е знаю, насколько интересно читать мои статьи, посвящённые истории становления компьютерной отрасли, одно я знаю точно: писать их во сто крат интереснее. В процессе длительных поисков исходной информации для очередной статьи и исследований всегда находится что-то такое, что заставляет воскликнуть: „Ух ты!”, но, к сожалению, далеко не всё может уместиться в журнале. После статьи о Льюисе Кэрролле и трёхзначной логике я стал собирать материалы о реально созданной в СССР троичной ЭВМ «Сетунь», главным конструктором которой был Николай Петрович Брусенцов. Случайно мне попался его номер телефона. Без особой надежды — шутка сказать, человек 1925 года рождения, прошёл войну — набрал номер. К моему удивлению, трубку взял сам Брусенцов. Договорились о встрече. И вот я иду по коридору здания факультета вычислительной математики и кибернетики МГУ. Надо сказать, что мне нередко приходится бывать в разных ВУЗах, и самое мрачное впечатление на меня производит факультет ракетостроения МАИ — такого ужасающего разгрома я нигде не видел. В МГУ у меня тоже вечно как-то сжимается сердце. Повсюду следы того, что когда-то это был один из главных храмов мощного государства... Здесь что-то ремонтируют, укладывают полы — и то слава Богу. Подхожу к двери с надписью «Лаборатория ЭВМ» и лихорадочно вспоминаю, что мне, собственно, известно о человеке, к которому иду, и о его детище.Год рождения — 1925, на войне с 1943 года, служил радистом в отделении разведки. В 1948 году поступил в Московский энергетический институт. Во второй половине 50-х годов в МГУ создал троичную ЭВМ «Сетунь», аналогов которой не существует и поныне. Всего было выпущено 50 таких машин. Элементарная единица информации — трит, страничная двухуровневая организация памяти, пороговая реализация трёхзначной логики на электромагнитных элементах и всё в таком духе. Открываю дверь, вхожу и... удивляюсь: никаких компьютеров. За столом годов, наверное, 60-х сидит скоромно одетый человек — простая рубашка и джинсы (компьютерная традиция, однако).
Дмитрий Румянцев: Так, собственно, почему троичная машина?
Николай Брусенцов: Тогда задача была очень простая: мы должны были для МГУ получить машину М-2, которую сделали в лаборатории Брука. Но получилась неувязочка. На выборах академиков Сергей Львович Соболев — наш руководитель — проголосовал не за Брука, а за Лебедева. Брук обиделся и машину не дал. Я пришёл к Соболеву и спросил: чем же я теперь буду заниматься? Он мне отвечает: „А давайте свою машину сделаем”. Это было в конце 1955 года.
В то время транзисторы были ещё недоступны, но было ясно, что машина не должна быть ламповой. Лампы имеют короткий срок службы, и машины на ламповой базе большую часть времени простаивали, потому что их вечно чинили. Ламповая машина работала в лучшем случае в течение нескольких часов, потом нужно было искать очередную неисправность. Юлий Израилевич Гутенмахер строил машину ЛЭМ-1 на феррит-диодных элементах. Мне пришла в голову мысль, что раз транзисторов нет, то можно попытаться делать ЭВМ на этих элементах. Соболев, которого все очень уважали, договорился, чтобы я побывал на стажировке у Гутенмахера. Я всё детально изучил. Поскольку по образованию я радиоинженер, то сразу увидел: не всё нужно делать так, как делают они. Главное, что я увидел: они используют пару сердечников под каждый бит — рабочий и компенсационный. И мне пришла в голову идея: а что, если заставить компенсационный сердечник работать. Тогда каждая ячейка становится трёхзначной. В результате получилось, что в «Сетуни» количество сердечников было в семь раз меньше, чем в ЛЭМ-1. При этом «Сетунь» имела почти вдвое бòльшую разрядность.
Тогда в МГУ как раз собирались получать большую машину «Стрела», создали вычислительный центр. Сергей Львович предусмотрел в нём отдел электроники — мой отдел. И мы должны были создать машину с нуля. Условия такие: машина должна быть небольшой, надёжной, простой в освоении и использовании — короче, машина широкого назначения, для учебных заведений, лабораторий и т.п. Когда я выяснил, что можно воспользоваться троичной системой счисления, я сказал об этом Сергею Львовичу. Он полностью всё одобрил. Уверен, что другой на его месте сказал бы: „Да ты что, все делают двоичные, а ты куда?”
