Для меня этот контекст остаётся загадочным. Понятен образ венчания со смертью. Но решительно непонятно, почему перстни — неодушевленные инструменты, а не попы, жрецы — действующие персоны. Почему носитесь в воздухе. Кто-то из убийц царской семьи прибывал на место событий на аэроплане? Почему печальные, если обычным состоянием деклассированных является скорее надрывное веселье.
Слово раклы у Хлебникова больше, как будто, и не встречается, а галахи в обязательной паре с плахой отмечены ещё дважды: в №№ 213 («Настоящее») и 219 («Уструг Разина») [Творения: 684].
Толкования, представленные в примечаниях: „Ракло (цыг., обл.) — вор, босяк. Галах — крикун, горлодёр” [Творения: 684] — лаконично подают читателю первую помощь в понимании этого отрывка. Однако некоторые, быть может, спорные или факультативные обертоны в семантике двух вышеупомянутых арготизмов нуждаются в осмыслении.
«Ладомир» был написан в Харькове в 1920 г., где и вышел впервые [Творения: 684]. И это весьма показательно. Раклó (или ракóл: для им. п. мн. ч. ‘раклы’ начальная форма может выглядеть двояко) — слово южной локализации [Трахтенберг 1908: 51]; [Баранников 1931: 139]; [Попов 1912: 73]: в Харькове и округе оно было издавна хорошо известно [Добродомов]; [Лиходеев].1
Слово ракло было отмечено в конце 19-го века Тихановым в речи брянских старцев (профессиональных нищих) и квалифицировано как цыганизм (правда, без уточнений и аргументации) [Тиханов 1895: 19, Х]. Ракло — вор, босяк, человек без корней — по сравнению со старцем (членом нищенской корпорации) оказывался на более низкой ступени социального “дна”. Можно сказать, что наиболее точно значение слова — передается термином “пролетарий”, но не в позднем социально завышенном понимании, а в исходном: неимущий, но лично свободный гражданин. В отличие от корпораций старцев, бывших продуктом прежних феодальных отношений (они имели постоянную и всеми признанную роль в социальном институте милосердия), раклы как новое явление были более аморфны организационно, а социально — более агрессивны. Это проявлялось и в неразборчивости средств для выживания и существования. Поэтому нет ничего удивительного в том, что авторы дореволюционных словарей пишут то “босяк”, то “вор”. (К дифференциации этих значений в словарях мы ещё вернёмся.) Понятно, что раклы-пролетарии не только вторгались в ту нишу, которая традиционно принадлежала нищим старцам, но ещё и невольно понижали относительно высокий престиж человека божьего, странника, калики перехожего.
Среди немногих слов цыганского происхождения оказалось и слово ракло, ставшее на Юге обозначением конкурентов старцев — представителей нового типа деклассированных. „Лишь незначительное количество цыганских слов проникло в другие арго и даже в общий язык; таково, например, слово ракло, довольно широко распространенное на юге и синонимичное со словом ‘босяк’”, — писал А.П. Баранников [Баранников 1931: 139].
Действительно, слово ракло хорошо документировано:
Гиперкоррективный графический вариант рокло (впервые [Потапов 1927: 134]) указывает на проникновение слова в зону аканья на север. Наряду с ним, слово ракло представлено в ряде вариантов, отражающих процесс его освоения, а также поиски прозрачных словообразовательных мотиваций в рамках народной этимологии.
Во-первых, это ракóл (мн. раклы́) — босяк [Трахтенберг 1908: 51] → [Грачев 1991: 85]. Отличия в данном случае касаются только формы им. п. ед. ч., поэтому можно предположить, что перед нами результат её (формы) морфологической русификации (ср.: укр. Ванько — русск. Ванёк и пр.), который дополнительно подтверждает факт распространения слова с юга. В цыганском тоже встречаются подобные парные формы: джюкэл, джюкло — собака, однако у ракло варианта *ракэл не зафиксировано.
Рахло — босяк [Баку71] = [К82-IV: 146] (не по алф., что может указывать на опечатку вм. *ракло); рахло — опустившийся вор [Бронников 1990: 37]; Рахлó — опустившийся вор (барахло + рохля) [ТСУЖ: 152]. В последнем источнике, похоже, предпринимается попытка объяснить происхождение слова скрещением, скорнением сходнозвучащих слов: “(барахло + рохля)”. Конечно, такая версия не идёт дальше народной этимологии, но верно отражает причины фонетических изменений слова ракло.
Кроме того, в реконструкции дореволюционного арго М.А. Грачева слово рахло — то же, что ракол (=босяк) [Грачев 1991: 86] приведено со ссылкой на Попова [Попов 1912], у которого вариантов ракол и раХло не обнаруживается.
