К студенческим годам в Казани относится и описание внешнего вида Хлебникова уже тогда характерного и своеобразного: „Был он застенчив, скромен, знакомств почти не поддерживал, товарищей почти не имел. ‹...› садился в углу, и бывало так, что за весь вечер не произносил ни единого слова; сидит, потирает руки, улыбается, слушает. Слыл он чудаком ‹...› Был неуклюж, сутулился, даже летом носил длинный чёрный сюртук” (Н.Л. Степанов).
Осенью 1903 г. Хлебников переехал в Петербург, где поступил на естественное отделение Петербургского университета, увлёкшись орнитологией. Однако, ни в Казани, ни в Петербурге учёба у него не клеилась, он несколько раз переводился с одного факультета на другой, пропускал лекции, занятия, и в 1911 г. окончательно был отчислен из учебного заведения. О первых годах пребывания Хлебникова в Петербурге, во время возникновения кружка футуристов, рассказывают следующее: „В. Хлебников был центральной фигурой в этой среде. Он был удивительно бесшумен и постоянно сосредоточен. Его лоб приводил в смущение своей громадной внутренней работой (самых весёлых шутников). Сам же он, при обращении к нему, как-то смущался и тихо шептал непонятный ответ” (Н.Л. Степанов).
Важно подчеркнуть для нашего анализа, и это отмечали биографы, что поэт меньше всего собирался кого-нибудь удивить или поразить манерой держаться. Поведение, образ жизни, внешность, речь выражали его истинное душевное состояние.
Следующее описание внешности относится к 1920 г.: „Ходил всегда слегка согнувшись, каким-то пружинившим и подпрыгивающим шагом. При встрече почему-то отдавал честь. В глазах часто мелькало выражение испуга, как у встревоженного животного. Это особенно бывало заметно при внезапных встречах. Чтобы на него не одевали — всё через два дня приходило в такой хаотический вид, что становилось неузнаваемо: ботинки зашнуровывались через пятое на десятое, обмотка сползала к щиколотке, другая просто болталась без дела” (О.С. Самородова). Сам же Хлебников нисколько не смущался фантастическим обликом своего одеяния. При беседе лицо его „было спокойно, пожалуй, безразлично. Глаза неотрывно смотрели ясным равнодушным взглядом прямо в глаза собеседника” (Там же).
Необычная внешность, полнейшее равнодушие к практической жизни выходили за рамки психологически понятной рассеянности сосредоточенного мыслителя. В. Хлебников не тяготился и не бравировал жизненными неудачами и невзгодами, которые постоянно преследовали его, он был просто равнодушен к ним. Таким он стоял сумасшедший и гордый певец («Поэт»).
В апреле 1916 г. Хлебникова призвали на военную службу, но солдатские будни оказались для него непосильными. Уже 15-го мая Хлебникова направили на экспертизу в Казанский военный госпиталь. Неизвестно, какое заключение было сделано врачами, но в итоге Хлебникова, освободив от военной муштры, перевели в лазарет в т.н. “чесоточную команду”. Очень нетребовательный к условиям жизни, армию поэт, однако, вынести не мог и развил активную деятельность по своему освобождению. Он обратился за помощью к своему знакомому приват-доценту Военно-медицинской академии Н.И. Кульбину с просьбой, которую выразил типичным для себя “заумным” образом: У поэта свой сложный ритм, вот почему особенно тяжела военная служба, навязывающая иго другого прерывного ряда точек возврата, исходящего из природы большинства, то есть земледельцев. Таким образом, побеждённый войной, я должен буду сломать свой ритм (участь Шевченко и др.) и замолчать как поэт. Это мне отнюдь не улыбается, и я буду кричать о спасительном круге к неизвестному на пароходе. Н.И. Кульбин прислал Хлебникову ответное письмо, в котором засвидетельствовал „чрезвычайную неустойчивость нервной системы” и состояние психики, „которое никоим образом не признаётся врачами нормальным” (Цит. по Н.Л. Степанову). Хлебникова направили на вторичное испытание в астраханскую больницу, где продержав 3 недели среди сумасшедших, отправили в лагерь под Саратов рядовым в пехотный полк. Освободила поэта от ненавистной ему армии только февральская революция. В 30-х гг. В.В. Каменский сообщил, что Велимир (так славянизировал он своё имя) „удачно изобразил из себя сумасшедшего”. Нельзя отрицать возможности аггравации Хлебниковым своего заболевания. Заслуживает внимания только тот факт, что он решил “изобразить” именно сумасшедшего, а не другого больного.
