include "../ssi/counter_top.ssi"; ?>Шаргородский С.М.
Крыса в лабиринте
(О названии одного футуристического альманаха)
«Засахаре кры» — заглавие этого альманаха, вышедшего весной 1913 г. в издательстве “Петербургский глашатай” поэта-эгофутуриста И. Игнатьева (И.В. Казанского), прочитывалось современниками однозначно и шокирующе: Засахаренная крыса. Такое прочтение вполне укладывалось в эпатажную поэтику кубофутуристов и “Интуитивной Ассоциации Эгофутуризм” Игнатьева (ср. названия других альманахов группы — «Бей, но выслушай», «Небокопы», «Развороченные черепа»). Одновременно, как указывает А. Парнис,
антиэстетическое заглавие альманаха «Засахаре кры» («Засахаренная крыса») сталкивалось с изысканным рисунком Л. Зака на обложке.
1
Ранее этот контраст был подчеркнут В. Марковым, отметившим, что
название было призвано не только эпатировать читателей, но и доказать способность авторов альманаха к словесному эксперименту; говорить о том, что оно гармонирует с романтически-томной дамой, изображенной Львом Заком на обложке, не приходится.
2
Уже в подобном контрасте заключалась известная двойственность, присущая всей литературной продукции игнатьевской ассоциации, тяготевшей и к самым радикальным экспериментам (В. Гнедов), и к “китчевым” экзерсисам a la И. Северянин. Как замечает Парнис,
программа и поэтика альманахов была эклектичной, в духе провозглашаемого эгофутуристами смешения направлений и стилей. Стилистические несоответствия подчеркивались оформлением изданий.
В приложении к «Засахаре кры» — сочетанию “слов с отрубленными хвостами”, по выражению А. Кручёных — двойственность эта позволяла издателю сознательно обыгрывать напряжение смыслов и вместо навязчивого, оскорбительно-эпатирующего прочтения иронически предлагать милое, почти домашнее — Засахаренный крыжовник.3
Эпатаж, конечно же, был здесь одной из основных установок, что не преминул отметить сочувствующий критик из «Очарованного странника»:
В бездушной пустоте литературной современности из нового подполья раздается оглушительный вопль эго-футуристов: „epatez les bourgeois!” Мы не верим, конечно, “квадратным словам” Гнедовых, не видим смысла в «Развороченных черепах» и «Засахаре Кры», однако далекие от желания обвинять Гнедовых в “идиотизме” и “шарлатанстве” убеждены, что и они сами не всегда верят в творческий характер своих измышлений. Но для того, чтобы нарушить спокойное существование современной литературы, всколыхнуть это стоячее болото, необходимо, видно, обухом ударить по голове, нужно “epater les bourgeois”, нужны “квадратные слова” Гнедовых.
4
Наряду с программной и достаточно невнятной статьей И. Игнатьева «Эго-футуризм», в «Засахаре кры» были опубликованы стихи В. Шершеневича, П. Широкова и собственно Гнедова. В его стихотворении «На возле бал» появляется и долгожданная крыса, внося некоторое оживление в обрисованный автором унылый заумный пейзаж:
Слезетеки невеселий заплакучились на Текивой
Борзо гагали веселям — березячьям охотеи —
Веселочьем сыпало перебродое Грохло
Голоса двоенились на двадцать кричаков —
Засолнкло на развигой листяге —
Обхвачена целовами бьетая ненасыта, —
И Вы понимаете ли в этом что-нибудь:
Слезотеки эта — плакуха — извольте — Крыса...
Комментатор «Собрания стихотворений» Гнедова С. Сигей, словно развивая положения рецензента из «Очарованного странника», пишет, что в данном стихотворении
создается особый — новый словарь, язык, соответствующий новым правилам Поэзии, и вся эта гора великолепия рождает мышь. В этом, помимо иронии, эпатэ ле буржуа, есть еще и светлая мысль: творчество существует ради самого творчества, результат же его — мышь, то есть ноль. Вот приговор поэзии, так четко выраженный затем Поэмой конца.