Дмитрий Румянцев: Он фактически дал полный карт-бланш?
Николай Брусенцов: Да. В нашей лаборатории никогда не работало более двух десятков человек, считая девочек, которые мотали сердечники. А в начале у меня вообще было три-четыре сотрудника. Я должен сказать: для того, чтобы разрабатывать компьютеры, совершенно не нужны тысячные институты. Мы работали в компании с нашим программистским отделом, который возглавлял Е.А. Жоголев. То, что затем получило название “архитектура машины”, создавалось нами вместе. Он предлагал программистские идеи, а я думал, насколько их можно реализовать на аппаратном уровне. В конечном итоге мы создали всего 24 машинных команды. Многие до сих пор в это не верят. И в дальнейшем архитектура «Сетуни» не подверглась никаким изменениям. Все серийные машины были архитектурно точно такими же, ну, может, слегка адаптированы под производство. Начав в 1956 году, мы уже через два с половиной года, в 1958 году, сделали образец, который работал. И вот тут-то началось нечто несуразное.
Осенью 1959 года нас пригласили на Коллегию Государственного Комитета Радиоэлектроники — ГКРЭ. И там мы узнали, что наша машина не нужна. И Госплан, и ВСНХ заняли отрицательную позицию. На Коллегии нас записали в чёрный список закрываемых разработок. Мы никогда никаких дополнительных денег на создание машины ни копейки не получали. Мы работали только за зарплату здесь, в МГУ. Использовали оборудование, списываемое заводами при снятии изделий с производства. Тем не менее, ради экономии средств нас решили закрыть.
Дмитрий Румянцев: Но какое-то объяснение этому должно быть?
Николай Брусенцов: Соболев спросил: „А вы хотя бы видели эту машину, ведь она уже существует?” Директор СКБ-245 В.В. Александров ответил: „Нам не надо ни видеть, ни знать — должна быть авторитетная бумага с печатями и подписями”. После Коллегии Сергей Львович пошёл в ЦК КПСС. Уже вечером к нам приехал сотрудник отдела ЦК Ф.К. Кочетов и привёз с собой М.К. Сулима — начальника восьмого управления ГКРЭ. «Сетунь» нормально работала и производила необыкновенно хорошее впечатление. Обычно ведь как было: на выставке стоят машины, а сзади люди в белых халатах что-то там налаживают. У нас всё работало как часы. Ну, понятно, после этого закрывать нас не стали, ведь машина уже сделана. Было принято решение провести её межведомственные испытания. Испытания были проведены в апреле 1960 г. На них «Сетунь» показала 95% полезного времени. А в то время, если машина показывала 60%, это считалось очень хорошим результатом.
Дмитрий Румянцев: А что значит термин “полезное время”?
Николай Брусенцов: Вы включаете машину, прогоняете тесты, начинаете решать задачу, происходит сбой, всё повторяете. И так до тех пор, пока задача не будет решена. Полезное время — это все то время, которое машина занята решением задач, а не тестово-наладочными работами.
После этих испытаний было принято постановление Совмина об организации серийного производства. Мы не очень удачно выбрали Казанский завод, лучше бы Астраханский. Астраханцы потом взялись делать элементы к этой машине и делали их превосходно. Элемент стоил 3,5 руб. Конечно, никаких высоких технологий там не было. ЭВМ «Сетунь» выпускали по 10–12 штук в год, то есть вроде бы выполняется постановление Совмина СССР, а на самом деле — нет. Притом, что было очень много заявок не только внутри страны, но и из-за рубежа. Во-первых, разумеется, из соцстран, но также и из таких стран, как США и Англия, где разработчикам было очень интересно посмотреть, что это за троичная штука.
Дмитрий Румянцев: Американский аналог «Сетуни» — это PDP-8, на которой тинэйджер Билл Гейтс составлял свои первые программы?