К этим же предреволюционным годам некоторые биографы относят создание Хлебниковым Общества “председателей земного шара”, когда оно могло быть в какой-то мере созвучно происходившим в стране событиям. Сохранилось письмо поэта к В.В. Каменскому от 1914 г., в котором он писал: Вообще не пора ли броситься на уструги Разина? Всё готово. Мы образуем Правительство Председателей Земного Шара. Готовь список. Присылай.
Вся “организационная деятельность” Хлебникова оставалась в плане фантазий и разговоров. В.В. Маяковский пишет:
Это чрезвычайно важное замечание.
Если даже в то располагающее к созданию всяких обществ время товарищи Хлебникова со смехом воспринимали его бредовую идею о “правительстве земного шара”, то для самого поэта такая организация являлась единственно возможной формой решения “судьбы мира”. С наивной серьёзностью, при отсутствии даже элементов критики, не замечая шуток окружающих, участвовал Хлебников в создании утопического общества. Этот период его жизни освещён достаточно подробно современниками. Приведём воспоминание А. Мариенгофа, описавшего шутовское избрание Хлебникова “председателем земного шара”, которое устроили в Харьковском городском театре. В нём особенно разительно показан контраст в отношении к этой затее у Хлебникова и присутствовавших людей (год — 1920):
В мифическое «Общество 317 членов» (так оно сначала называлось) Хлебников записывает писателей, учёных, общественных деятелей по весьма странным критериям, например, из-за “живописности подписи”. Само число 317 было исчислено поэтом на основании фантастической символики чисел и цифр, которой он занимался.
Политическая деятельность общества протекала весьма оригинально. Например, кто-нибудь из “председателей” звонил в Зимний дворец и всячески поносил А.Ф. Керенского. Или туда посылались письма хулиганского содержания. Организация «Общества председателей» была во многом обусловлена непоколебимой верой Хлебникова в своё высшее призвание. Это подтверждает и тот факт, что, занимаясь разработкой своих “законов времени”, он был убеждён в совершении великого открытия, которое послужит на пользу всему человечеству. „В его представлении “законы времени”, якобы им найденные, давали ответ на все вопросы развития общества, судеб народов, делая, в сущности, ненужными какие-либо политические или социальные теории” (Н.Л. Степанов).
Хлебникова отличала ещё одна черта — страсть к постоянным путешествиям, поездкам, частым переменам квартир, комнат. При этом, как замечает В. Маяковский, „ни причин, ни сроков его поездок нельзя было понять”. Во время подобных путешествий наволочка набивалась рукописями и служила одновременно чемоданом и подушкой. Бывало так, что она терялась или он сам оставлял её где-нибудь, не очень заботясь о судьбе своих черновиков. Обыкновенно „Д. Бурлюк ходил за ним и подбирал, но большинство рукописей всё-таки пропало” (Л.Ю. Брик). Да, поистине: «Гонимый — кем, почём я знаю?..» («Конь Пржевальского»).
Друзья были вынуждены заботиться не только о сохранении его рукописей, но и о здоровье отрешённого от жизненных будней поэта. „Вяч. Иванов постоянно о нём заботился, даже отбирал жалованье на хранение и выдавал по частям на необходимое, ибо Хлебников то терял деньги, то раздавал нищим, то накупал, голодный, сластей” (Т. Вечорка).
С 1919 по 1920 гг. Хлебников жил в Харькове и во время захвата города белыми был заподозрен, видимо из-за своего странного вида, в шпионаже, арестован, а затем посажен в сумасшедший дом. Профессор В.Я. Анфимов подробно описывает своё знакомство с поэтом, состоявшееся в Харьковской психиатрической больнице, и приходит к выводу, что Хлебников не страдал шизофренией, но „был психопатической личностью шизоидного типа с выдающимися творческими способностями. Происхождение дисгармонии в эмоционально-волевой сфере Хлебникова было обусловлено преимущественно наследственными причинами” (М.И. Буянов).