Рыкло — обманщик [Алма-Ата 1971, Воривода] = [К82-IV: 183]; [Бронников 1990: 38]; ры́кло = бесогон (врун, обманщик) [Кар93: 163, 238]; рыкло — то же [ТСУЖ: 155] (место ударения сомнительное, во всяком случае вторичное, см. далее рыхало). Этот вариант указывает не только на сближение с ‘рыкать’, но и может свидетельствовать о дальнейшей экспансии слова на территорию с диссимилятивным аканьем: им. р[а]кло, род. р[ы]кла с последующим обобщением [ы] в основе слова непонятного происхождения.
Рыхало — 1. Лгун. 2. Презираемый заключённый [ББИ: 214]. Без ударения, возможно, [ры́хало], ср. ры́кло.
Цыганское происхождение слова ракло не вызывает сомнений: от ракло м. — русский парень [Патканов 1900: 182]; парень, юноша (не цыган) [Ц: 115]; юноша (не цыган) [Ч: 132]; парень, мальчик / парень, русский [Баранников 1931: 147, 154]. Однако требует детализации семантический переход, на нетривиальность которого своим хотя указал А.А. Белецкий:
Действительно, цыг. ракло (потомок, юноша, молодой человек нецыганского происхождения) в социальном плане противопоставлено слову чяво (потомок цыган [мро чяво — мой сын; чяворэ́ — дети], потомственный цыган [романэ чявэ — цыганские дети; романэчявэ — цыгане]). Надо ли говорить, какому из этих наименований в рамках данной бинарной оппозиции с имманентной цыганской точки зрения принадлежат постоянные семы позитивной оценки? Понятно, что прибиться к цыганскому табору мог лишь ракло,3
Примечательно, что парное существительное женского рода в жаргонных словарях почти не представлено. Ракли (ин[оязычное]) — девушка [ББИ: 205]; рáкли — то же [Мильяненков 1992: 218]. От цыг. раклы / ракли ж. — девушка (не цыганка). Однако и оно в рамках той же социальной модели входит в бинарную оппозицию сходного содержания: цыг. ракли / раклы противопоставляется цыг. чяй — девушка-цыганка как позитивно маркированному. Поэтому совершенно естественно, что цыг. раклори (уменьшительное от раклы) может выступать как эвфемизм для лубны — проститутка [Шаповал 1995: 166], ср. русск. “девочки” в специфических контекстах.
В рамках отдалённых схождений любопытно отметить, что этимологически латинск. proletarius “производящий потомство”, “плодящийся” (ни на что большее не способный по причине низкого социального статуса) связано с proles “потомство”, а цыг. раклэ́, как мы помним, также обозначает “потомков людей, имеющих низкий социальный статус”. И начинали мы с того, что раклы́ в «Ладомире» — это сущностное имя инструмента революции, прозрачное название пролетариата.
Теперь посмотрим, как дело обстоит со словом галах. Его значение определено так: „Галах — крикун, горлодёр; ср. в поэмах 213, 219” [Творения: 684]. Оно, как указано в примечаниях, встречается еще в №№ 213 («Настоящее») и 219 («Уструг Разина»). И в этих контекстах, как и в «Ладомире», слово галах употребляется обязательно в паре со словом плаха:
Не вполне ясным кажется толкование ‘крикун, горлодёр’ и для кровавого галаха. Народно-этимологическое сближение с галашить? Хлебниковский контекст напоминает поэтически очень точный кивок на совершенно определенную ситуацию с конкретными участниками. Не покаяние ли Разина перед казнью здесь изображено?
Во втором контексте, пожалуй, плаха — рулевое весло? Его взмахи наблюдают вольные галахи, сидящие к корме лицом гребцы. Значение ‘крикун, горлодер’ представляется не вполне достаточным для вольных галахов (они также названы повольницей — вольными казаками, как тут не вспомнить, что и proletarius как термин юридический — это название лично свободного неимущего гражданина).
Известно, что многие арготические словари далеки не только от совершенства, но и даже от удовлетворительного профессионализма. И, может быть, поэтому слова ракло и галах в них толкуются таким образом, что существенные семантическое различие между этими словами не обнаруживается. По данным словарей это практически синонимы.
