Число цветоупотреблений в поэзии Хлебникова сравнительно невелико. В контекстах, явно наделяемых сакральным смыслом, наиболее часто встречаются белый, чёрный, синий, жёлтый цвета.
Группа цветообозначений, называющих синий цвет, имеет неодинаковое смысловое наполнение в различных текстах. Так, синий и голубой могут использоваться для характеристики внешности, чаще всего — глаз, взгляда:
Синева оказывается знаком либо слепоты, либо, напротив, прозрения, божественного видения. Мотив слепоты и зрения распространён в поэзии Хлебникова («Усталый лицедей», «Свободы сеятель пустынный...»). Поэтический дар связан со зрением, ясновидением, прорицанием, волхвованием [Иванов, Топоров 1973: 155, 158]. Синий взор — непременный атрибут представителя потустороннего мира или жреца — посредника между мирами:
В этом случае синий цвет становится (часто в сочетании с белым или чёрным) выражением сущностной характеристики персонажа. Фасмер указывает на возможность этимологического сближения прилагательного ‘синий’ и группы др-инд. слов со значением ‘сиять’, ‘сияющий, блестящий’. Тогда синий цвет оказывается равноценным белому, выступая как символ слепоты, сна, трансцендентного сияния (синие глаза → чтобы закрыл глаза безбожник). В поэме «Поэт» взором незабудки наделяется русалка, реки чистоглазая дочь, а в «Гибели Атлантиды» — рабыня, обречённая на смерть от руки жреца, стоящая на пороге иного мира Н. Перцова замечает:
Это подтверждают строки поэмы «Поэт»:
Цвет василька, незабудки соотносится с миром мёртвых. Мухи, стрекозы, бабочки, в восточнославянской мифологии понимавшиеся как души мёртвых, нередко обладают признаком синевы (голубизны) в текстах Хлебникова, становясь провозвестниками грядущих событий:
Главный герой «Зангези» представляет себя бабочкой, залетевшей в комнату человеческой жизни:
Утратив синеву, герой теряет и способность к полёту, т.е. сверчеловеческие качества, возможность перемещения в иные миры. Это способность непосредственно связана с поэтическим даром Зангези, а значит, синий цвет выступает как цвет поэзии у Хлебникова: далее Зангези произносит магические слова, подчёркивая свою внеземную сущность; его жизнь не соответствует человеческой. Вырвавшись из плена комнаты человеческой жизни, Зангези вновь обретает себя; в этом мире он лишь бесплодно бьётся, никем не понятый, роняя драгоценную голубую пыльцу с крыльев...
Восприятие Хлебникова характеризовалось высокой степенью синестезии. Явление синестезии состоит в возникновении ощущения другой модальности, например, переживание цветового образа в ответ на музыкальную фразу. Благодаря синестезии могут быть приведены в соответствие звук и цвет:
Он подобрал фонетические соответствия и для синего цвета: м — синий цвет, к — небесно-голубой [Леннквист 1999: 28]. В «Зангези» среди песен звукописи, где звук то голубой, то синий, то чёрный, то красный, можно встретить такие утверждения:
А в песнях звёздного языка, включённых в состав той же сверхповести, выступают Мо горя, скорби и печали, Мо грусти и тоски, Мо прежнего унынья, Мо волос на кудри длинные, да ещё Ка — могила. Интересно, что [м] и [к] — звуки, входящие в имя женского восточнославянского божества Мокоши, в день чествования христианского двойника которой, Параскевы Пятницы, родился Хлебников (28 октября по старому стилю). Первый звук имени Мокошь, который по мнению Хлебникова, “направляет” всё слово (первая согласная простого слова управляет всем словом — приказывает остальным, — гласит первая предпосылка заумного языка в статье «Наша основа» [Хлебников 1986: 628]), принимает значение ‘тоска’, ‘печаль’, ‘скорбь’ и одновременно в цветописи Хлебникова приобретает синюю окраску, распространяя свойство синевы (голубизны) и на значения ‘печаль’, ‘тоска’. Б. Лённквист утверждает:
Но имя божества, возможно, восходит к корню со значение ‘мокнуть’, ‘мокрый’, или *mokos ‘прядение’, откуда берёт начало семантический комплекс Хлебникова: речь — вода (речка) — голубой (синий) цвет — взор (зрение) — прорицание — волосы. Эта семантическая цепочка часто представлена не полностью, а лишь отдельными звеньями. Так, волосы и магические действия с ними (сжигание) передают особую природу героя в стихотворении «Я вышел юношей»:
Использование мифологемы волос даёт возможность показать особое могущество героя, а также реализовать мотив огня, связанный, возможно, с мифами о конфликте Бога Грозы и его соперника [Иванов, Топоров 1974]. Сжигание волос — ритуальное действие по вызыванию духов [Пропп 1998 : 265]. Герой оказывается связанным со стихией огня и воды одновременно:
Языческий жрец не мог обрезать волосы, так как, согласно поверьям, именно в волосах было пристанище божества; волосатый реками герой соотносится с индуистским божеством Шивой, подхватившим падавший с неба Ганг, чтобы тот тяжестью своих вод не разрушил Землю и не погубил всё живое на ней; теперь Ганг протекает сквозь волосы Шивы. Хлебников идёт дальше, его герой несёт на себе все реки сразу, т.е. выступает в роли спасителя человечества (Ср.: Косу плету из Рейна и Ганга и Хоанхо). Но водная стихия часто в языческом сознании отождествлялась с речью (речь течёт). Маковский доказывает, что это представление — из числа понятий, группировавшихся вокруг культа Сомы:
Здесь же отмечается и связь воды с потусторонним миром, а также со значением ‘плести’ (‘гнуть’), а следовательно, и ‘прясть’. У Хлебникова словесное искусство часто понимается как плетение: Слово — пяльцы; слово — лён; слово — ткань [См. Леннквист 1999: 30] — и нередко соотносится при этом с голубым цветом: у вечного узника созвучия в поэме «Поэт»
Б. Лённквист отмечает также связь с немецким романтиком Новалисом, поскольку в составленном Хлебниковым списке книг значилась лишь одна книга иностранного автора: «Новалис. Фрагменты» [Леннквист 1999: 212] Синий и голубой цвета — средство обращения гражданина Виктора Хлебникова в поэта-прорицателя Велимира:
Так к набору значений, связанных с группой названий синего цвета, Хлебников добавляет компоненты ‘тишина’, ‘молчание’ (ср.: Они голубой тихославль).