Эмоциональное снижение личности Хлебникова, “моральная глухота, нравственная нечувствительность” хорошо заметны из следующего рассказа поэта Д. Петровского. Хлебников „спокойно бросил его, умирающего, в степи, а позже при встрече сказал: „Я нашёл, что степь лучше отпоёт, чем люди”. И добавил: „Сострадание, по-вашему, да и по-моему, ненужная вещь” (С. Калмыков).
И ещё одна бытовая зарисовка, как бы последний штрих в “эмоционально-волевой сфере” Хлебникова. „К внешнему виду питал он изумительную небрежность. Он мог годами не переодеваться и не мыться. Умывание Хлебникова надо было демонстрировать в школе детям, чтобы те знали, как не надо умываться. Он наливал с большой опаской на совершенно выпрямленные ладони воду и мог часами наблюдать, как вода стекает обратно. Что он решал в эти минуты — неизвестно. Наконец он решительно черпал воду, подносил её к лицу и в последний момент разжимал руки, так что вода выливалась обратно, не коснувшись лица. Хлебников долго тёр полотенцем, а если его не было, то чем попало, сухое лицо. Иногда он даже причёсывался…” (В.Г. Шершеневич).
Осенью 1920 г. поэт приехал на Кавказ, где числился лектором в культпросветотделе, но лекций он не читал, а занимался изготовлением агитационных плакатов. Опубликованы воспоминания О.С. Самородовой о том периоде его жизни: „С непокрытой спутанной гривой волос, бородатый, в замызганной ватной солдатской кацавейке, в опорках, сквозь дыры которых сверкали голые красные пятки, на босу ногу, появился Хлебников в Кав. РОСТА. В руках вертел он скверную самодельную тросточку, был рассеян, замкнут, совсем не нарочит. Но вокруг себя распространял атмосферу некоторой неестественности и напряжения… Необычным казалось и зрелище такой внешней запущенности. За ней чудилось нечто не натуральное, почти юродивое. Тем более, что сам Хлебников был прост и равнодушен к этой стороне своей особы” (О.С. Самородова). Автор, не специалист по душевным болезням, очень верное передаёт то ощущение, которое возникает при встрече с психически больным человеком.
Летом 1921 г. Хлебников при штабе иранской революционной армии прибыл в Иран, „успев загнать на базаре свой сюртук, в котором он приехал из Баку. Поэтому, оставшись без сюртука, без шапки, в мешковатой рубахе и таких же штанах на голое тело, без сапог, он имел вид оборванца-бедняка. Однако длинные волосы, одухотворённость лица и вообще весь облик человека “не от мира сего” привели к тому, что иранцы дали ему кличку “дервиша” (Н.Л. Степанов). Отбившись от своей части, поэт бродил по далёким деревням, местные жители которых, кстати, были настроены весьма воинственно, ел и спал, где придётся. В автобиографической поэме «Труба Гуль-Муллы» он пишет:
До какой степени Хлебникова не мог оценивать реальную ситуацию, говорит следующий факт. Во время отступления армии из Ирана он вдруг ушёл в сторону, мотивировав это тем, что туда “полетела интересная ворона с белым крылом”, нисколько не думая о возможной опасности. То ли интерес орнитолога, то ли вид воплощённой идиомы — ‘белая ворона’ — вытеснили у Хлебникова чувство адекватного восприятия окружающего. И только через день в последний момент, когда отряд уже погрузился на лодки, „в песчаных далях берега замаячила высокая фигура Хлебникова с клеёнчатым футляром от пишущей машинки на голове… и вязанкой «Досок судьбы» на дручке за плечом” (Н.Л. Степанов). Столь неадекватное восприятие поэтом действительности, которое протекает с непонятными вывертами, несуразностью, отразилось в его стихотворении «Я и Россия»:
Всё творчество Велимира Хлебникова пронизано экспериментированием над словом. Фактически он и начал свою деятельность с того, что из старых слов сделал крошево и приступил к конструированию собственных слов и необычных словосочетаний. В 1908 г. Хлебников опубликовал свои первые „гениально-сумасшедшие” (выражение поэта М. Кузмина) стихотворения, насыщенные неологизмами:
Или:
Критики того времени, не выбирая тактичных выражений, так и писали: „Хлебников помешан на производстве новых слов” (А.А. Измайлов).