Б.А. Ларин справедливо отмечал, что „нельзя вывести значение русского арготизма гáлах ‘босяк’ из ‘бритый’” [Ларин 1931: 117]. На мой взгляд, галáх ‘босяк’ (у Хлебникова скорее так) может быть как-то связан с болг. арготическим г’a’лаш, гелáш м.р. и прил. неизм. — глупак, глупав, щур. „Навярно от алб. djalc ‘дете’ и djal’ats ‘giovinastro’, т.е. лекомислен, безразсъден младеж с детски ум” [Кънчев: 390]. Однако болгарско-русские жаргонные контакты — это целина (в офенских словариках отмечено хоро “село”, да и неясное слово чувак, связь которого с болг. човек ждёт своего разбора).
Какое же значение слова галах предпочесть в данном случае? Босяки-пролетарии стоят в ряду первыми — это раклы. Потом следуют безумцы, их, как бабочек, влёк романтический огонь революции. А последними поставлены галахи. Вольные разбойники, или палачи? Если это не одно и то же. Бритоголовые каторжане? Очень похоже. Этакие Ваньки Каины, которым всё равно кого резать. Отморозки, говоря по нынешнему.
Значение ‘бритый’ тоже фиксируется современными словарями [ББИ], однако с пометой “иноязычное”, которая резко понижает шансы на реальность такого употребления в русском арго. Возможно, однако, прямое и неоднократное заимствование этого значения, поддерживаемого еврейским локально. Однако, если это так и было, то в равной мере возможно из того же источника заимствование значения ‘(католический) священник’, легко понижаемое до ‘болтун, горлодёр’. То ли комиссар, то ли священник, ставший демагогом.
Кто же они, эти раклы, бузумцы и галахи? Босяки, романтики и каторжники? Или воры, дураки и демагоги? Я всё же склоняюсь к первому. Уж больно тут к месту кровавый галах. Ведь раклы на большую кровь не способны. Им бы пограбить. Безумцы годны в качестве инструмента для кровопусканий, но ограниченно — ради идеи. Дальше ожидается усиление этого качества, но комиссар — он как-то больше языком, да чужими руками, а вот кровавый галах — в самый раз. И не поморщится. Кстати, вольные галахи ведь тоже брили головы, оставляя лишь клок (оселедець), со времен Святославовых. Во время Первой мировой среди военных распространилась гигиеническая прическа “под Котовского”, но раклы предпочитали “чубчик кучерявый”.
Итак, раклы, бузумцы и галахи — это ‘1. босяки, порвавшие со своими социальными корнями и шедшие в революцию пограбить; 2. безумцы, оторванные от реальности и шедшие в революцию за романтикой; 3. люди, в силу тюремного или военного опыта потерявшие моральные ориентиры, для которых кровопролитие стало профессией’. Почему бы последним не быть демагогами? Очень даже возможно. Эдакие балагуры-полиглоты типа “агента Коминтерна” Гашека. Но опять что-то мешает. Отсюда один шаг к расстригам и прочим бывшим из жреческих сословий. Им-то и венчать королей с плахой по прежней профессии. Но что-то мешает. Может, и не мешает.
И в собранной трактовке я не уверен. И контекст остается загадочным. Неясна мне и цель звуковой инструментовки И будто перстни ‹...›. С одной стороны, все предлагаемые далее слои “прочтения” — читательские. Автор, т.е. Велимир, за них не несёт ответственности. Однако, с другой стороны, „сдвигология” стиха (могучему дан = могу чемодан, и пр. [Крученых: 33–80]) так настойчиво обсуждалась в кругу близких Хлебникову поэтов, да даже и в кругу Горького, что весьма затруднительно заподозрить автора в небрежности. Скорее — наоборот. Но только ли изощрённый “базаром” улицы и футуристическими трактатами наш современник (конец ХХ в.) вчитывает (слово Якобсона) и вслышивает в И будто перстни обручальные “понижающие”, площадные (особенно это топерь! ‘теперь’) по смыслу сдвиги (как учил: [Крученых: 40–41])? Их следует избегать? Или они заведомо выслышиваются и вычитываются из стиха на базе непоэтического кода?
Хорошие люди подарили детектив, где попался на глаза контекст: „Два старых уголовника — не авторитеты, а так, ракло — средний слой криминала...” [Щелоков: 69]. Вполне естественно, что слово среднего рода воспринимается как собирательное, что можно и констатировать. А вот кем воспринимается — не знаю. Автором как носителем русского языка — да. Но перед нами художественный текст. Автор мог воспользоваться словарями или вообще свободно подойти к речевой материи. Пока это употребление собирательного ракло у меня единственное.
Передвижная Выставка современного изобразительного искусства им. В.В. Каменского | ||
карта сайта | главная страница | |
исследования | свидетельства | |
сказания | устав | |
Since 2004 Not for commerce vaccinate@yandex.ru |