усиливается значение инкоативности (начала действия), что предполагает некоторую начальную границу этого действия, а также вопрос, что было до этого, ответ на который читатель находит в следующей строке.
В третьем стихе дается новое определение смехачей: это те деятели, которые в реальном настоящем времени (индикатив) смеются смехами подобно тому, как плачут — слезами. Как слезы являются материальным продуктом плача, так и смехи у Хлебникова оказываются материализацией действия смеха, однако слезы — видимы, а смехи — слышимы. И далее в следующем определении что смеянствуют смеяльно поэт уточняет характеристику смехачей, данную в реальном времени индикатива.
Смеянствуют образуется от основы ‘смеянство’, которая, в свою очередь, восходит к ‘смеян-’, что ассоциируется не только с царевной Несмеяной, но и с противоположными ей ‘смеянами’. Это смеянствуют, образованное Хлебниковым по аналогии с ‘пьянствуют’, показывает, что в «Заклятии смехом» рассмейтесь — действие, отличное от обычного ‘смеяться’.
Наречие смеяльно образуется от ‘смеяльный’, что, в свою очередь, восходит к существительному ‘смеяльня’ (ср. читальня, купальня и др., ср. также хлебниковское ваяльня). Иными словами, это новое действие (“смеяться”) предполагает специальное помещение — в ‘смеяльне’ возникает особый способ исполнения этого действия, т.е. там могут смеяться не так, как в других местах.
В четвертой строке есть призыв начать действие особым образом: О, засмейтесь усмеяльно! Усмеяльно образуется, в конечном счете, от глагола ‘усмеяться’, в котором можно выделить два дополнительных значения:
В следующей строке О, рассмешищ надсмеяльных возникает возможность нескольких интерпретаций.
Рассмешище, употребленное Хлебниковым единственный раз в этом стихотворении, аналогично слову ‘посмешище’ — одушевленному объекту смеха. В этом случае рассмешище становится конверсивом посмешища — это тот, который смеется над посмешищем.
Исследовательница Перцова рассматривает рассмешище как производное от ‘рассмешить’ [Перцова 1995: 305], и тогда появляется каузативное значение: заставить смеяться.
Третий вариант толкования слова рассмешище связан со значением суффикса -ищ- — место действия (торжище, хранилище и др., ср. хлебниковское близбище | волшбище | грезбище | любище — т.е. место любви). В таком случае ‘рассмеш-’ (из рас-смех-) можно понимать как рас-смех-ищ-е, где рас- — префикс, означающий усиление качества, названного основой (ср. раскрасавец), и тогда рассмешище — это место, где усиленно смеются.
Четвертый вариант связан с другим значением суффикса -ищ- — увеличение объема производящей основы (кулачище, бородища и др.; ср. хлебниковское собачище, людище, народищи, невзгодищи, бедища). Тогда ‘рассмеш-’ становится конфиксным образованием с префиксом рас- и с суффиксом — jе-, который в сочетании с -х- дает -ш-. У нас появляется ‘рассмешье’, и оказывается, что смехи разветвляются и разбегаются в разные стороны, как вода в разводьях, а пути в распутьях.
Посмотрим, в каком контексте употребляется неологизм рассмешища. Он получает определение надсмеяльные. Если суффикс -льн- можно понять как связанный с действием мотивирующей основы ‘надсмеj-’, то встает вопрос, что несет с собой префикс над-. В литературном русском языке он имеет два значения: прибавление объекта действия, выраженного основой (надвязать, надшивать, надстраивать); убавление, ухудшение объекта действия, обозначенного производящей основой (надпилить, надломить, надкусить).
Однако надсмеяться может означать и “смеяться над кем-то, над чем-то”, так же как и в определении надсмейный в смех надсмейных смеячей! Префикс над- вводит в этом случае значение превозношения, взгляда сверху вниз. Это самопревозношение смеющегося можно уловить и в определении смехачей как усмейных, что может быть связано с усмешкой, т.е. со слабой степенью “смеха самопревозношения”.
Н.Н. Перцова и В.П. Григорьев считают надсмеяться эквивалентом ‘насмеяться’, в таком случае это означает действие, доведенное до предела.
Таким образом, строка О, рассмешищ надсмеяльных — смех усмейных смехачей! предполагает несколько семантических прочтений, и пока у нас еще нет основания для выбора одного из них, если мы предполагаем изотопию (внутреннюю гомогенность) текста.
О, иссмейся рассмеяльно — здесь смысл наречия рассмеяльно понятен (т.е. как действие, проявляемое в полной мере и направленное в разные стороны), а императив иссмейся обращает нас к глаголу ‘иссмеяться’, где префикс ис- имеет значение полной исчерпанности действия (ср. излечиться, извериться, истратиться).
