1) К чорту выдуманную ерунду романов и всяческих повестей — гнусное враньё надоело — оставим это сморщенным от рожденья протоколистам.
2) Любая биография незаметного архивариуса — пускай коряво написанная — в мильон раз интереснее сочинённой похабщины на романической подкладке.
3) Необходимо, Друзья, временно объявить биографии живых гениев единственными культурными книгами искусства — после Поэзии.
4) Поэтому: пишите, издавайте немедленно Ваши биографии — чья творческая жизнь полна откровений, взрывов, размаха, огня, сокрушений, молитв и проклятий.
5) Или пишите биографии Ваших Друзей или кого угодно, но только живых с полными именами, свидетелей вокруг и гордой правды.
6) Связывайте Вашу биографию с Вашим искусством — это и будет идеальная критика: кто лучше Вас развернёт сущность Вашего Духа, иллюстрированную образцами Творчества.
7) Проклятие критикам, выискивающим у писателей в книгах прыщи, бородавки, случайные мелочи, пыль недостатков.
8) Отныне писатели сами должны писать о своём творчестве — иначе сгинет книга.
9) Перестаньте фантазировать, что Вас читают и Вы нужны (если уедете в Австралию сегодня — завтра никто не вспомнит о Вас).
10) Книга переживает трагический кризис: книга не нужна — книга пережила себя — её некому стало читать — революционная жизнь опередила купечески-жирные романы.
11) На арене человечества утверждается Личность, в искусстве — книга-биография гения.
12) Временно надо спасти книгу своими биографиями, нужно всем напряженьем своего мастерства заставить читателя — занятого всегда чем угодно, только не книгой — полюбить трепетно книгу, как живое истинное близкое чудо.
13) И после — книгу в искусстве (мёртвая форма словопредставленья посредством бумаги и шрифта) — совершенно уничтожить, а перейти непосредственно к искусству жизни, помещая стихи и мысли на заборах, стенах, домах, фабриках, крышах, на крыльях аэропланов, на бортах кораблей, на парусах, на небе электрическим свеченьем, на платьях.
14) Солнцевеющая мудрость да пронзит Ваши сердца во славу футуризма.
———————
Во имя Ваше утровейное — чьё шествие от Грядущего подобно торжеству Карнавала Революционной Победы — только во имя Вашей молодости, обвеянной радугами Истинного Творчества, летал Великий Поэт–Футурист Василий Каменский по долинам России, распевая Свои Лекции, открывая Ваши вольные души, наполняя Ваши сочные сердца Революцией Духа, опьяняя Вас Песнями Футуризма.
Девушки, Девушки.
Ведь это Вы создали Поэта настолько напевно-женственным, ритмически-гибким, энергично-современным, что Он стал похож и на пролетающую Птицу, и на священно египетский Лотос, и на поэмию стремительности водопада Иоземайт в Калифорнии, и на Ай-Петри.
Девушки, Девушки.
Это Вы во всех городах, где Поэт распевал Свои Лекции, цветистыми лугами весны заливали Еgо аудитории, утренне приветствуя выступленье Поэта обещаньями, цветами, аплодисментами.
Поэт рыцарски благодарит Вас.
Вольные Юноши.
От берегов солнцезарного Детства до последней на земле минуты — это Вы, Юноши, научили Еgо быть стройным, шумным, затейным, беспечным, взрывным, лёгким, небоглазым, размашным.
Юноши.
Поэт славит Вас — молодецкую стаю в облаках кричащих орлов — за дружеские звонкие встречи на всех Еgо перепутьях России. Поэт ждёт от Вас единого взлёта с ним на Великий Пролом.
Он огненно ждёт.
———————
Я — оптимист до торжества Анархизма.
Я — сотворил шестую книгу: Еgо–Моя биография Великого Футуриста.
Гениальность этой книги не только в её сущности и неожиданности, а в том, что книгой-биографией Я хочу спасти временно Книгу, как официальную форму творческого сообщенья с Вами, хочу показать Живой Смысл напечатанного Слова, хочу убедить Вас по-иному взглянуть на Книгу — и даже не взглянуть, а остро пронзиться счастливыми лучами восходящего Чуда: Книга перестала быть мёртвой, Книга встрепенулась, засветилась, зажглась. Книга поёт, зовёт, волнует, Книга шелестит крыльями своих страниц, образуя вихрь мыслей, слов, идей, возможностей.