Николай Брусенцов: Да. Кстати, интересно сравнить «Сетунь» и PDP-8. Процессор PDP-8 — восьмибитный. У «Сетуни» процессор в пересчёте на биты был 30-битным. PDP-8 стоила 20 тысяч долларов без всякой периферии, только один процессорный блок. Считалось, что это рекордно низкая цена. «Сетунь» стоила 27,5 тысяч рублей со всей периферией. Чехи считали, что могли хорошо продавать «Сетунь» в соответствии с рыночными ценами и получать порядка полумиллиона долларов прибыли с каждой машины. По их приглашению я ездил в Чехословакию, мне показали завод, который планировалось использовать для производства машины «Сетунь», — «Зброевка Яна Швермы». Этот завод, кстати, во время войны делал самые лучшие пушки для немецкой армии, вроде нашей ЗИС-3. Завод меня просто восхитил. Они уже приготовили для «Сетуни» магнитные барабаны, печатающее устройство, устройство ввода. В общем, всё было готово для производства «Сетуни». И они мне задают вопрос: „Ну, когда же, наконец, мы получим документацию? Нам обещали ещё в декабре, а её до сих пор нет”. А я молиться готов был на такой завод — настоящая высокая культура производства.
Когда я вернулся в СССР, меня вызвал референт Косыгина и попросил передать чешским товарищам, как тогда говорилось, что документацию на «Сетунь» они получат сразу после освоения крупносерийного производства этой машины в Советском Союзе. Но какое к чёрту крупносерийное производство, когда принимались все возможные меры, чтобы заморозить «Сетунь». Понятно, что тут не обошлось без ГКРЭ. Тот же самый Сулим был заместителем главного конструктора М-20. А с М-20 в КБ провозились 2,5 года, прежде чем передать её на завод. Для «Сетуни» никакого КБ не дали — завод указан, езжайте и выпускайте. Хорошо В.М. Глушков предложил своё КБ за символическую плату в сто тысяч рублей, чтобы выпустить конструкторскую документацию.
Дмитрий Румянцев: Сто тысяч рублей — это символическая плата?
Николай Брусенцов: Ну конечно! Те 2,5 года, которые в КБ разрабатывали М-20, обошлись в десятки миллионов рублей. Что такое КБ того времени? Это несколько сот человек с высокой оплатой по первой категории и т.д. Позднее я узнал, что чехам говорили: всё равно мы эту машину снимем с производства, так что вы её не заказывайте. Вот так всё и закончилось с «Сетунью». В начале 70-х нас из главного корпуса ВЦ переселили на чердак. «Сетунь», несмотря на то, что она была полностью исправной и загруженной задачами, через пару лет была уничтожена — её разрезали и выкинули на свалку.
Дмитрий Румянцев: А «Сетунь-70»?
Николай Брусенцов: К 100-летию со дня рождения Ленина все должны были делать всякие производственные подарки. Разумеется, и мы взяли обязательство к этой дате сделать «Сетунь-70». Но это уже совсем другая машина. Это была стековая машина, вроде наших «Эльбрусов». Но у «Эльбруса» был всего один стек — стек операндов. У PDP-11 также был всего один стек — процедурный. А «Сетунь-70» имела два стека — команд и операндов. Надо сказать, что эти стеки мы сделали независимо от PDP-11, которая появилась позднее. Когда Дейкстра выступил с идеей структурного программирования, мы увидели, что сделали машину как раз для реализации его идеи. Программирование на «Сетунь-70» было даже не структурированное, а структурирующее. Программы получались легко читаемыми и осваиваемыми, легко модифицированными. Главное, что программы не подвергались отладке, а делалась так называемая контрольная сборка. После того как программу сверху вниз написали, её проходили снизу вверх. В хороших КБ всегда так делается — типичный конструкторский приём. После этого программа оказывается, как правило, безошибочной. Позднее «Сетунь-70» была эмулирована на двоичных машинах в форме диалоговой системы структурного программирования ДССП.
Дмитрий Румянцев: И всё-таки, Николай Петрович, кому мешала «Сетунь»?
Николай Брусенцов: Людям с косным мышлением, которые, тем не менее, занимали высокие руководящие посты. Как показала практика, «Сетунь» была работоспособна без всякого сервиса. Те, кто душил ЭВМ «Сетунь», раскидали её по всей стране.
Дмитрий Румянцев: А смысл?
