Бермант Ю.

AJ Fosik (b. 1977 in Detroit, Michigan. Currently based in Philadelphia, Pennsylvania, US). Embracing Stochasticty. Wood, paint and nails. 91.4×71.1×63.5 cm. Jonathan LeVine Gallery’s group  Exhibition Beach Blanket Bingo  —  A Summer Mixer; August 5, 2009 through August 22, 2009. http://www.flickr.com/photos/ajfosik/3790119991/in/photostream/

Поэт и чекисты

Читательскими письмами сотрудников редакции «Слободы» не удивишь. Харьковчане часто рассказывают нам о различных событиях своей жизни, просят совета, благодарят. Письмо, о котором пойдет речь, сразу привлекло внимание. Обратный адрес на конверте сообщал, что пришло оно из израильского города Бат-Ям. Его автор много лет прожил в Харькове, хотя около десяти лет назад сменил место жительства, не смог оставить своего увлечения — историю Харькова. В письме он прислал несколько статей, посвященных этой теме. Одну из них мы и публикуем сегодня.

Действительно, о жутких зверствах этого садиста я сам не раз слышал от матери и многих других людей, которые в те страшные годы жили в Харькове. С.А. Саенко был членом харьковской ЧК в 1919 году. О нём упоминает А.И. Солженицын в своём «Архипелаге ГУЛАГ». Но гораздо раньше образ кровавого чекиста был показан Велимиром Хлебниковым в поэме «Председатель чеки».

Сама поэма была навеяна фактами из жизни молодого следователя Реввоентрибунала 14-й армии А.Н. Андриевского (1899–1983), с которым поэт одно время сблизился. Концовка же произведения почти целиком посвящена злодеяниям вышеупомянутого Саенко, “того страшного комиссара Саенко”, о котором, между прочим, писал и А.Н. Толстой во второй книге «Хождения по мукам». Портрет чекиста ещё до недавнего времени висел в одном из музеев.

Чтобы выяснить, что связывало великого поэта со следователем Реввоентрибунала, обратимся к биографии Хлебникова и вернёмся в Харьков 1919–1920-х годов. Путешествуя по стране, поэт в марте 1919 года приехал в Москву, где встретился с Маяковским, Пастернаком. Там он занимался подготовкой к изданию сборника своих произведений. Вскоре Хлебников отправился в Харьков, где жил в 1916–1917 годах, и пробыл в нашем городе до конца августа 1920 года.

Власть в Харькове в 1919 году неоднократно переходила из рук в руки. Летом армия генерала Деникина развернула стремительное наступление на Москву. 25 июня деникинцы вошли в Харьков. Белая контрразведка, разместившаяся в доме бывшего Дворянского собрания, активно вылавливала подпольщиков-большевиков. В то же время в городе легально действовал меньшевистско-бундовский клуб Бронислава Гроссера, куда приходили не только меньшевики, но и некоторые большевики. Захаживали, естественно, и деникинские контрразведчики. Директор клуба меньшевик Теплицкий встречал гостей у большого потрета К. Маркса. Здесь можно было не только пообедать, но и почитать в уютной клубной библиотеке «Коммунистическую программу» Николая Бухарина.

В Харькове установилась власть белых, шли слухи о готовящихся еврейских погромах. Но от них откупились. Фабриканты Бурас и Шеречевский дали генералу Май-Маевскому взятку — восемь миллионов рублей. В городе царило безумие. И среди всего этого Велимир Хлебников писал замечательные стихи.

Снова очутившись в большом малознакомом городе, поэт не находит себе места. Его преследовали болезни, он голодал. Неоднократно Хлебникова арестовывали. Наступило полное разочарование: Я мнил, что человечество — верховье, мы же мчимся к устью. Бежать было некуда. Только от самого себя.

Некоторая отдушина нашлась, но не в самом городе. Под Харьковом была дача семьи Синяковых. В этой семье были три сестры — Мария, Зинаида и Ксения. В их доме бывали Маяковский, Асеев, Пастернак, Петников. Ксения впоследствии стала женой Н. Асеева. Там, в Красной Поляне, голодной и холодной зимой 1919–1920 годов Хлебников нашёл уют, тепло и, как писал он своей сестре, уравнение голоса.