Книга — Живая Истина с бьющимся сердцем.
Здесь — рубиновая кровь, глаза скорби и счастья, весь перелётный путь Дней и Ночей, расцвет Личности, живая сила жизни, здравствующие сегодня люди, борьба за Тело и Дух, слава, неудачи, смех, проклятия, легкомысленность, любовь, разбой.
Я знаю: Вы перестали читать книгу и уважать писателей, пишущих дурацкие романы из какой-то всегда плоско-галантерейной выдуманной лже-жизни, никому и ничему не нужной, чужой, бездарной, глупой.
Вы разлюбили сочинённую писателями жизнь в романах и повестях, потому что полюбили истинную, новую, свободную, революционную, стремительную Правду Жизни, созданную Великими Личностями — борцами за святое дело вольного Человечества.
Из любимых всегда и теперь Вами книг Искусства были и остались только Поэты-рыцари — песнебойцы — создатели гениальных стихов — песен-поэмий — Пророки Эпохи Чистой Формы Слов — Поэты сверхчеловеческой отвлечённости Духа — Композиторы словотворческого ритма — крыловейные Предводители поющих птиц, хрустально звенящих душ — Авиаторы культурных аэропланов современности — Футуристы Искусственных Солнц, Открыватели нездешних Странствований — Возвестники Грядущего.
И ещё Вы любили всегда и теперь книги-биографии.
Я знаю: в прочитанных книгах-биографиях Вы чуяли эту Живую Истину с бьющимся сердцем, потому что верили, огненно верили в каждое движенье жизни Личности и его окружающих друзей и врагов, названных верными именами.
Вы так увлекались биографиями, что часто забывали, что перед Вами только книга, и между слов и строк Вы ясно видели, чувствовали, воспринимали Живую Душу Книги — чья судьба уносила Вас скитаться, переживать, возмущаться, страдать, искать, торжествовать, любить, преображаться в цепь воплощений Времени.
А самое главное — Вы всегда и теперь находили много общего, единого в биографии Гения со своей Личностью, и это святое совпаденье Вас утешало, гордо радовало, толкая сердце к бодрости до конца.
Книга-биография — Жизнь Гения — Еgо творчество — пусть да раскинется Северным Сияньем над Вашими головами неустанных путешественников, затёртых в Ледовитом Океане Жизни.
Еgо–Моя Биография Великого Футуриста — звено пролетающей Птицы с песнями.
Слушайте:
Я написал о Нём.
Я — это, как и Вы, вольный гражданин Мира.
Он — Единственный Василий Каменский, Великий Поэт, крыловейный Мудрец, Футурист-Песнебоец, Живой Памятник на глыбе Своего Творчества.
Он Автор 5 Книг: Стенька Разин, Землянка, Девушки босиком, Книга о Евреинове, Танго с коровами.
Он — Автор девяти неизданных ещё Книг.
Он — Автор хоровода Лекций по России.
Ему ничего не надо.
Я — автор Еgо–Моя Биография Великого Футуриста.
Я с помощью Еgо создал эту книгу.
Мне надо Всё.
Моя жадность беспредельна: Я хочу славы, денег, комфорта, здоровья, любви, вина, сигар, курортов, размаха, пьянства, молодости, красок, музыки, стихов, цирков, театров, друзей.
Хочу Всего, что вокруг.
И только не хочу ни Я, ни тем более Он — власти.
Он — тропическое растенье, а Я — земля.
Еgо–Моя–Наша Жизнь — звено пролетающей Птицы с песнями.
Я никого не учу, Я только приглашаю к себе в гости.
———————
Здесь Поэт родился, вырос и часто бывает, работая на Своей Каменке.
Поэт любит детски Пермь и Каму.
Но у Поэта здесь нет друзей: здесь гонят Поэтов взрослые пермяки, здесь никогда не радовалось Творчество. Здесь не знают Культуры, Поэзии, Слова.
Базар, Сибирская, Торговая исчерпывают все интересы мещанского населенья.
Один книжный магазин, где стесняются выставлять на витрины книги Поэта.
Скучно. Бледно. Жалко. Мелко. Эгоистично. Жутко. Вороны каркают.
Часто на улицах кого-нибудь бьют.
Две газетки самоубийно пропадают.
Подневольная молодёжь всё-таки ныне добилась университета: мильонер Мешков выстроил — на, учись.