Николай Брусенцов: Видимо, для того, чтобы удалённость от сервисного центра и разброс климатических зон максимально выявили конструктивные недочёты. Но вся штука в том, что их практически не было. «Сетунь» была очень простой машиной. Я, как инженер, считаю, что простота вещи — это главное её качество. В природе всё то, что удалось ей выработать в простой форме, оказывается самым надёжным, самым устойчивым. География обитания «Сетуни»: Якутск, Иркутск, Красноярск, Душанбе, Ашхабад, Махачкала, Калининград и т.д. Причём часто она попадала к людям, которые впервые видели цифровую технику. И несмотря на это, практически всюду машина нашла существенное применение. В Якутске «Сетунь» была в астрофизическом институте. У них была какая-то сложная задача, которую они в течение двух лет не могли поставить на большой машине «Урал-2». Потом кто-то сказал: „Давайте попробуем на «Сетуни»”. Все решили, что это шутка. Однако через полтора месяца задача была решена. Дело в том, что «Сетунь» была естественной машиной. Там нет этого идиотского дополнительного кода для отрицательных чисел. И положительные, и отрицательные числа задаются естественно. Потом всего 24 команды. Освоить такую машину и программировать в машинном коде было ничуть не сложнее, чем, скажем, осваивать «Алгол» или «Фортран».
Дмитрий Румянцев: Но программист фактически должен был работать в пространстве трёхзначной логики?
Николай Брусенцов: А что значит трёхзначная логика? Знак числа — это какая функция? трёхзначная! Число может быть положительным, отрицательным, а может быть равным нулю. Это совершенно естественно, и это понятней, чем то, что мы имеем в двоичных машинах, когда, чтобы разобраться, какого знака результат, нужно сделать два шага. Но, строго говоря, в самой «Сетуни» логическая часть была не особенно развита. Правда, та трёхзначная логика, которая была в «Сетуни», с избытком покрывала то, что было в двоичных машинах. Но аристотелевских суждений там, конечно, не было. Мы в то время собственно логикой не занимались. Я уже после создания «Сетуни» стал понимать, что логику как таковую не знаю, стал читать книги. Оказалось, что у меня были предшественники. И у них, кстати, путь тоже не был устлан розами. Ещё в XIII веке был такой Раймунд Луллий (1235–1315 гг.). Он создал логическую машину, правда, на бумаге, в виде круговых диаграмм с секторами. Эта машина была троичной. Этого Луллия забили камнями. Был Вильям Оккам, он тоже предложил трёхзначную логику, значительно более реальную, чем та, которую изобрёл Ян Лукасевич в 1920 году. Далее всех продвинулся Льюис Кэрролл. Он нигде не говорит, что у него трёхзначная логика. Но диаграммы Кэрролла из его «Символической логики», кроме красных и белых фишек, допускают ещё пустые клетки. Это и есть трёхзначная логика. Кэрролл на Аристотеля не ссылается, и свою силлогистику создал как реализацию логики естественного языка. Поразительно, что Гарднер — популяризатор информатики — охарактеризовал Кэрролла посредственным логиком и посредственным математиком. И это притом, что Кэрролл в сущности создал систему — у него были очень незначительные неувязки, — решающую задачу, над которой бились логики последних полутора столетий.
Дмитрий Румянцев: Николай Петрович, я получал письма, в которых читатели интересовались, как именно удалось реализовать троичный компьютер? Было даже письмо, где автор выразил сомнение в том, что такой компьютер когда-нибудь существовал.
Николай Брусенцов: Буквально на днях я получил письмо из США, где также спрашивают, как удалось реализовать троичную логику? К нам постоянно приходят по e-mail письма с запросами. Надо сказать, что наибольший интерес проявляют такие страны, как Бангладеш, Пакистан, Индия. У меня такое ощущение, что там сейчас главный центр компьютерного развития. Но на сегодня все попытки повторить троичную машину не удаются. Причина не технологическая — всё-таки по сравнению с тем периодом технологии ушли далеко вперёд. Дело в другом: людям, оболваненным двузначной логикой, войти в трёхзначную логику не дано. По традиции считается, что та логика, которую мы сегодня исповедуем, — аристотелевская логика. Это совершенно неверно. Дело в том, что аристотелевская логика трёхзначная. Естественно, что трёхзначная логика в двузначную вписаться не может. Конечно, можно симулировать: парами битов задать триты, но не в этом дело.