В поэзии Хлебникова звучит голос учёного-физика, математика (Казанский и Петербургский университеты). Ему не даёт покоя числовые таинства поэзии. Поэзия — это, прежде всего, музыка, но она должна подчиняться строгим математическим законам.

Хлебников выступает предвесником многих событий. Так, в одном из стихотворений, написанных им в Харькове в 1917 году, он предсказывает победу революции:


Да будет народ государем
Всегда, навсегда, здесь и там!
Пусть девы споют у оконца,
Меж песен о древнем походе,
О верноподанном Солнца —
Самодержавном народе.

Осенью 1919 года, спасаясь от мобилизации в белую армию, поэт попадает в губернскую психиатрическую больницу “Сабурку”. Славилась она тяжёлым режимом, плохим питанием и почти полным отсутствием врачебного внимания. Пребывание в “Сабурке” стало для Хлебникова тяжёлым моральным испытанием. Но тогда же он пережил небывалый подъём творческой активности. Именно в Харькове, несмотря на бесчисленные невзгоды и лишения, Хлебников много и плодотворно работал. В этот период были написаны «Война в мышеловке», «Ночь в окопе», «Ладомир», «Три сестры», «Лесная тоска», «Поэт», «Гаршин», «Царапина по небу».

Той же осенью 1919 года власть в Харькове снова перешла к большевикам, и город стал столицей Украины.

Из психиатрической больницы Хлебникова вызволил Андриевский. В это время несколько молодых художников и их знакомых организовали в бывшем особняке Сердюкова коммуну. Андриевский был членом этой коммуны, и там же поселил Хлебникова. Этих столь разных людей связывал общий интерес к математике и физике (новый знакомый поэта три с половиной года учился на физико-математическом отделении естественного факультета Петербургского университета), а также то, что Андриевский хорошо знал поэзию футуристов.

Он принадлежал к той категории людей, которых Хлебников называл, в отличие от приобретателей, изобретателями. Тогда в Харькове следователь Реввоентрибунала пробовал свои силы в театральной режиссуре, пытался ставить пьесу Хлебникова «Ошибка смерти». Впоследствии Андриевский стал профессиональным кинорежиссёром и одним из создателей советского стереокино.

Весной 1922 года он снова встретился с Хлебниковым — уже в Москве. Андриевский был одним из тех нескольких лиц, кому близкий друг поэта Петр Митурич написал из Санталова по просьбе Хлебникова о его смертельной болезни. А это был знак особого доверия. После смерти Хлебникова Андриевский стал редактором его «Досок судьбы». О своих встречах с поэтом он подробно рассказал в воспоминаниях «Мои ночные беседы с Хлебниковым».

Во время этих бесед поэт высказал множество интересных мыслей. Он предсказал целый ряд физических явлений, которые были открыты и изучены гораздо позже. Так, Хлебников высказал идею о пульсации всех, как он выражался, отдельностей мироздания. Когда ещё считалось, что атом неделим, Хлебников говорил, что если ядра атомов многозарядны, они должны быть многозернистыми. Он предсказал открытие волновой теории электрона, высказал ряд гипотез по вопросам космобилогии и биологии Солнца. О пульсации Солнца, которую в 1979 году почти одновременно открыли советские и американские учёные, Хлебников говорил ещё в 1920-м. И это нашло у него свой поэтический образ: Кого заставляли всё зорче / Шиповники солнц понимать словно пение.

Андриевский, давая свою субъективную оценку Хлебникову как поэту и учёному, говорил: “Он стоит примерно в следующем ряду: Александр Блок, Велимир Хлебников, Владимир Маяковский, Марина Цветаева, Осип Мандельштам, Борис Пастернак ‹...› Но, помимо этого ряда, он стоит для меня ещё и в следующем ряду: Пифагор, Кеплер, Ник. Морозов, Хлебников, Мозли, Чижевский”.

Исследователь творчества Хлебникова А.Е. Парнис пишет: „Во время одной из бесед с Андриевским я, рассчитывая узнать какие-нибудь харьковские реалии, познакомил его с этим неизданным текстом Хлебникова («Председатель чеки». — Прим. ред.), сохранившимся в «Гроссбухе» поэта. Неожиданно после слов он из-за неё стрелялся Андриевский произнёс: “А ведь пуля так и застряла возле сердца, я с ней прожил всю жизнь, врачи советовали не трогать...””