С этой “светлой мыслью” Сигея можно бы согласиться; хуже обстоит дело с его утверждением, что
крыса в поэтике русских футуристов выступает и заменителем Музы.
5
Приводимые в пример строки Н. Бурлюка из первого «Садка судей» („Поэт и крыса — вы ночами / Ведете бреш к своим хлебам: / Поэт кровавыми речами / В позор предательским губам, / А ночи дочь, — глухая крыса — / Грызет, стеня, надежды цепь...”) и “известное место из Трагедии Владимира Маяковского” („Милостивые государи / Я это все писал / О вас бедных крысах”) скорее свидетельствуют об обратном — появление крысы маркирует мотивы отторжения. Так, в тифлисском стихотворении Т. Вечорки крыса выступает как равноправный персонаж отталкивающего артистического паноптикума („В парчевом обруче / Краткого платья / Пройдет умная / Длинноносая крыса…”); крысу преследуют дымящие надушенными папиросами фрачники, стремясь „Урвать из помадного рта / (Пещеры, где звучит эхо мозга) — / Жало поцелуйки”.6
Те же мотивы отторжения и отталкивания обнаруживаются у В. Хлебникова — к примеру, дома-крысятники и неологизм крысина. Впрочем, с Хлебниковым дело обстоит несколько сложнее. Образ крысы или мыши, а также таинственного владыки мира — Крысолова / Мышелова — буквально преследует Хлебникова, начиная со сравнительно раннего стихотворения 1908 г. «Стенал я, любил я, своей называл»:
Но Крысолов верховный „крыса” вскрикнул
И кинулся, лаем залившись, за “крысой” —
И вот уже в лапах небога,
И зыбятся свечи у гроба.
и проявляясь затем в стихах 1915–1918 гг., составивших “сверхпоэму” «Война в мышеловке» (И надо мной склонился дёдер, / Обвитый перьями гробов / И с мышеловкою у бедер, / И мышью судеб меж зубов. ‹...› Я молвил: „Горе! Мышелов! / Зачем судьбу устами держишь?“ и т.д.), а также в заглавии планировавшегося Хлебниковым в конце жизни сборника «Крыса».7 Этот сложный мотивный узел нуждается в дальнейшем анализе, однако достаточно ясно, что у Хлебникова он прочно связывается с идеями числовых законов времени, судьбы и персональной гибели — см. характерный финал цитируемого стихотворения из «Войны в мышеловке» — Мой мертвый взор чернеет точкой.
У А. Кручёных крысы — обитательницы “Дома Горгоны”; в одноименном стихотворении, вошедшем в бакинский сборник 1920 г. «Цветистые торцы», при желании можно найти и решенные не без иронии “хлебниковские” темы смерти и богоподобного существа, управляющего судьбами, и мотивы итальянские — возможно, напоминающие читателю о таком значимом в “крысином” контексте футуристическом авторе, как Ф.-Т. Маринетти («Дом Горгоны» начинается строчками „ФЛОРЕНСА / НЕ СПАЛА В ОЖИДАНЬИ / ФАМИЛЬНОГО ОТКАЗА”):
ЧУЧЕЛО КРЫС
МЕТНУЛИСЬ КОРИДОРОМ
УГРЮМО ВИЗЖА В СВОЕЙ КОНУРЕ
ПОД НАМОТАННОЙ ПАНЕЛЬЮ
БЮСТ НАПОЛЕОНА
В НАБУХШЕМ ЧЕХЛЕ
ОБНАЖИВ СВОИ ЗУБЫ
ПОЙМАЙ ИХ!