Та логика, которую сегодня называют математической, основана на нелепости. Допустил её Гильберт. В его совместной с Аккерманом книге «Основы теоретической логики» сказано так: „Мы отклоняемся от Аристотеля в истолковании суждения “Все А суть В”. По Аристотелю, это суждение может быть истинным, то есть выполняется только лишь в случае, когда существуют какие-то А. Мы считаем это нецелесообразным”. Что в результате получилось? В результате получилось то, что выполняется “Все А суть В” и в то же время не выполняется “Некоторые А суть В”. Это нелепость! Вместо аристотелевского следования, которое во всех естественных языках выражается словами “Все А суть В”, — и Аристотель очень точно это в своей системе воспроизвёл, — они подсунули так называемую материальную импликацию. Дело в том, что суждение “Все А суть В” у Аристотеля трёхзначно, в двузначной логике оно не выразимо. В результате возникли так называемые парадоксы материальной импликации, с которыми вот уже сто лет как логики пытаются справиться.
В 1918 году Кэрролл предложил строгую импликацию, потом Аккерман разработал исчисление сильной импликации, была предложена релевантная импликация, и, тем не менее, логика остаётся без естественного содержательного следования. То есть то, что называется следованием логике, не соответствует тому, как мы это понимаем. Обычно говорят: не соответствует нашей интуиции. Но это очень мягко сказано. На самом деле оно не соответствует не интуиции, а тому, как вещи связаны между собой в том мире, в котором мы живем.
Аристотель не признавал закона исключённого третьего. Даже речи о нём не было. Гильберт считал, что аристотелевское понимание суждения “Все А суть В” не нужно принимать, потому что это неприемлемо с точки зрения математических применений. А абсурд приемлем? Вся история говорит о том, что этот абсурд существует.
Вот почему столько раз тщетно логику пытались ввести в школы? Казалось бы, ведь числовую алгебру уже даже в начальной школе осваивают, а булеву алгебру освоить не могут. Дело в том, что двузначная логика противоестественна. Вместо того чтобы изучение логики развивало интеллект человека, оно его подавляет. У нас в МГУ на философском факультете, да и на нашем факультете, изучают математическую логику, и что вы думаете — люди от этого становятся умнее? Они вызубривают доказательства теорем, сдают экзамены и всё.
Единственное адекватное применение двузначной логики — двоичные цифровые схемы. Но это особый мир двоичных компьютеров, и только в нём эти правила работают, не требуя понимания. Я поинтересовался у студентов: что такое конъюнкция? А мне в ответ: да это такая табличка, в которой единичка и три нуля... Ну, а по смыслу что это такое? Переведите на русский язык латинское слово “конъюнкция”. Никто не может. То есть эту логику усваивают чисто формально, в точном соответствии с её названием — формальная логика. При синтезе схем возможности ограничены. Минимизировать произвольную схему наука не в состоянии. В трёхзначной логике минимизация осуществляется, а в двузначной универсального алгоритма нет.
Я бы эту проблему сформулировал так: если мы хотим обрести нормальное мышление, мы должны уйти из двузначного мира и освоить трёхзначную логику в том виде, как ее создал Аристотель. Не совсем, конечно, так. Не нужны его фигуры. Всё это сегодня с помощью алгебры можно будет изящно изложить и легко воспринимать. Но важно понимать, что, кроме ДА и НЕТ, есть ещё и НЕ-ДА и НЕ-НЕТ.
Сейчас двузначную логику в школу ввести удалось под названием “информатика”. Я должен сказать, что после этого школа уже не будет воспитывать таких людей, как наши учёные прошлого века. Почему в то время было так много творческих учёных? Где-то в 1936 году в образовании был примерно такой же бедлам, как наступил сейчас в России. Потом, по-видимому, сам Сталин обратил на это внимание. Кстати, Сталин был поразительно трудолюбивым в плане обучения человеком. Сохранилось его письмо к жене, в котором он, находясь на отдыхе, просит её прислать ему учебник по электротехнике. Он понимал, что все нужно знать “в натуре”, а не в виде каких-то теоретических схем. Тогда в школу были возвращены учебники Киселёва по алгебре и геометрии. Киселёвские учебники — это евклидова математика. А Евклид — это математик с философией Аристотеля, и, судя по всему, он Аристотеля понимал верно. Если мы не хотим в школах воспитывать людей с рефлексами бюрократов и формалистов, то должны заменить двузначную логику трёхзначной диалектической логикой Аристотеля.