В сборнике «Дохлая луна» Хлебников напечатал „прозаический отрывок”, составленный из 400 неологизмов, образованных от корня люб-: залюбясь, люблея, в любисвах, любенеющих, любки, любкий, любрами, олюбрясь, нелюбрями… и т.д. и т.п. По свидетельству Маяковского, в провинциальной типографии даже не хватило литер с буквой ‘л’. Всё это не делало Хлебникова „поэтом для потребителя. Его нельзя читать. Хлебников — поэт для производителя” (В.В. Маяковский). И современные ему “производители стихов” охотно заимствовали у Хлебникова отдельные слова, неологизмы, эпитеты.
В. Маяковский пишет об особом „склонении корней по Хлебникову” — например, ‘бык’ — это тот, кто бьёт, ‘бок’ — это то куда бьёт (бык). Естественно, что читатели, не знающие этой “грамматики”, с трудом понимали творения поэта. Но его самого не тревожило, что создаваемые им произведения практически недоступны широкому кругу людей. Для Хлебникова имел значение только тот факт, что ему самому эти слова были близкими и понятными. Он признавался, что когда сочинял восклицание „манчь, манчь!”, то оно вызывало почти боль. Даже наиболее реалистические его произведения так насыщены плохо ассоциирущимися между собой образами — “прыгающими ассоциациями”, что смысл читаемого улавливался с большим трудом, хотя каждый из этих образов в отдельности может быть очень лиричным и живописным. Недаром Н.Л. Степанов пишет: „Нужно войти в его особый, своеобразный мир, в систему его мышления, чтобы он стал понятен”.
О своём довольно оригинальном принципе создания универсального языка поэт пишет в статье «Наша основа»:
Более подробно останавливается Хлебников на букве ‘Л’, которой посвятил целое стихотворение «Слово о Эль», похожее скорее на зашифрованный трактат, чем на поэтическое произведение:
Переживания психически больных обычно созвучны актуальным вопросам эпохи. В первые годы после революции большинству больных были свойственны бредовые идеи улучшения, усовершенствования общества, реформаторства и т.д. Поражает, с какой наивностью литературоведы и биографы Хлебникова цитируют его “философские опусы” и пытаются найти в них что-то рациональное, лишний раз подтверждая известное психиатрам правило: когда содержание бредовых реформаторских идей созвучно духу времени, то больного редко признают больным. Подобные идеи (массу примеров можно найти во многих статьях Хлебникова — «Мы и дома», «Лебедия будущего», «Гамма Бедетлянина» и др.) связаны в свою очередь с повышенным самомнением. Хлебников не является исключением из клинических правил, чему есть достаточно примеров. Так, после призыва в армию он пишет: Я много раз задаю вопрос: произойдёт или не произойдёт убийство поэта, больше — короля поэтов (письмо от 4.06.16 г.) Или: Таким я уйду в века — открывшим законы времени (письмо от 21.08.15 г.) Скорее всего, именно эта патологическая уверенность в своё высшее предназначение (свойственная, заметим, большинству гениев) и помогала Хлебникову переносить тяжёлые материальные лишения.
Умер Хлебников в возрасте 37 лет после 4 недель мучительной болезни. Вызвана она была его очередным путешествием, во время которого он прошёл пешком 40 вёрст, спал на голой земле и лишился ног.
Свою психическую наследственную отягощённость Хлебников подтверждает сам. Отвечая на автобиографическую анкету С.А. Венгерова, поэт замечает: Многие Хлебниковы отличаются своенравием и самодурством.