Крыса, как представляется, прогрызла ход к русским футуристам именно из творений Маринетти, у которого это животное выступает символом отжившего мира и связывается с “пассеистическими” городами-музеями, подлежащими разрушению; примечательно, что итальянец в свое время анонсировался Игнатьевым и его соратниками как будущий участник альманаха «Засахаре кры» (смелые планы “игнатьевской” группы, однако, не осуществились). В «Футуристской речи венецианцам», пророчествуя о гибели Венеции и смакуя будущий „безумный хоровод вокруг знаменитой затопленной руины”, Маринетти восклицает:
Так именно, о, венецианцы, мы пели, плясали и смеялись перед агонией острова Филы,
погибшего, как старая крыса, благодаря Ассуанской плотине, этой мышеловке с электрическими дверцами, посредством которой футуристский гений Англии овладевает священными бегущими водами Нила.
8
Римляне же, по Маринетти,
продолжают вести жизнь пыльных крыс, гордых и довольных тем, что подбирают крошки конфект, которые приезжие мисс жуют своими крепкими зубами, округляя розовые рты и лазурные очи, между громадными уцелевшими ногами обезглавленного Колизея!..
9
Может показаться, что Игнатьев и его группа идут гораздо дальше отца-основателя итальянского футуризма, предлагая буржуа еще более отвратительную, издевательски подслащенную пилюлю — «Засахаре кры». Но при всей своей эпатажности, образ подобного “дерьма на палочке” бытовал в русской юмористике еще со второй половины XIX в., что — вероятно — было известно тому же Игнатьеву, начинавшему свой литературный путь в качестве сатирика и сотрудничавшему затем в многочисленных периодических изданиях, в том числе развлекательного толка. Здесь следует отметить, что связи футуризма с юмористическим пластом литературы и журналистики 1880-х – 1910-х гг. прослежены весьма слабо, за исключением разве что «Сатирикона». Между тем, с юмористикой связано немало страниц В. Хлебникова и многое в творчестве Кручёных, также начинавшего как газетный сатирик и художник-карикатурист. За примерами далеко ходить не требуется: в частности, гротескное воспроизведение армянского акцента в книге Кручёных «Календарь» (1926):
Эрывань
Жы – ы – ра…
На маставой
сверлят
мазоли,
калючки,
камни…
Эй, варабэй, варабэй,
адалжи сто рублей –
закуплю грузовик
Снэ – е – гу….
«Лето армянское»
а также начало “дра” И. Зданевича «Янко круль албанскай» с пародийной “албанской” речью
10 являются не только и не столько очередными экспериментами в области зауми и
расширения пределов русского литературного языка, сколько заимствованием из так называемых “репертуарных” сборников 1880-х – 1910-х гг. Практически непременным персонажем юмористических сценок в подобных сборниках, зачастую проникнутых ненавистью к инородцам, был армянин или еврей, причем юмористический эффект должен был достигаться путем насмешек над плохим русским языком данных персонажей; на эстраде, в бесчисленных репертуарных изданиях, в текстах, печатавшихся на юмористических открытках, на граммофонных пластинках вовсю тиражировались сценки, наподобие «Армянин читает басню Крылова», «Кавказский городской голова», «Еврей на приеме в театральное училище» и т.п.
Вернемся, однако, к нашим крысам. В конце 1880-х годов в юмористическом журнале «Развлечение» — числящем среди своих выпускников А.П. Чехова — публикуется анонимное иллюстрированное стихотворение «Засахаренная крыса, или Ужасное привидение», посвященное “всем лакомкам прекрасного и непрекрасного пола”.11 В нем описывается кондитер Яни, „что в различной сладкой дряни / Крыс без счета загубил” и его ночное видение — облитая глазурью „Крыса — видом, бык — размером”, грозящая нерадивому кондитеру страшным наказанием:
„Знай, — сказало привиденье,
Что настал расплаты час!
Ты топил без счета нас
И в сиропе, и в вареньи,
Клал в конфекты, в шоколад,
В пастилу и в мармелад,
Даже в пат, в халву, в рахат,
И в миндальное печенье!
‹...›
Так изволь же, друг мой, слушать —
В наказание всю скушать!”