Здесь ещё думают, что Футуризм — дело антихриста.
Но Поэт любит детски Пермь и Каму.
———————
Зеленоалыми золотыми балаганными блёстками эй блести, карусельное детство, в памяти заржавленного с бородой чудака, ярче блести, пока взрослый ещё не подал прошенья в богадельню.
Пронзительно шармань металлическими голосами.
Взывай, барабань, верещи, глуши.
А то ухнет поздно.
Спасай дни-денёчки — тарелку с ягодами.
О, карусельное детство.
К тебе Единому обращается дряблое сердце, проквашенное жизнью взрослого: сморщенное бледностью сердце ведь помнит чётко, что только детство питало его истинными творческими радостями, удивительными праздниками, яркоцветными приключеньями, необычайной фантазией, смелыми затеями, острыми выдумками, сокрушительным смехом и беспечностью летающих с песнями птиц.
О шарманка, пронзившая уши до глухоты малолетнему любителю музыки, стоящему перед ней два часа с открытым от удовольствия ртом.
Где твоя звучальная мудрость.
Напомни озябшей от одиночества душе твой походный марш, в нём так много слышалось отважной решительности и рыцарской гордости.
Заржавленный с бородой чудак ещё помнит, как под этот походный марш шарманки в карусельном детстве он вдохновенно дал клятву, что, когда будет большим, непременно хоть ненадолго поступит в цирк артистом, чтобы наконец постичь все тайны парусиново-досчатых кулис, таких недоступных мальчишкам.
Вот где была штука.
Великая штука чёрной магии.
И как славно-гордо-значительно, что заржавленный чудак с бородой исполнил свою клятву через 23 года.
И снова стал молод, гибок, певуч и упруг.
Старики в калошах и с зонтиками да фельетонисты (Утро России, Театральная газета, Журнал Журналов, Новый Сатирикон) осудили: в цирке чистый народ, а народу, по их мненью, довольно дрессированных верблюдов и говорящих собак (впрочем, эта критика — Василий Каменский в Тифлисском цирке — была за два дня до революции; конечно, теперь эти фельетонисты проповедуют демократизацию искусства: им всё равно).
Исцеленье детством.
Только всего один исполненный жест — и жизнь орадостилась, расцвела.
Значит, ещё не ухнула старость.
Спасай же детство, спасай.
Бросай спасательные круги в реку уплывающих к тухлому старчеству.
Бросай и возникай в ещё юных возможностях, в ещё вольных движеньях.
Ведь так много чудесного не исполнено, что если хоть одно осуществленье привидится во сне — человек пробуждается от счастья.
На кой она чорт, эта взрослость.
Каждый взрослый — полулешачьё.
Каждый ребёнок — мудрец, затейщик, творец, раздольник, певец интуиции, анархист, футурист.
Каждый последний ученик умнее и талантливее своего учителя, который только и знает — слово-плётку:
— Не шали.
Ух, и идиоты же эти педагоги в очках.
Недаром ведь все великие люди в Искусстве или выгонялись из школ, или ученики убегали как из тюрьмы.
Великие дети знали цену своей воли.
И остались великими детьми.
Ведь не случайно все великие мастера Искусства так походят на больших детей, так любят детей, что и сами всегда не прочь на деле вспомнить жизнедатное детство, претворяющее воду в вино, жизнь — в фантастическое преображенье.
Не случайно и то, что Василий в Крыму весной (1916) проповедовал на лекциях в Ялте–Алупке–Симеизе о ещё не потерянной возможности счастья стать всем морским гостям разом взрослыми детьми на цветущем берегу моря, чтобы хоть один день или два (на пробу) уразуметь всю красоту крымской молодости.
А сам Василий — первый ребёнок.
И Мне стоит больших сил удерживать Еgо детские затеи — единственные Еgо радости-праздники.
Я взрослый (тоже почти полулешачьё) — или играю во взрослого — и Меня кандалами, тюрьмами, бойкотами, общественными мненьями, прессой учат насильно быть как все дураки.
Сдерживая Еgо, Я оберегаю Еgо жизнь.
Все граждане кричат, поют, пишут, говорят о свободе личности.
Но начни Я не сдерживать (только начни — даже говорить страшно), не останавливать вольного из привольных ребёнка-Поэта — и Я убеждён: гениального Василья Каменского убьют палками, камнями.
