Н.Я. Марр

Luis Alfonso Jr. Jiménez (b. 1940  in El Paso, TX, US; d. 2006  in Hondo, NM, US). Vaquero. 20-foot-tall statue of a Mexican cowboy on a bucking horse. Polychrome fiberglass. In front of  El Paso Museum of Art.


Письмо и язык будущего

(Об одной из грядущих задач Всесоюзной Академии Наук)



ka2.ruразднование 200-летия увенчанной славой Всесоюзной Академии Наук и оценка её заслуг далеко не исчерпывается вкладом в сокровищницу науки и техники: необходимо учесть и широкие перспективы возможных достижений в области гуманитарных наук. В области языка, например, вряд ли во всём мире кто-то располагает лучшим научным аппаратом, чем Академия Наук. Я имею в виду подлинную лингвистику, какой она выкристаллизовывается у нас в России, а не “восточную” или “западную” филологию.
Давно уже пора осветить один из самых настоятельных и неотложных вопросов нашей современности: единство письма и единство языка.
— Но при чём тут наука? — спросит читатель, — разве не этим же заняты поборники международного языка эсперанто?
Властные требования жизни диктуют, однако, совершенно иное решение этого вопроса: единство письма и единство языка в смысле преобладания одного из господствующих ныне над всеми остальными. Нередко приходится слышать сетование на то, что романские языки (включая французский язык) идут, де, на убыль с быстротою падения курса франка, и что славянские языки, народившиеся слишком поздно, не могут, де, вовлечь в свой фарватер многочисленные суда, расцвеченные национальными флагами.
В Старой Европе, которая и поныне служит ареной борьбы между востоком и западом, до сих пор господствует отжившее свой век средневековое разделение наук на естественноисторические и гуманитарные. Это отголосок библейского мировоззрения; неудивительно поэтому, что учёные старой Европы заявляют отвод постановке вопроса о единстве языка и письма, властно выдвигаемого самой жизнью.

Наша общественность и достижения отечественной науки настоятельно требуют от нас решения этого первостепенной важности вопроса.

На первый взгляд может показаться, что принцип самоопределения народов, предоставленный всем национальностям, входящим в состав СССР, в корне противоречит самой идее единства языка и письма. Тут уместно, пожалуй, вспомнить об одном из моих оппонентов, задавших после моей лекции следующий наивный вопрос:

— А что же станется с грузинским языком, если народится единый язык для всего человечества?

Тенденция к созданию единого языка для всего человечества способствовала созданию закономерной согласованности звуковых средств самых разнообразных племенных языков, объединённых в родственные группы. Самоопределение каждой отдельной национальности диктуется упорной работой человечества в этом направлении, и нет никакой возможности остановить этот стремительный поток национального самоопределения: он успел уже провести глубокие борозды в самых глухих уголках нашего обширного Союза. Остановить его — значит отказаться от завоеваний нашей революции...

Однако нас интересует, ближайшим образом, лишь научная сторона этого сложного вопроса. В свете науки всякая попытка остановить этот мощный поток представляется сплошным безумием.

Достижения палеонтологии речи и углублённое изучение особенностей коренных языков Кавказа вскрывают родственную связь между тремя группами языков новой формации: баскского — в Западной Европе, у Пиренеев, чувашского — в Восточной Европе, на Волге, и вершикского — в Средней Азии, близ Памира.

В смене исторических эпох эти группы языков — романская (историческое господство римлян), угро-финская, турецкая, русская (историческое господство русских и турок) и иранская (историческое господство персов) сохраняют тесную родственную связь между собою. Связь эта подтверждается указанием на тот факт, что не только индоевропейская, но также семитическая и урало-алтайская семьи языков представляют, в сущности, не что иное, как преображение (трансформацию) языков яфетических.

Жизнь властно выдвигает проблему создания единого языка и письма (унификации письма). Вопрос этот представляется столь же существенным и неотложным, как и вопрос о введении единого календаря, метрической системы и начертания цифровых знаков.

Было время, когда человечество нуждалось для своего культурного роста в духовном общении с мёртвыми народами, поскольку они были творцами тех или иных культурных ценностей. Не удивительно поэтому, что в ту пору письмо испытало те или иные исторические наслоения: чем выше культурный уровень народа, тем сложнее его письмо. В эпоху, когда судьбы народов были всецело в руках господствующих классов, преследовавших свои узкие классовые и национальные интересы и создававших систему национальных хозяйств, в эпоху, когда господствовал культ классовых и национальных богов и племенных тотемов, характер письма был не только естественным, но и единственно возможным по тому времени.

Однако этот устарелый порядок и поныне находит себе энергичную поддержку со стороны просвещённых народов, учитывающих реальное значение роста своего исторически сложившегося языка и своей письменности как могущественных факторов для закрепления системы своего хозяйства и укоренившихся форм классового быта и общественности.