Дмитрий Румянцев: Николай Петрович, вы создали уникальный компьютер, который, возможно, опередил время. Но всю свою жизнь вынуждены были преодолевать невероятное сопротивление, косность бюрократической машины и видеть, как ваше детище уничтожается. С другой стороны, скажем, в США, тот же Стив Джобс, который в гараже сделал свою первую и довольно убогую персоналку, сегодня мультимиллионер. По-человечески вам не обидно?
Николай Брусенцов: Да нет. Я понимаю, что, увы, так устроено человечество. И, в общем, оно обречено, если ничего не изменится. К сожалению, все попытки как-то исправить ситуацию, сделать её более соответствующей естественному порядку вещей проваливаются. Давайте посмотрим: действительно ли мы так много имеем от того, что компьютеризировали этот мир. Теперь компьютеры везде. Причем система устроена таким образом, что каждые три-четыре года нужно покупать новый компьютер и новый софт. Но почему? Да потому, что в самом начале заложены неверные принципы. Если вы в основу заложите простые, естественные принципы, то и всё развитие происходит просто, логично, естественно. Я не обижен судьбой. Не в деньгах счастье, тем более не в миллиардах. Когда всё сведено к деньгам, жизнь людей утрачивает смысл, становится абсурдом. На войне не могло быть радости от того, что грохнувший вблизи разрыв сразил не тебя, а находящегося рядом твоего товарища. Радостью, счастьем было наше духовное единство. То труднейшее, отмеченное беспросветностью утрат и страданий время озарено вместе с тем не ярким, но вечным светом бескорыстного согласия людей. „Но только крепче мы дружили под перекрёстным артогнём”. Похоже, что такое согласие возникает у людей, объединённых общностью цели, увлечённых реализацией рациональной идеи.
Мы ещё долго разговаривали, даже после того, как плёнка в моём диктофоне закончилась. Это, знаете ли, как машина времени — окно в неведомую эпоху начальной компьютеризации. Сегодня Брусенцов по-прежнему продолжает выполнять свою миссию. На базе ЭВМ «Сетунь-70» ещё четверть века назад была создана обучающая система «Наставник», которая задумывалась как система, контролирующая реальное усвоение студентом тех знаний, которые даются ему в течение семестра. Результаты были показаны весьма впечатляющие. Сегодня у Брусенцова есть идеи дальнейшего совершенствования этой системы с использованием мобильных телефонов, которые имеются практически у каждого студента. Есть мысли о создании троичного процессора, но проблема заключается в том, что сейчас в России нет предприятий, которые могли бы выполнить его заказ. Они этого уже не умеют делать — разучились.
История — маятник. Сегодня мы находимся, возможно, в самой нижней точке его траектории. Но очень хочется верить, что время брусенцовых в России ещё наступит. Как было сказано в одной старой книге: „Достаточно Энергетического центра, чтобы началась Эра Чудес”.
Комментарий И.В. Ченикова (КубГТУ, г. Краснодар)Я строю здание только из троек и двоек.
Велимир Хлебников — П.В. Митуричу, 14.03.1922.
‹...› Хлебников часто применял термин “отдельность”. Я очень удивлён тем, что ни в рукописяхВысказывались предположения, что Хлебников января 1920 года в «Моих ночных беседах» Андриевского — сам автор, который навязал поэту свои более чем полувековые умопостроения.
( П.В. Митурич: “‹...› к этому времени Серёжа ‹Исаков› сблизился с Андриевским, который кумекал кое-что в математике, и привлёк его к редактированию «Досок судьбы»”. — В.М.), ни в печатных его работах я нигде не обнаружил этот термин ‹...› Под “отдельностью” Хлебников подразумевал каждый способный к “быванию” объект в мироздании, т.е., как он пояснял, — то, к чему можно применить английское слово many, но не much. “Отдельностью” для Хлебникова являлся электрон, атом, молекула, квант энергии (имя Планка он упоминал часто и с его работами был хорошо знаком), солнце, земной шар и т.п.