Дурацкой толпе городов Гении не нужны, а Поэты Духа — тем более.
Ведь ещё никакая государственная власть не приказала слушать проповеди о идеальной жизни Поэтов Духа и не прикажет: потому что Поэты Духа скажут, что власти быть не должно, или что все абсолютно равны и каждый-всякий человек — властелин мира.
И многое в этом масштабе.
Вот в детстве все — боги, все — рыцари, все Колумбы, все — Робинзоны Крузо, все — Стеньки Разины, все — Друзья.
Детство, спаси нас, научи, создай.
О, карусельное детство.
Посоветуй, крикни во всё горло Интуиции, как бы устроить качели, да такие качели, чтобы на них уселось с десять тысяч наряженных девок и с эсколь же парней в кумачовых рубахах с гармоньями, орехами, пряниками костромской росписи.
Значит, нужна такая дощища и канаты толстущие.
Ну, это можно сделать, а вот как бы привязать к небу, чтобы раскачаться одним концом до луны, другим до солнца или ещё выше.
Я сказал Ему, что эта Еgо мысль — одна из справедливых. Поэт спокойно ответил:
— Да, в этом всё дело: надо Качели.
———————
Два лица, два существа, два друга, две дороги рядом, два бога, два дьявола.
Я — это когда вкусно и плотно обедаю, пью вино, чёрный кофе, курю дорогую сигару.
Он — это когда в полётах птиц, в движеньи ветра, в изгибе радуги, в травоцветеньи или в ритме прибойных волн моря — видит мудрый смысл песни:
Он — всегда в творческом созерцаньи. Он — бесплотен и лёгок, как ангел. Я же — весь в суете человеческих дел и непрестанных событий.
Я всегда — со всеми в куче муравейника.
Он — одинок, высок и оснежен вечностью, будто вершина Казбека.
Я — коммерсант или кавалер, пассажир или рабочий, квартирант или слежу за чисткой щиблет и зубов.
Я — главное — издатель Еgо сочинений, антрепренёр Еgо лекций-гастролей, устроитель Еgо выступлений-триумфов.
Он трепетно-гордо любит Книгу, а Я занимаюсь распространеньем.
Он любит подарить Книгу Свою, а Я предпочитаю продать и получить деньги.
Он — сгорая в увлеченьи — читает лекцию и следит за красотою стройности речи, а Я думаю о кассе 1500 там или 1800.
Ему подносят цветы — зимой пунцовые розы — Он нюхает, вспоминая любимую, а Я знаю, что эта корзина роз стоит приблизительно 150.
Еgо часто приглашают выступить с речью или со стихами, и Он никогда не подумает о гонораре — Меня же гонорар интересует нервно, и Я жду высокой заработной платы, как этого ждёт каждый мастер у своего станка.
Ведь Я знаю: Ему необходима вольная, широкая, многогранная, яркая, феерическая жизнь.
Жизнь — Поэта Жизни.
Жизнь — путешествующего бога с подарками.
Жизнь — открывателя апельсиновых рощ.
Жизнь — пролетающого на аэроплане Современности.
Жизнь — Актёра (Монахова или Шаляпина) Театра для Себя, по Евреинову.
И для всей этой театрализации жизни нужны большие средства.
Правда, Я также знаю, что Он часто живет иной, нездешней жизнью и доволен ничтожным и до жуткого малым. Это когда Он — рыбак или странник, созерцатель или — йог, отдающий что имеет.
Дон-Кихот или Робинзон Крузо.
Или — за работой в творчестве.
Но и для этой святой жизни требуются деньги.
Я всё это знаю и достаю их, как умею, как хватает всех сил.
Вся моя жизнь — для Поэта.
А кроме Него, есть ещё моя семья на Каменке, и Я должен заботиться о них — и заботиться Мне и Поэту приятно.
Я бьюсь, выдумываю, изобретаю.
Иногда Мне бывает очень трудно, но Я — сильный пока и побеждаю.
Как каждый — если остро нуждается, если слишком грозит кризис или гибель — Я иду на всё и презираю условности и плюю на мещанскую мораль.
Я всегда готов на каторгу за спасенье Поэта.
Он Мне написал эту молитву, и Я понял её по-своему. Во имя Истины Я совершил ряд святых разбоев, и в Моей душе нет капли раскаянья, напротив — Я горд за Молодость, за смелость, за жест решенья, за Еgо, за счастье быть названным друзьями:
— Святой разбойник.