Господствующие классы, естественно, нуждались не только в закреплении преемственной связи с прошлым, но и в упрочении культурной традиции и мировоззрения — как гарантии мирного строительства и прогресса. В этом смысле устойчивость форм письменности почиталась такой же непререкаемой истиной, как и устойчивость основных типов человеческой речи.

Современность хочет быть творцом своей судьбы, своей новой эры: её взоры устремлены на ближайшее будущее человечества, на его земной удел; вот почему оно не в силах примириться с мыслью об устойчивости форм письменности, тем более, что нет никаких научных оснований мириться с этим средневековым предрассудком. Залог прогресса кроется отнюдь не в закреплении традиции прошлого и с его верой в предопределённость природы каждого существа, в зависимости от его общественного положения.

Когда, например, феодальная Грузия создала поговорку „перепёлка не села на дерево: это не в её природе”, этой поговорке вторил средневековый придворный поэт Шота из Рустава, глубокими корнями вросший в среду и психику своего народа.

„Пусть каждый довольствуется тем, что даёт ему судьба... Пусть пахарь без устали пашет землю, воин проявляет свою храбрость, а влюблённый лелеет мечту о своей безумной любви” — учит этот средневековый поэт. Наша современность отметает всякую мысль об устойчивости явлений в жизни, в науке и в социологии: опорой для неё служат новые достижения положительных знаний и вскрытые наукой материальные основы исторического роста письменности и языка.

Письменность и язык созданы человечеством: оно выковывает формы своего языка; и в наше время, когда история идёт верными шагами к унификации своего хозяйства, когда ощущается неотложная потребность общения воспитанных в духе классовой идеологии тонких культурных слоёв с трудящимися всех стран, вопрос о создании единого языка и письма становится неотложной проблемой и важнейшей практической задачей.

Разумеется, в первую голову возникает вопрос о единстве письма, а не языка; для разрешения этого вопроса в строгом соответствии с принципами самоопределения народов необходима тщательная проработка языкового материала всего человечества.

Применение научных методов к решению этого вопроса прольёт новый свет на смену исторических этапов и на эволюцию типов языка в связи с развитием мирового хозяйства и нарождением новых форм общественной жизни. В свете науки все разновидности существующих языков представляются детищем единого процесса эволюции человеческой речи. Изучение характера и условий процесса дальнейшей эволюции прокладывает путь к работе над созданием единого языка, общего для всего человечества.

Только такая постановка вопроса поможет нам правильно разрешить проблему практической осуществимости задачи создания единого письма. Без решения этой задачи великий лозунг полного культурного самоопределения всех народов, входящих в состав нашего Союза, может провести к культурной катастрофе, превратив письменность из орудия единения народов в орудие их разобщения.

Поучительной иллюстрацией защищаемого мною положения может служить диаметрально противоположный эффект, достигнутый путём введения латинского письма: предполагалось таким путём способствовать взаимному сближению народов между собою. В действительности, однако, такого сближения не последовало, так как в каждом алфавите стал выдвигаться „молодец на свой образец”. Таким же пороком, думается мне, грешат и все так называемые транскрипции или научные алфавиты, построенные по чисто индивидуалистическому принципу. Не подлежит сомнению, что подлинное научное письмо, как полное отражение системы человеческой речи во всём многообразии её проявлений, должно быть таким же доступным для восприятия построением, как и введение единообразного начертания цифр.

Можно ли вверить судьбу столь сложного культурного дела отдельным эрудитам или случайной группировке учёных сил? И не требует ли практическая важность этого сложного вопроса всестороннего исследования его в стенах крупного научно-исследовательского учреждения, стяжавшего себе мировую репутацию? Только такое авторитетное научное учреждение может стать международной организацией научных деятелей в области создания единого письма и языка.

Возникает вопрос: нужно ли искать такое крупное авторитетное учреждение мирового масштаба вне Всесоюзной Академии Наук? Мне думается, такие поиски излишни.



Воспроизведено с незначительной стилистической правкой по:
Вестник знания. Двухнедельный иллюстрированный
популярно-научный журнал. 1925, №15. Л.: Изд-во «П.П. Сойкин». С. 1011–1016.
Изображение заимствовано:
Luis Alfonso Jr. Jiménez (b. 1940  in El Paso, TX, US; d. 2006  in Hondo, NM, US).
Vaquero.
20-foot-tall statue statue in front of the El Paso Museum of Art, TX, US.
Polychrome fiberglass.

Передвижная  Выставка современного  изобразительного  искусства  им.  В.В. Каменского
       карта  сайтаka2.ruглавная
   страница
исследованиясвидетельства
          сказанияустав
Since 2004     Not for commerce     vaccinate@yandex.ru