С голубым и синим у Хлебникова коррелирует жёлтый цвет. Бахилина допускает возможность повторения фонетического чередования go / žel на лексическом уровне: голубой — жёлтый, как, например, нем. blau “синий, голубой” этимологически восходит к лат. flavus “жёлтый”, а сербохорв. плав значит и “голубой”, и “жёлтый” [Бахилина 1975: 193]. Охра (жёлтая земляная краска, по Далю) имитировала в языческих погребальных обрядах кровь, огонь, очищение, являлась символом грядущего воскрешения. Часто текст или его фрагмент выстраивается Хлебниковым на основе “перекрещивания” жёлтого и синего цветов, как, например, в стихотворении «Лютиков жёлтых пучок...», где тема благодатного дождя, сопровождаемого грозой (знак вмешательства верховного божества!), реализуется через символику жёлтого и синего: жёлтые (лютики) — зрачок молнии [жёлто-синий!] — жёлтая (строка) — посинели (тучи). В отдельных случаях эти цвета могут быть переданы метафорически: сине-голубой — это цвет василька, цвет незабудки, жёлтый — пучок лютиков, цветы медуницы. Спорным является цвет одуванчика: в поэме «Поэт» глаза русалки, описанные через цвет незабудки, вдруг одуванчиком сияют
В кругах измученных бровей. Но под одуванчиком может подразумеваться другое растение, например, цикорий с голубыми цветами [Даль 1981: 574]. Б. Лённквист приводит в подтверждение малоизвестное стихотворение Хлебникова, связанное с образом Богоматери, где одуванчик зацветает
В её глазах нездешне синих. Но в то же время распространение названия и на голубой, и на жёлтый цветок делает возможным семантическое сближение голубого и жёлтого цвета. Интересно, что у Хлебникова синий и жёлтый входят в общую “цветовую парадигму”. В стихотворении «Есть запах цветов медуницы..» цветки медуницы (жёлтые) и цветы незабудки организуют временнóй контекст: цветки медуницы как медоносы представляют будущее, незабудки — прошлое, то, что не должно быть забыто:
Но прошлое и будущее и сближаются, и разъединяются запахом; пахнуть же, по языческим поверьям, может лишь живое, т.е. настоящее, ныне живущее [Пропп 1998: 159]. Таким образом, жёлтый цвет связываются с будущим, а значит, с замирным, запредельным (в то время как синий — цвет потустороннего, мира мёртвых); к тому же жёлтый и синий (голубой) — цвета солнца и неба. Небо нередко обозначается Хлебниковым метафорически как голубое или синее: голубого богомольцы или: синее, синее тучи поют; возможно, так задается пространственная локализация потустороннего мира, откуда черпает вдохновение и магическую силу поэт — кудесник и прорицатель.
Синий цвет может характеризовать у Хлебникова и те предметы и явления, которые нередко описываются как чёрные:
Ещё в ранних славянских памятниках встречалось слово синець, обозначавшее дьявола (по тёмному облику) [Бахилина 1975, 29]. И Хлебников иногда “помечает” синим отрицательные явления. Так, в поэме «Синие оковы» Синь и Голь в веках дружат, а в поэме «Три сестры» — строка голод голубого холода. Ф. Флоренский указывает, что голубой цвет — символ движения от божества, т.е. отпадения от него. И Хлебников уловил это “отторжение”, передав его в своих поэтических текстах.
Синий цвет — один из ключевых в поэтических текстах В.Хлебникова. Он служит средством выявления элементов семантического комплекса, отражающего восприятие себя как поэта — прорицателя и потому являющегося главным в художественном мире Хлебникова. Способствуя восстановлению основных звеньев этой смысловой цепочки, раскрытие символики синего цвета помогает проникнуть в глубины смысловых пластов текстов с ярко выраженной автокоммуникативной направленностью. Символика синего цвета выступает также как средство организации пространственных и временных контекстов. Все это позволяет сделать вывод о первостепенной значимости синего цвета в поэтическом мире В. Хлебникова.
Передвижная Выставка современного изобразительного искусства им. В.В. Каменского | ||
карта сайта | главная страница | |
исследования | свидетельства | |
сказания | устав | |
Since 2004 Not for commerce vaccinate@yandex.ru |