Я совершенно справедлив в своём спокойствии.
Я строго автономен в жизненной борьбе, как Он в своём Творчестве.
Часто мы не мешаем друг другу, а иногда расходимся во взглядах и начинаем состязаться в истинности положенья.
Побеждает тот из двух, кто в данный момент окрасится ярче, острее, звучальнее.
Пример: от Давида Бурлюка получил приглашенье ехать в Японию со Своей живописью и поэзией.
Он восторженно засиял и готов был срочно телеграфировать:
— Выезжаю курьерским.
Я же сказал Ему:
— Для поездки в страну хризантемных гейш нужно 4000, а у Меня пустяки.
Отложим, Поэт, до чуда — чудо придёт.
Он согласился.
Потому что верит Он только чудесам, а Я, опытный режиссёр жизни, сам тонко и искусно ставлю эти чудеса.
Впрочем, иногда неожиданно просто вдруг повезёт, и Я облегчённо вздыхаю, радуясь за Еgо и за свой маленький отдых.
Я много работаю и очень устаю, но никогда никому не жалуюсь: ведь знаю, что всем-всем, по существу, наплевать и на Меня, и на Еgо (с особым удовольствием), и на всё божественное Искусство.
Тупой эгоизм близких, друзей, врагов — одинаково преимуществует.
И никому нет дела до Меня и Поэта.
И если завтра сгинет Поэт с голоду или от гнёта нужды — может никто не узнать об этой великой печали: потому что никто не заботился о Нём.
Для эгоистов важно, пожалуй, чтобы Он лишь бился создавать, творить, гореть, учить, возвышать, славить.
Принято верить, что культурными государствами управляет мудрая народная власть, обвеянная революцюнными победами и лучшими идеалами Человечества, но никто не знает случая — где (даже нет в проэктах) эта мудрая народная власть избрала и вознесла бы Поэта ещё при молодой жизни Еgо до себя.
До себя — перед всем народом, перед всеобщей Единой Совестью, перед океаном людских душ, жаждуюших истинной красоты творческого слова.
Невежеству народа власть противоставляет дисциплину гражданского сознанья и законы о подчиненьи начальству.
Духовной жажде народа власть противоставляет литературу мелкой земской единицы или по улучшенью рогатого скота.
Будто все вопросы жизни — только брюхо и буржуазный покой, демократизированный массами.
А где творчество жизни Духа Страны — где источники талантливости — где залежи Мысли и Чувства — где бог внутри — где чудесные песни — где размах вольной мощи урожайных сердец.
Это чует глубинно только Поэт.
Власть же этому Единому Оправданью жизни значенья не придаёт.
Пускай гибнут Поэты в мировой тоске и с Ними великие из мастеров Искусства — лишь бы мудрая народная власть следила честно за государственным порядком и продовольствием.
В мильонах (на мильоны народа) экземпляров власть распространит в любой момент по стране любой сборник по политической экономии и никогда (хотя бы приложеньем, что ли) не отпечатает и не разошлёт великую Книгу гениального Поэта Василья Каменского — Стенька Разин.
Так истинно рассуждаю Я — гражданин вольной России — и знаю, что мерзавцы мрака и кретины-критики будут по-свинячьи хрюкать в Мою сторону.
А власти на Поэта наплевать.
Я и Он — мы останемся на веки на острове Одиночества.
Я — рыцарь Грядущего Мира — Пятница.
Он — верный Себе Робинзон Крузо.
И оба Мы — сверх-оптимисты.
Ни Я — ни тем более Он, величайший из современных мудрецов — несмотря на всё ложно-свободное (торжество революции тела), никого ни за что не осуждаем, не требуем исправленья.
Я только желаю духовного просветленья, высшего напряженья разума, океански творческого разлива: до чудес.
А Он — эхх, Поэт.
Он вот смотрит на солнечное небо и говорит:
— Сегодня Я опять там слышу симфонию — это кричат орлы.
———————
Эй, вольная гражданка или вольный гражданин — Товарищ, чьи светлые глаза сейчас читают эти искренние страницы — поймите Истину, возьмите в сердце своё Встречальное чувство, с которым Вы ждёте любимое и заветное.
Да пронзит Вас благословенье Поэта, с утренним челом всегда гонимого на Голгофу Распятья толпой купцов и мещан, хулиганствующих за счёт антикультурности и врождённого кретинизма.