Вполне очевидно, что крыса эпохи “бури и натиска” авангарда как у футуристов, так и у их противников (в особенности же в юмористической и жёлтой журналистике) восходит, прежде всего, именно к этому юмористическому штампу и соотносится одновременно и с будетлянской идеей завоевания / пожирания мира (Д. Бурлюк и др.), и с темой насильственного “кормления” публики авангардными произведениями.
Через несколько месяцев после выхода в свет «Засахаре кры» в прессе появляются такие статьи, как «Засахаренная крыса» М. Криницкого в «Московской газете» от 21 октября 1913 г. (с этой статьей о В. Розанове мы, к сожалению, не смогли ознакомиться de visu), появляется и любопытная формулировка:
Бог не выдаст —
футурист не съест.
12
Мало того — атакующие футуристов критики помнят и о давешнем кошмарном призраке гигантской крысы. Как указывает С. Сигей,
описывая выступление Михаила Ларионова, когда тот треснул своего оппонента председательским звонком на одном из диспутов, фельетонист уверял, что для любого футуриста
засахарить и съесть даже звонок ничего не стоит (
Перья из хвоста // Новый Сатирикон. 1913. № 5. С. 5).
13
Ларионов подхватывает вызов. Осенью 1913 г. художник начинает развивать положения будущего футуристического театра, которые обрастают в прессе колоритными подробностями:
На первом спектакле г-жа Гончарова и К° — т.е. столпы футуризма решили… / — изображать животных… / Один будет одет “под собаку”, другой — “под кошку”, “
крысу”, “лисицу” и проч. / И все будут... / Вилять самыми настоящими, как они заверяют, хвостами. / Для развлечения в антрактах гг. футуристы придумали: / Есть жеванную резину, зажженную паклю…
14
Ларионов выдвигает и эпатирующую программу особой лучистской кулинарии, предлагая употреблять в пищу мясо собак, кошек, крыс, ежей, ворон, ужей и т.п.15 В периодике радостно сообщается о якобы задуманном группой Ларионова “футур-банкете”, где глава лучистов собирается собственноручно приготовить соус из крысиных хвостов с изюмом и зеленым луком.16
Но тема крысы в сахаре вскоре утрачивает свою актуальность, окончательно переходя в область метафорических клише17 и становясь наконец достоянием профессиональных “смехачей” сатириконовского толка. Так, после прошедшей в Петрограде в марте-апреле 1915 г. «Первой футуристической выставки картин “Трамвай В”» А. Аверченко публикует издевательский рассказ «Крыса на подносе», где одно из футуристических произведений описывается следующим образом:
Нужно отдать справедливость юному маэстро с розовой сыпью — красок он избегнул самым положительным образом: на стене висел металлический черный поднос, посредине которого была прикреплена каким-то клейким веществом небольшая дохлая крыса. По бокам ее меланхолически красовались две конфетные бумажки и четыре обгорелые спички, расположенные очень приятного вида зигзагом.
Герой рассказа приглашает двух авторов футуристических шедевров к себе в гости и грозит им страшным наказанием, живо напоминающим о терзаниях кондитера Яни и гастрономических фантазиях Ларионова:
У меня свой способ чествовать молодые, многообещающие таланты: я обмазываю их малиновым вареньем, посыпаю конфетти и, наклеив на щеки два куска бумаги от мух, усаживаю чествуемых на почетное место. Есть вы будете особый салат, приготовленный из кусочков обоев, изрубленных зубных щеток и теплого вазелина. Не правда ли, оригинально? Запивать будете свинцовой примочкой.
В страхе долговязые молодые люди „с прекрасной розовой сыпью на лице и изящными деревянными ложками в петлицах”, как автор аттестует футуристов, признаются в том, что попросту хотели одурачить публику, „шум сделать, разговоры вызвать”.18
Постойте — малиновое варенье? Остается лишь вспомнить, что одна из иллюстраций к «Засахаренной крысе» из «Развлечения» изображала руку кондитера, аккуратно погружающую крысу в банку с надписью «Сахарное варенье». Итак, вдоволь помыкавшись по закоулкам футуристического лабиринта, засахаренная крыса наконец вернулась в юмористику — туда, откуда пришла.