Начало психического заболевания Хлебникова можно отнести к 1903 г., когда впервые был отмечен резкий характерологический сдвиг. После этого уже систематически отмечались нелепые поступки. Сформировалась инфантильная, плохо приспособленная к реальной жизни личность. Течение болезни носило, видимо, непрерывный характер, и в последующем Хлебников был болен постоянно. Его недолгая жизнь в той степени, в какой она была документирована воспоминаниями современников, даёт достаточный материал для такого заключения. Характеристики поэта, описания его внешности, поведения, образа жизни, относящиеся к разным годам, удивительно схожи между собой. Мы практически не видим улучшения или даже просто — изменения психического состояния. Поэтому можно предположительно говорить о вяло-прогредиентном шизофреническом процессе, о чём свидетельствует его аутистическое мышление с символизмами, неологизмами, фантастическим бредом реформаторства; нарушения поведения, чудаковатость; волевое снижение с неадекватностью и психическим инфантилизмом.
Все авторы, писавшие о нём, в большинстве случаев сводили до нелепого странные поступки Хлебникова к тем или иным причинам идейного характера. Алогизм его произведений считался намеренным литературным приёмом. Однако, подобная поэтическая техника могла быть умышленной у его вполне здоровых и процветающих последователей, которые копировали манеру “Председателя земного шара”, но у самого Хлебникова была вызвана психическим расстройством. Неологизмы, занимавшие столь большое место в его поэзии, объявлялись “фонетико-семантическими контаминациями”, приводились механизмы их формирования: дивеса = дива + небеса; дайны = дать + тайны и т.п. Да и сам поэт нередко прибегал к расшифровке своей звукописи в стихотворной форме:
Разумеется, некоторые факты биографии Хлебникова, анекдотические случаи, взятые в отдельности, могут быть интерпретированы тем или иным наиболее приемлемым и понятным для конкретной ситуации образом. Но совокупность всех биографических сведений, весь жизненный путь поэта представляет богатый материал для психиатрического исследования.
Вряд ли кто из современников Хлебникова сомневался в его психической ненормальности, но объясняли последнюю каждый на свой лад. Например, Маяковский, который прямо пишет о его болезни, считал, что Хлебников стал подозрительным из-за того, что видел людей, „не уделявших ему всё своё внимание”, хотя эта подозрительность была просто проявлением текущего параноидного синдрома. Тем более, как показывает биография поэта, внимание ему уделялось вполне достаточно, но достаточно для психически здорового человека. В качестве больного Хлебников, безусловно, требовал дополнительно психиатрической помощи.
Само собой разумеется, что такое душевное заболевание, как шизофрения, отражается на особенностях мышления и, следовательно, на механизмах творческого процесса. В творчестве Хлебникова болезненные расстройства психики неразрывно вплетаются в художественное произведение, создавая своеобразное литературное явление. Именно они накладывают на его труд специфическую печать и обусловливают тем самым имеющуюся поэтическую оригинальность. Поэтому игнорирование патологического компонента в творчестве поэта не позволит правильно понять как само произведение, так и личность его создателя. Подтверждением такого предположения служит и мнение одного из самых компетентных исследователей жизни и творчества поэта литературоведа Н.Л. Степанова: „Жизненная неприспособленность, неприкаянность Хлебникова, его практическая беспомощность, даже его болезненная психика — сливаются со всем его творчеством”.
Правы те авторы, которые находят у Хлебникова натуру, тонко чувствующую природу. И это мнение отнюдь не противоречит наличию у него холодности, неряшливости, доходящих до эмоционального притупления. По мнению немецкого психиатра Эрнста Кречмера, такие больные „отличаются не одной только чрезмерной чувствительностью или холодностью, но обладают тем и другим одновременно”. В отношении же частной жизни больные прибегают зачастую к одной из крайностей — быть „джентльменом или бродягой”. Хлебников по существу превратился в последнего. Таким образом, допущение у Хлебникова шизофрении даёт возможность удовлетворительно объяснить многие психологические “неувязки”, которые затрудняются интерпретировать биографы.
Мышление, изменённое по шизофреническому типу, обеспечило поэту некоторый “выигрыш” в случаях поэтического словотворчества, проявляясь в редкой образности и неожиданности ассоциаций, но „такое изменение процессов восприятия влечёт за собой значительный “проигрыш” в большинстве обычных жизненных ситуаций” (Ю.Ф. Поляков). Что и демонстрирует вся биография поэта. Именно наличие нарушений в сфере мышления позволяет считать, что перед нами не шизоидный психопат, а больной шизофренией.