Да пронзит Вас Творческое обаянье Поэта, до последнего дыханья Своей земной жизни отдающего Вам свою поющую Душу.
Слушайте:
Ужели Поэт для того творит Песни, чтобы Вы в час сытного досуга могли усластить своё наслажденье поэтической приправой.
Ужели для того пришёл в мир Поэт, чтобы напечатать несколько томов сочинений, прославиться гениальным дарованьем, нашуметь футуристической яркостью, напиться до состоянья мумии среди друзей и врагов — и сгинуть, оставив после себя литературное наследство родственникам, не признававшим Поэта при жизни, и где-нибудь на пыльной площади дурацкий Памятник (какой-нибудь бездарный бюст, на плеши которого всегда птичьи экскременты) с дурацкой надписью:
— Великому Учителю — ученики (с золотой медалью).
А ученики сонно ходят мимо памятника, удивленно думают: неизвестно кто поставил статую, и — если никого нет около — просто мочатся у пьедестала.
Ужели для того планетно возник из звёздной туманности Поэт, чтобы доказать свою ненужность, бессилье, напрасность, тщету, чтобы — как все люди — совершить звено переселенья Души, уйти в пространство и родиться снова, может быть тростником на берегу священного Нила.
Ужели для самоувлеченья — самовлюбленности — самоопьяненья выявляет Поэт своего внутреннего бога, озарённого утренними взлётами Ритма —
Или ошибка роковая, или совсем не то, или мировое сумасшествие, или стихийное безумство — это Поэт и Еgо Поэзия.
Всё ясно и просто, как трава: если быть мудрецом Духа.
Всё спутано и сложно, как ночью в лесу: если быть обыкновенным блуждающим без дорог–без вопросов человеком.
А таково всё, т.е. величайшее множество.
Мудрецы Духа — истинные люди — Впереди.
Поэт — голубь из ковчега Грядущего.
Однако Мудрецы Духа (сейчас их горсть) и Поэт-голубь — это только утешенье, как всё Грядущее — только единственно оправданный идеями оптимизм.
Истина же Едина: Поэт Одинок, Поэт — Колумб Грядущего, Поэт — Пророк жизни богочеловечества.
Сегодня — вот сейчас, когда светлые глаза читают эти искренние страницы — разве сейчас Вы, товарищ, даже в этот наиболее благоприятный момент духовного сближенья с Поэтом Васильем Каменским — разве Вы согласитесь открыть своё сердце нараспашку и впустить Еgо во всей юной красоте футуристического карнавала.
Разве Вы оденете Душу свою алошёлковым желаньем встретить чудесного Гостя — заморского, звёздного гостя с неземными дарами яркоцветного Духа.
Разве Вы сумеете ответить рыцарски — бескорыстно — беззаветно — подвижнически на Еgо расцветную близость, на Еgо мысли, изгибы, горенья, размах.
Разве, вообще, назовете Вы лучшими чувствами Еgо — желанным Другом.
Нет. Нет. Нет.
А Он Ваш первый Друг — Друг Вечности — Ваш Всегда Близкий рыцарь — Ваш желанный Гость — Верный Спутник приливающих Дней — Ваш Поэт Василий Каменский.
Поэт — Мудрец Духа, которому смешны памятники, непонятны юбилеи, академии, законы, правила, забавны профессора искусства, критики, пресса с уголовными романами и объявленьями о половом бессильи.
Поэт , который знает, что Книга Еgо Поэзии — как каждая Книга Слов — есть для всех случайный цветок в бутоньерке.
И только для самого Поэта — Поющий бог.
Поэт не устаёт звать к полётам, к вершинам, к раздолью, к нездешнему.
Все земные–тяжёлые–чёрные–вялые, а Поэт не устаёт звать.
О, Единственный лебедь в облаках.
О, товарищ — чьи светлые глаза сейчас читают эти искренние страницы — поймите истину.
Слушайте:
Доверчиво-дружески, близко, совсем близко подойдите к Поэту — отдайтесь Воле Еgо — будто погостить–отдохнуть–забыться пришли к Поэту. —
И Он
Лёгкой и плавной — как облако — творческой фантазией опьянит Вашу жаждующую Душу вином освобожденья от земной суеты и сказочно преобразит Вас в существо божественного ощущенья — Хрустально-розовые крылья вырастут за Вашей спиной — и позовёт за собой колебанье протекающих волн бирюзового воздуха.
