Рита поселилась на вилле супругов Чартерс в пригороде Стокгольма — и сразу почувствовала себя неуютно. Ей было трудно читать текст рукописи из-за катаракты, а Энн Чартерс озвучивала ей только угодные себе отрывки. Когда Чартерсы решили отпраздновать Ивана Купалу в деревне, Рита не захотела с ними туда ехать. Энн Чартерс позвонила мне и спросила, нельзя ли Рите временно пожить у нас, у меня и моего мужа Акима. Я в то время писала диссертацию о Велимире Хлебникове, и вдруг в моём доме оказывается человек, который лично его встречал! Всё это было так неожиданно, почти невероятно. Мы с Ритой разговаривали без умолку, и она пробыла у нас до последнего дня своего пребывания в Швеции. Но многое было ещё не спрошено и не рассказано, и на следующий год я снова пригласила Риту к себе. Как ни странно, ей разрешили приехать (возможно, из-за её преклонного возраста), и на этот раз Рита пробыла у нас целых два месяца, август и сентябрь 1979 года. Перед поездкой ей сделали операцию по удалению катаракты, и теперь она могла чётко разглядеть все места Стокгольма, которые раньше видела как в тумане.
У Чартерсов Рита услышала о Томасе Транстрёмере. Сэм Чартерс тогда переводил стихи из сборника «Östersjöar». Рита сразу поняла, что это настоящий поэт, и предложила мне попробовать перевести его на русский язык. Мы сели, вникли во все эти водоросли и рогатых бычков, и — вот он, перевод стихотворения «Från läsidan»:
Не в последнюю очередь выбор стихотворения определила финальная строчка Но далеко до Лиепаи. Балтийское море в ту пору объединяющей водной гладью назвать было трудно. Лиепая так и вовсе была недоступна: там находилась военная база Кароста. Но за горизонтом стихотворения Транстрёмера брезжила надежда.
Несмотря на свои восемьдесят лет, Рита как ребёнок радовалась общению с молодыми русскоговорящими славистами (мы ездили на остров Вен на симпозиум), обожала бродить по Стокгольму и Уппсале. Язык развязался (в то время о многом даже на московских кухнях помалкивали), и Рита поведала о своей жизни. Я поняла, что это бесценные свидетельства, и записала её (пленки сейчас хранятся в Forschungsstelle Osteuropa an der Universität Bremen, куда материалы подавали и эмигранты, и диссиденты).
Рита пережила гонения и аресты советского времени, но смогла сохранить радость жизни и веру в человечество. Воспитаннная в еврейской нерелигиозной семье врачей, она смолоду была убеждена в равенстве людей вне какой-либо политической подоплёки. Однако в окружении у неё были друзья, которые участвовали в политике. В 1916 году она входила в состав четырёхлистного клевера друзей (снимок ниже); из них Катя Олицкая, эсерка, в начале 1924 года была заключена большевиками в Соловецкий лагерь. Тогда шла борьба за свободу высшего образования; студенты протестовали против увольнения профессоров, не пожелавших приспособить предмет своего преподавания к новой идеологии. Но Катя никогда не сдавалась, и двадцать пять лет скиталась по тюрьмам и лагерям, вплоть до Колымы. Рита, прочитав её книгу «Екатерина Олицкая: Мои воспоминания» (Франкфурт, 1971) у нас в Стокгольме, горестно вздохнула: „Когда они (Катя и её муж Шура) в 1927 вернулись с Соловков, они вели себя точно так же, как и до 1917 года. Не понимали, что пришли другие времена”
Сестра Риты Люся (Елена) была арестована в 1937 году вместе со своим мужем, инженером Филиппом Рабиновичем. Его расстреляли в 1938 году, а Елена получила обычные для жены “изменника родины” 8 лет лагерей. Рите и её мужу Николаю Ковалёву удалось усыновить их мальчика (1927 г.р.), и, уже как Саша Ковалёв, он прошёл военно-морскую подготовку. Когда 8 мая 1944 года торпедный катер в Северном Ледовитом океане подвергся немецкой атаке, юнга Ковалёв закрыл своим телом пробоину. Экипаж катера был спасён, а Саша Ковалёв пал смертью героя. Но матери его так и выпустили из лагеря. А потом просторы морей бороздил учебный корабль «Саша Ковалёв» с новыми претендентами на флотский героизм, пока в 2003 году не был списан на слом.2
Северный Ледовитый океан сыграл роль и в переводческой карьере Риты. Пойдя по стопам отца, она получила медицинское образование, и во время войны работала в одном из госпиталей Архангелска. Среди её подопечных были американские морские пехотинцы с потопленных немцами кораблей, многие из южных штатов США. Так Рита въяве услышала ту “южную фонетическую протяжность”, в которую вживалась позже, когда переводила Уильяма Фолкнера. Но у Риты даже и без общения вживую была редкостная способность “вслушиваться” в голос автора. Казалось чудом, что она смогла создать русский говор для Холдена Колфилда и тон хиппи в «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. В последующие годы “её” автором стал Курт Воннегут. Он посетил Риту в 1977 году в Москве, а вот ей, несмотря на приглашения, так и не разрешили съездить в Соединённые Штаты. В то время советские власти использовали два разных обоснования отказам в выездной визе: ваша поездка “не в интересах государства” или — более мягкое — “нецелесообразна”.
Когда я пригласила Фазиля Искандера в 1983 году (две его книги, «Созвездие Козлотура» и «Сандро из Чегема» были изданы на шведском языке), он получил ответ “поездка нецелесообразна” — посещение писателем своей переводчицы считалось излишным.
Советские граждане всегда находились “на службе у государства” — как крепостные в старину. В беседах с Ритой меня часто поражало, насколько трудно правдивой истории о советской России пробиться сквозь идеологическую паутину, которая опутывает всё и вся. И как мало уцелевших очевидцев — особенно тех, кто подвергся гонениям, кто познал изнанку советской власти. А уж тех, кто повзрослел до 1917 года, то есть имел опыт жизни в другом обществе, и с такой исторической перспективой продолжал существовать, — и подавно.
| Персональная страница Барбары Лённквист | ||
| карта сайта |  | главная страница |
| исследования | свидетельства | |
| сказания | устав | |
| Since 2004 Not for commerce vaccinate@yandex.ru | ||