К таким понятиям, как: кг, м., сек. и множеству им подобных также можно применить слово many, но Хлебников не причислял их к “отдельностям” потому, что они не имеют “бывания” в природе, а являются плодом произвольного членения реально существующих объектов мироздания на условные и “равнодушные” к существу явлений разряды той или иной системы счисления (здесь и ниже выделено мной.— В.М.) или на градации случайно избранных мер. ‹...›
В «Досках судьбы» Хлебникова читаем: Многие соглашаются: бывающее едино. Но никто ещё до меня не воздвигал своего жертвенника перед костром моей мысли, что если всё едино, то в мире остаются только одни числа, т.к. числа и есть ни что иное, как отношения между единым, между тождественным, то, чем может разниться единое.
Термины “бывающее”, “бывание” Хлебников применял в разговорах со мною довольно часто в качестве синонимов для понятий: бытие, существование, объективная реальность, действительность ‹...›
«Доски судьбы» были написаны в 1922 году, но ещё в январе 1920 года Хлебников почти дословно излагал мне мысли, содержащиеся в цитированном выше отрывке.
Выслушав его, я воскликнул: “Но ведь это же пифагорейство!” — “Вы улавливаете лишь чисто внешнее сходство. На самом деле я антипод Пифагора ‹...› Заявив, что в мире остаются только числа, я тем самым “расправился” с числами, как Спиноза “расправился с Богом”. Спиноза определил свою единую субстанцию словами “Бог или природа”. Но в русском переводе определение Спинозы звучит недостаточно остро и правильно. Русское или имеет два смысла, а в латинском языке этим смыслам отвечают два различных слова: то есть, что тоже — и одна из двух возможностей. Перевести следует “Бог, то есть природа”‹...› “
Вы часто говорите: “Материя различена внутри себя и существует в гигантском разнообразии своих форм, их состояний и стадий развития, а единство мира — в его материальности”. Я спрашиваю, а что же едино в самой материальности, если она внутри себя столь многообразна? Очевидно, её единство есть всеобщее единство пронизывающих её связей. Но подлинно единым в таких связях может быть только то, что их единым образом “сопрягает”, то есть числа, которые и суть отношения внутри единого, внутри бывающего, и которые вне этого бывающего сами по себе не существуют, ибо количественные отношения присущи не числам, а только элементам различенной внутри себя действительности, то есть звеньям и компонентам подлинной реальности. Когда я обнаруживаю какую-либо числовую закономерность, я всегда помню, что самим числам она не может принадлежать. Поэтому я начинаю искать, каким реально существующим отношениям и связям в мироздании может отвечать такая закономерность”.
‹...› Велимир чувствует себя лучше, сегодня бродит по комнате. Мне дает читать рукопись из «Досок судьбы». Я туго воспринимаю формулы, пытаюсь их решать. Говорю ему, что тут я неуверенно себя чувствую. Он проверяет мои познания по математике. “Два в первой степени — сколько будет?” Отвечаю: “Два”. “Правильно. А в нулевой?” Отвечаю: “Ноль”. “Нет, единица”. “Что означают числа времени в степенях?” Я молчу. Он за меня отвечает. Берёт спичечную коробку, показывает её рубашкой вверх и говорит: “Это плюс”, — и дно — “Это минус””. Кладёт на стол “плюс” наверх и затем переворачивает один раз, сверху “минус”, и другой — опять сверху “плюс”. “Это число два. Теперь число три. Поворачивает коробку, лежавшую “плюсом” сверху один раз — получился “минус” сверху, два раза — “плюс”, и третий раз — сверху “минус”. “Был ‘плюс’, но под действием тройки пришел ‘минус’. Таково развитие формы во времени”. “Очень просто, — говорю, — и понятно, но я подозреваю тут не простые вещи”. “Да, тайна первых трёх не проста, но она будет раскрыта”.Лаборантки Брусенцова вручную мотали сердечники для «Сетуни», не подозревая, что каждым витком провода повторяли это наглядное пособие Велимира Хлебникова по его основному закону времени.
| Передвижная Выставка современного изобразительного искусства им. В.В. Каменского | ||
| карта сайта |  | главная страница |
| исследования | свидетельства | |
| сказания | устав | |
| Since 2004 Not for commerce vaccinate@yandex.ru | ||