Радужный расцветом вздрогнет Ваш бог внутри и откроется иная жизнь — жизнь высшего Смысла.
Поэт уведёт Вас в Страну у нездесь берегов, в странную начальную Страну — Гдетотамию солнцекожих Йогов, властителей Духа Воли, которым повинуются пространства Вселенной.
Поэт даст Вам звёздный покой вершинного созерцанья Мудрости.
Поэт утровеющей Своей Молодостью вольёт в каждое биенье Вашего сердца трепет неисчерпной бодрости Ребёнка.
И Он сделает Вас играющим, звучальным, затейным, сияющим.
Он станет Вашим первым Днём.
Он всё отдаст Вам, а Сам ничего не возьмёт — кроме Вашей духовной ароматности Дружбы.
И пролетит мимо поющей птицей Хоулн-стэй к Коралловым островам пальмовой тенеюжной вечерней прохлады.
А пока Он Близко:
— Подойдите к Поэту , оправдайте Еgо Пришествие, впитайте вино Песен во славу преображенья.
Как вольная радость Чуда — Он необходим Вашей жизни для встречи смысла завтра, для новых Друзей.
— Жизнь коротка — как чарка вина, — а друзей мало и надо любить, ценить, огненно искать их.
Он же — единственный рыцарь Дружбы.
Ведь это Он сотворил книгу Стенька Разин, где в творческом бунте выявил всю русскую вольную молодецкую Душу Народа Богатырского, спаянного на веки вечные дружбой несокрушимой, да раздольными разливами урожайных Песен.
Ведь это Он сказал:
— Песнебоец Стенька Разин живёт в каждой Душе — каждом Сердце — каждой Мысли, и оттого в каждой Песне — Судьба каждого, кто бунтует за Волю Вольную, за силу творческую, за разгул бесшабашный, за богатства духовные, за славу народную кумачовую, стихийную, талантливую — и оттого в каждой Песне — Свободная Россия и вся Россия — одна великая, артельная, молодецкая Песня.
Песня или Россия — не всё ли равно.
Всё распахнуто, всё сказано, что спето.
Это Он — Стенька Разин.
И Вы — товарищ.
Поэт вложит в Ваши руки кистень буйной Воли и сделает Вас святым разбойником, как Он Сам.
Пользуйтесь близостью счастья назвать себя другом из шайки святых разбойников.
А если Вам страшно лететь в бурю на Великий Пролом затей Стеньки Разина, и если Вас не опьяняет лирика книги Девушки Босиком и Вы разочарованы аэропланами Современности (книга Танго с Коровами), не желаете жить Паном — Робинзоном Крузо среди поэмы–Природы в Землянке (роман), не хотите разделять восхищений режиссёром Жизни (Книга о Евреинове), не интересуетесь Еgо гастрольными многочисленными лекциями о Жизни–Футуризме–Творчестве и — наконец — Вас не трогает Еgо биография Великого Футуриста —
Тогда, товарищ, Вы подойдите ко мне, как к самому простому Пастуху Еgо стада всяческих творчеств.
Подойдите непременно.
Он — Поэт — слишком идеализирует дружеские приближенья и совсем не так — Мне кажется — представляет нашу жизнь — заблудившихся в лесу суеты без вопросов.
Поэт дышит Истинами.
Поэт создаёт Чудеса Откровений.
Поэт — Мудрец Духа — предвидит ясно все концы и последствия человеческих дел, и каждое движенье мысли Ему понятно и известно.
Поэт — спасающий Пророк.
Поэт — вездесущ, многогранен, океански широк и глубок.
Но Он всё-таки в чём-то сознательно ошибается — иначе Он не был бы так Одинок — Одинок до обожествленья.
Товарищ — чьи светлые глаза читают эти страницы — подойдите ко Мне.
Я тоже — как Поэт — нестерпимо одинок в своей жизни: у Меня мало друзей, и Я ищу, огненно ищу.
Ради Поэта и ради себя — подойдите ко мне: Я буду ждать и верить в Вас.
Жизнь коротка.
———————
Специалистам психо-физиологам известно, что Брока открыл (в коре большого мозга) двигательный словесный центр.
Впоследствии Вернике открыл (в верхней левой височной извилине) второй чувствительный словесный центр.