Хлебников так и остался плохо понятым для читателей в той степени, в какой непонятен для окружающих каждый больной шизофренией. “Логика” большинства хлебниковских стихотворений была слишком далека от общепринятой логики стихосложения и основывалась на сближении явлений, обычно не связанных друг с другом (так называемая “актуализация заднего плана”, благодаря которому у него возникало аспективное новшество). В его образах „смещены обычные пропорции, нарушена общепринятая иерархия предметов” (Н.Л. Степанов). Этим и объясняется трудность понимания его стихотворений, разорванность их смысловых звеньев:
Но вместе с тем именно такое сближение различных явлений и вещей между собой, изменение масштабов и составляло основу его поэтического метода. Так что „бессюжетность, отступление от основной темы, прихотливый алогизм ассоциаций, неожиданная немотивированность образов” не только создавали впечатление бессвязности речи, как пишет Н.Л. Степанов, но были проявлением настоящей бессвязности мышления больного шизофренией. Примеров тому можно было бы привести множество, взяв чуть ли не первое попавшееся произведение Хлебникова.
Разумеется, односторонний психопатологический анализ не может претендовать на полноту и законченность характеристики человека, тем более человека, как сейчас признают, гениального. В случаях гениального творчества, как показывают исторические примеры, обычно встречается сложное переплетение двух компонентов: высокой одарённости и в разной степени выраженной психической патологии. Можно предположить, что наличие психического расстройства личности привнесло в творчество Велимира Хлебникова нечто новое и своеобразное, позволило ему стать оригинальнейшим русским поэтом, оставившим единственный в своём роде след в молодой советской поэзии.
Нас не должен смущать тот факт, что психически больной человек оказывается талантливым поэтом. Случай этот далеко не единственный. По мнению А.В. Луначарского,
В.В. Хлебников — яркое тому подтверждение.
Сейчас уже трудно вспомнить, почему на пятом курсе Рязанского медицинского института при изучении цикла психиатрии меня заинтересовал вопрос о влиянии психопатологии на творчество гения. Может быть, престарелый, ещё из ТЕХ времён, профессор А.К. Стрелюхин обронил ненароком на лекции что-нибудь на эту тему. И попал в “яблочко”. А в середине 60-х годов в книжных магазинах ни Фрейдом, ни Ломброзо даже и не пахло. Первые прочитанные мною экземпляры их книг представляли собой фотокопии, мною же и отпечатанные с негативов, присланных из Ленинградской Государственной публичной библиотекой им. М.Е. Салтыкова-Щедрина. Подобный интерес в то время не приветствовался, и я собирал по крохам патографические сведения о “великих людях” где только это было возможно, часто рискуя, как это не покажется сейчас нелепым, привлечь к себе внимание компетентных органов. Так что моя кандидатская диссертация была посвящена актуальному и поныне хроническому алкоголизму. Интерес к Хлебникову возник после прочтения воспоминаний В. Маяковского. В далёком от Рязани Джамбуле (это город на юге Казахстана сейчас называется уже как-то по другому) в начале 80-х годов я случайно увидел в книжном магазине «Стихотворения и поэмы» Хлебникова, изданные в «Малой серии» в 1960 г. Этот томик стал у меня первой “бумажной” книгой Хлебникова. В последующие годы с приобретением необходимой литературы стало легче.Данный факт в высшей степени удивителен:
это тончайшее и глубочайшее понимание,
эта словно выходящая за пределы возможного, потрясающая игра на фортепиано,
эта исключительная творческая продуктивность в сочетании с блистательным мастерством,
‹...› это своеобычное переживание конца мира и сотворения новых миров…
Переживания подобного рода не могут быть постигнуты
в одних только объективно-символических терминах психоза как радикального,
разрушительного для личности события, “выталкивающего” свою жертву
из пределов привычного для нее мира…
Единственное, что мы на сегодняшний день можем постулировать с полной уверенностью, —
это сам эмпирический факт возникновения нового мира.
К. Ясперс. Миры больных шизофренией
| Передвижная Выставка современного изобразительного искусства им. В.В. Каменского | ||
| карта сайта |  | главная страница |
| исследования | свидетельства | |
| сказания | устав | |
| Since 2004 Not for commerce vaccinate@yandex.ru | ||