Если смехачи были связаны со смехом через идею пространства (поскольку смех, как и слезы, существует в пространстве), то смеячи в смех надсмейных смеячей! связаны со смехом через идею действия и его энергию. И следующая строка Смейево, смейево предлагает нам существительное, образованное от глагольной основы ‘смеяться’ и означающее материю, получаемую в результате определенного действия (ср. варево). Однако в языке такие существительные, как ‘курево’, появляются только тогда, когда есть действие курения, для которого подбираются разные материальные объекты, объединяемые их пригодностью для курения. Другими словами, сначала возникает действие, а затем уже имя, связанное с этим действием. Хлебников в своем неологизме смейево показывает, что в результате смеха возникает новая материя.
В следующей строке единственное число Усмей, осмей предполагает индивидуализацию смехачей | смеячей. Усмей может быть связано, с одной стороны, с усмешкой, о которой говорилось в связи с усмейными смехачами, с другой стороны, оно может означать полное исчерпание действия.
Осмей также предполагает два варианта значений: осмеивать, что связано со “смехом превозношения” над кем-то или над чем-то; однако это может быть и действие, направленное на некий объект со всех сторон (ср. осматривать, опевать, охаживать) или в разные стороны (ср. оплевывать2
Таким образом, концепт смеха имеет, по крайней мере, два значения: приятия и неприятия, отторжения, превозношения. Подбор словообразовательных элементов к слову ‘смех’ у Хлебникова сначала расширяет и доводит до предела сферу его значения, а потом, пропуская через фильтр словообразовательных элементов уменьшительности-ласкательности, оставляет только “смех приятия”. Концовка стихотворения — второй цикл заклятия — начинается с очищенного смеха смеюнчиков, и в результате “черный” смысл заклятия как магического акта “светлеет”.
Все имена существительные употребляются в «Заклятии смехом» только во множественном числе, что согласуется с концепцией А. Бергсона, согласно которой смех — это групповое человеческое действие [Bergson 1924]. Существенно, что в этом стихотворении нет ни одного объекта — над кем или над чем можно смеяться. Из чистой энергии смеха строится пространство и возникает материя.
Построенный Хлебниковым мир ориентирован на слуховое восприятие, аналогично древнеиудейскому миру, который, прежде всего, исходил из слуховых образов (ср. гимн «Слушай, Израиль»). Этим космос Хлебникова отличается от греко-римского, который, по крайней мере для нас ориентирован на зрение — на мир видимых форм.
И последнее: действующими лицами у Хлебникова являются деятели как бы двух поколений — смехачи и смеюнчики. Уже здесь предчувствуется его будущая концепция государства времени, государства поколений [Пунин 2000: 160–161].
В «Заклятии смехом» Хлебников использовал древнейшую форму парегменона, на которой построены пословицы и максимы. Развивая элементарную структуру парегменона только словообразовательными средствами русского языка, он построил свой “космос”. Вскрывая семантический потенциал словообразовательных элементов (префиксов, суффиксов и др.), он выявил в них онтологические основы построения мира, аналогичного эйнштейновскому: противопоставление реального мира и мира желаний, формирование пространства энергией, материализация пространства, индивидуализация субъекта и цикличность времени, основанного на смене поколений. С помощью одного слова и словообразовательных элементов Хлебников построил картину мира, в которой энергия производит материю. Видимо, когда сам поэт относил «Заклятие смехом», наряду с «Бобэоби» и «Крылышкуя», к узлам времени, он воспринимал его как семя, как желудь, из которого со временем может вырасти дерево нового вида.
Таким образом, основываясь на архаических формах построения текста (парегменон, полиптотон), почти полностью элиминируя глагольные формы, связывая номинативы простым соположением, Хлебников создал стихотворение, естественно согласующееся с научными концепциями ХХ века.
1 Благодарю С.И. Гиндина за указание на эту публикацию.2 Напомним в этой связи строку Д. Кедрина „У поэтов есть такой обычай: в круг сойдясь, оплевывать друг друга”.3 Об обертонах семантики полиптотона см.: Лекомцева М.И. К структуре текста у Климента Охридского (фигуры эпанода и полиптотона) // Труды по знаковым системам, XII: Структура и семиотика художественного текста. Тарту. 1981. С. 29–35. (Учен. зап. Тартуского гос. ун-та. Вып. 515).| Передвижная Выставка современного изобразительного искусства им. В.В. Каменского | ||
| карта сайта |  | главная страница |
| исследования | свидетельства | |
| сказания | устав | |
| Since 2004 Not for commerce vaccinate@yandex.ru | ||