В этих центрах организуется словесное представленье (иные исследователи эту организацию слова не связывают с определенными местами мозга).
Куссмауль же — яркий знаток этой области, изучивший различные болезненные состоянья центров речи — собранных под общим названьем Афазии — даёт все основанья предполагать, что стан читателей сплошь страдает афазией и поэтому не в силах воспринять высшее мастерство слова.
Накануне Я говорил, что Поэт в чём-то сознательно ошибается — и хотел этим намекнуть на огромную долину общего непониманья, лежащую меж двух гор: Поэтом и читающей публикой.
Поэт — мастер-строитель высшей организации Слова–Мысли–Речи–Формы.
Поэт создает Книгу, насыщенную яркими образами, ритмической стройностью фраз, волей ясного разума, любовной чувствительностью к завершенью творчества, непрестанной взрывностью словесного трепета.
Книгой Поэт являет законченную Волю своего дарованья словесного мастера — только частично использовавшого крайне ограниченную возможность передать свою многогранную гениальность.
Ведь Дух, Огонь, Чувства, Размах, Глаза, Горизонты. Крылья, Сочность, Аромат — остаются с Поэтом жить, вечно изменяясь во Времени, вечно расцветая.
Это — Эльбрус Поэта.
А читатели — это Экскурсанты (Москвича или Горного клуба), едущие на линейках из Кисловодска на гору Бермамыт встречать перед Эльбрусом восход солнца.
Кто эти читатели — случайные экскурсанты, всегда гости, которых надо забавлять, ротозеи, любопытствующие, скучающие, одинокие, заброшенные, больные и Чудаки.
Ещё влюблённые, знакомые, друзья (редко родственники), враги, арестанты и — вот главное и единственное — Чудаки.
Всем этим читателям можно было — дело случайности — по существу и не ездить на Бермамыт, а только, пожалуй, достаточно знать о существованьи Эльбруса Поэта Василья Каменского.
Поэт, сознательно ошибаясь (пример: выпуская Книгу), знает о долине разобщенья с читателями и глубинно скорбит о своей одинокой судьбе не дошедшого до сердца читателей Пророка.
И это потому, что читатели — как случайные гости Книги — лишены способности точно воспринимать смысл и назначенье Книги, как истины.
Понятно и просто: читатели словесно не развиты или, вернее, не организованы для воспринятия образа–мысли, всегда рассеянны, хаотичны, заняты совсем другим: масса разных дел, книга же — между прочим.
Книга читается урывками, скоро, поверхностно, по-дачному.
Психология читателя в перерывах резко меняется, перекрашивается.
Словесные центры перемещаются.
Поэт выливает слово в вино, а читатель пьёт воду.
Читатель не впитает сущность Книги, не пойдет за Поэтом — о нет.
Если слово для Поэта — самоцель, самоценность, а мысль — движенье, полёт.
То для читателя, то и другое — средство, продукт и что-то мало понятное.
Специалистов-читателей ведь нет — значит, нет здоровых, развитых, организованных воспринимателей слова.
Все читатели страдают афазией во всех стадиях, по Куссмаулю, и особенно — парафазией, при которой сцепленье представлений со словесными образами настолько извращается, что вместо логически-красивых сочетаний слов получаются ложные совершенно, искажающие смысл творчества.
Одна из распространённых стадий среди читателей — это словесная слепота.
Страдающие ею прекрасно (особенно критики) видят глазами напечатанные слова, но не в состояньи понимать их и группировать в сознаньи.
Платен утверждает, что для совершенья восприятья словесных форм–условностей нужна энергичная работа воспитанья (дело культуры), что человек быстрее всего усваивает речь мимики и жестов: потому эта речь является природною речью глухонемых и идиотов.
Во всяком случае — если книга читается Чудаками, или Друзьями, или Возлюбленной — эти читатели, пронзённые лучами Интуиции, принимают Поэта целиком индивидуально, но и они далеки от истинного неба Книги.
И тут — долина, и тут — не то.
Значит, есть роковая ошибка–трагедия.
Книга, как её читают и понимают читатели, для Поэта — смерть, ничто, проклятье.
| Передвижная Выставка современного изобразительного искусства им. В.В. Каменского | ||
| карта сайта |  | главная страница |
| свидетельства | исследования | |
| сказания | устав | |
персональная страница В.В. Каменского | ||