Прообразом милой девы из «Председателя чеки» послужила кузина сестёр Синяковых — В.Д. Демьяновская (1901–1968), которой в то время был увлечён и сам поэт:


Вот, я иду к той,
Чьё греческое и странное руно
Приглашает меня испить
«Египетских ночей» Пушкина
Холодное вино...
Вы думали, прилежно вспоминая,
Что был хорош Нерон, играя
Христа как председателя чеки.

Основная тема поэмы — противоборство добра и зла, разжёгшее пожар в России. Она восходит к «Двенадцати» Блока и к поэме Маяковского «Война и мир», где автор отождествляет себя то с народом, то с Иисусом, а отчасти связана с пьесой-оперой Алексея Кручёных «Победа над Солнцем». Один из персонажей там характеризуется как „Нерон и Калигула в одном лице”.

Образ председателя чеки у Хлебникова раздваивается. Он создан одновременно из двух разных начал — как реальных (Андриевский и Саенко), так и мифических (Иисус и Нерон). И если к Андриевскому поэт испытывает определённые личные симпатии, то о Саенко пишет с убийственной точностью реалиста:


Тот город славился именем Саенки
Про него рассказывали, что он говорил,
Что из всех яблок он любит только глазные.
„И заказные”, — добавлял, улыбаясь в усы.
Дом чеки стоял на высоком утёсе из глины,
На берегу глубокого оврага,
И задними окнами повернут к обрыву.
Оттуда не доносилось стонов.
Мёртвых выбрасывали из окон в обрыв.
Китайцы у готовых могил хоронили их.

Действительно, здание Чрезвычайной комиссии находилось на улице Сумской, а концлагерь, коллективные захоронения убитых проходили на улице Чайковской, берущей начало от Пушкинской.

Сам поэт, разумеется, не колебался в своем выборе. Ни в каком виде не принимал он насилия и террора. Одно из его прекраснейших стихотворений так и называется «Отказ»:


Мне гораздо приятнее
Смотреть на звёзды,
Чем подписывать приговор.
Мне гораздо приятнее
Слушать голоса цветов.

Бат-Ям, Израиль




Воспроизведено по:
www.sloboda.kharkov.ua
(Выпуск от 18 марта 2005 года , №22)

Изображение заимствовано:
AJ Fosik (b. 1977 in Detroit, Michigan. Currently based in Philadelphia, Pennsylvania, US).
Embracing Stochasticty.
Wood, paint and nails. 91.4×71.1×63.5 cm.
Jonathan LeVine Gallery’s group Exhibition Beach Blanket Bingo — A Summer Mixer;
August 5, 2009 through August 22, 2009.
http://www.flickr.com/photos/ajfosik/3790119991/in/photostream/
         I think there’s probably less of a search for an American identity in my work although that’s is sort of inescapable for me but I think the sort of questions I’m wrestling with now are more about the random, chaotic and arbitrary nature of existence. I’ve been using a lot less recognizable iconography as well and I think right now the way my imagery functions is much more along the lines of a totem or fetish although with a different aim. ‹...›
         Yeah, surprisingly as much as I dislike using computers now they really have had a formative influence on my work. In a lot of my early stuff I was using digital techniques and collaging and morphing pre existing imagery. It was a way for me to achieve results beyond what I could do by hand. The end result of this was that I always felt a certain distance or detachment from my own work and when I look back at it now I think I probably felt a bit of dishonesty. I really made a point of ditching the computer all together and focused on doing everything by hand and my current work partially grew out of that struggle or opposition to working digitally. Recently I have started using the computer again but my approach to using it now is almost a complete 180 from what it was. The computer in my shop now functions as little more than another power tool for me. It’s really just another tool in the shop to manipulate the medium I work in instead of being the medium.
AJ Fosik Interview written by Alex Lukas 10 June 2009.
www.fecalface.com/SF/index.php?option=com_content&task=view&id=1581




Передвижная  Выставка современного  изобразительного  искусства  им.  В.В. Каменского
       карта  сайтаka2.ruглавная
   страница
исследованиясвидетельства
          сказанияустав
Since 2004     Not for commerce     vaccinate@yandex.ru