——————————————
Примечания1 Русские писатели. 1800–1917: Биографический словарь. Т. 2. М., 1992. С. 399. Пользуясь случаем, выражаю глубокую признательность А. Парнису в связи с ценными замечаниями по данной работе.
2 Марков В.Ф . История русского футуризма. СПб., 2000. С. 72.
электронная версия указанной работы на www.ka2.ru3 Эта амбивалентность заметна и в сравнительно недавних статьях (см.:
Терехина В . «Засахаре кры» или загадки эгофутуризма // Арион. 1996. № 1. С. 58): „Но что все-таки означает название альманаха «Засахаре кры»? Здесь наши отгадки могут не сойтись с ответом (а есть ли он?). Одни вспомнят эпатажные выступления, малопонятные, провоцирующие тексты, претенциозные манифесты, изломанные судьбы… ЗАСАХАРЕННЫЕ КРЫСЫ! Вот что, предвкушая соответствующий эффект, предъявляли эгофутуристы читателям. Но, помилуйте, возразят другие, и процитируют изящные эгополонезы, сиреневые хмели, розы в вине и ананасы в шампанском. Это всего лишь ЗАСАХАРЕННЫЙ КРЫЖОВНИК!..”
4 П.О . [Животовский С.]. «Pour epater les bourgeois» // Очарованный странник: Критик-интуит. № 1 [1913. Ноябрь]. С. 7. Цитируются известные строки Гнедова из «Огняной свиты»: „Гениальнейший поэт Будущего / Василиск Гнедов владеет ежеминутно / 80.000.000.001 квадратных слов”. Автор рецензии явно полемизирует с С. Городецким, писавшим о “чистейшем идиотизме” В. Гнедова (Речь. 1913. № 48, 18 февраля. С. 3).
5 Гнедов В . Собрание стихотворений. Trento, 1992. С. 145–146.
6 Софии Георгиевне Мельниковой: Фантастический кабачок . Тифлис, 1919. Цит. по: Поэзия русского футуризма. СПб., 1999. С. 580–581.
7 См.:
Vroon R . Velimir Xlebnikov’s Krysa: A Commentary. Stanford, 1989 (Stanford Slavic Studies, 2).
8 Маринетти . Футуризм. СПб., 1914. С. 44.
9 Там же. С. 63.
10 В этом плане невозможно обойти вниманием деятельность кружка петроградских художников и поэтов, издававших гектографированный журнал «Бескровное убийство»; знакомство Зданевича с «Албанским выпуском» этого журнала и послужило поводом к написанию “дра”. Участница кружка О. Лешкова вспоминает, как Зданевич „прочитал только Янкин номер и впечатление было самое неожиданное: он хохотал до слез, т.е. они у него действительно лились по щекам. Этот неожиданный эффект был первым ценным гонораром моего юмора” (Cм.:
Марцадури М . Создание и первая постановка драмы «Янко круль албанскай» И.М. Зданевича. // Русский литературный авангард: Материалы и исследования. Тrento, 1990. С. 26–29).
11 Цит по кн.:
Наши юмористы за 100 лет в карикатурах, прозе и стихах: Обзор русской юмористической литературы и журналистики . СПб., 1904. С. 26. В этом популярном издании полностью, хотя и в уменьшенном формате, воспроизведена соответствующая страничка «Развлечения».
12 Лопатин Н . Футурист идет // Утро России. 1913. № 170, 24 июля. С. 1. Цит. по изд.: Крусанов А. Русский авангард. 1907–1932: (Исторический обзор). В 3 т. Т. 1: Боевое десятилетие. СПб., 1996. С. 120.
13 Гнедов В . — Там же. С. 102. Описываемый скандал произошел на диспуте в московском Политехническом музее 23 марта 1913 г., накануне открытия выставки «Мишень» и вскоре после выхода в свет «Засахаре кры».
14 Киевский театральный курьер. 1913. № 1724. С. 3.
15 Крусанов А . Op. cit. С. 125–126.
16 Театр. 1913. № 1386. С. 10. Цит. по:
Янгиров Р . Смерть поэта: (Вокруг фильма «Драма в кабаре футуристов № 13») // Седьмые тыняновские чтения: Материалы для обсуждения. Рига; М., 1995–1996. С. 161–172. См. в этой интересной работе подробности о театральных замыслах Ларионова и его группы.
17 В таком качестве, к примеру, использует эту тему Н. Клюев — в письме к С. Есенину летом 1915 г. он наставительно пишет, что благодеяния чуждых крестьянскому миру городских поэтов — „не хлеб животный, а засахаренная крыса ‹...› это блюдо по нутру не придет, и смаковать его нам прямо грешно и безбожно” (
Сергей Есенин в стихах и жизни : Письма. Документы. М., 1995. С. 207).
18 Аверченко А . Собрание сочинений. В 6 т. Т. 5: Чудеса в решете. М., 2000. С. 3–8. Участники выставки вместо цветов действительно украсили свои петлицы деревянными ложками. Среди экспонатов были рельефы Татлина, картина, состоявшая из висевшего на стене на фоне листа бумаги молотка, коллаж К. Богуславской, сработанный из куска зеркала и коробочки от пудры, а также композиции К. Малевича, в том числе «Англичанин в Москве» (по Аверченко: «“Американец в Москве” — не возьмете ли? Моя работа. / Он потащил меня к какой-то доске, на которой были набиты три жестяные трубки, коробка от консервов, ножницы и осколок зеркала»).
Воспроизведено по авторской электронной версии
Изображение заимствовано:
Ruth Marten (1949 born, lives and works in New York).
Canapés. 2007.
Ink and watercolour with collage on antique intaglio print. 25.9×18.6 cm.
Saatchi Gallery Collection.
www.saatchi-gallery.co.uk/artists/artpages/ruth_marten_canapes.htm
* * *
Шаргородский Сергей Михайлович
Я родился в Одессе в 1959 г. Летом 1973 уехал с родителями в Израиль. Год прожил в кибуце. Школу закончил экстерном. Служил в армии, после учился у известных художников Й. Вайнфельд и Р. Лави, какое-то время занимался художествами (картины, инсталляции, перформансы) и выставлялся — групповые и соло.
Изучал египтологию, историю искусств, лингвистику, русскую литературу и филологию в университетах Иерусалима и Тель-Авива. Успел застать звездный час иерусалимской славистики, когда в университете преподавали О. Ронен, Д. Сегал, Л. Флейшман, И. Серман и др.
Много переводил — для денег и за так. Редактировал литературный альманах «Саламандра» и журнал «Обитаемый остров».
Выпускник курса изучения журналистики Тель-Авивского университета. В 1986 начал работать в Associated Press, сперва — как корреспондент по Израилю, с 1991 — иностранный корреспондент Associated Press в Москве. Пришлось много поездить и повидать. Был военным репортером (Грузия, Абхазия, Чечня, две палестинских “интифады” и пр.) и финалистом Пулитцеровской премии. С 1998 — шеф-корреспондент бюро AP в Киеве. С 2002 — на вольных хлебах (фриланс-журналист, переводчик, медиа-консультант).
Занимался Булгаковым, Бродским и так далее. Эти статьи публиковались в журналах «Двадцать два», «Литературное обозрение», «Обитаемый остров», «Новое литературное обозрение», «Cолнечное сплетение», «Nota Bene» и др., переводы — в разных журналах и книжках.
А Хлебников, кстати, был моим “первым поэтом” — прочитал его впервые лет в 12 или 14 и понял, что такое есть поэзия.
include "../ssi/counter_footer.ssi"; ?> include "../ssi/google_analitics.ssi"; ?>