Кто он, жалкий, весь в коростах,
Полусъеденный, забытый,
Житель бедного погоста,
Грязным венчиком покрытый?
Вкруг него томятся ночи,
Руки бледные закинув,
Вкруг него цветы бормочут
В погребальных паутинах.
Вкруг него, невидны людям:
Но нетленны, как дубы,
Возвышаются умные свидетели его жизни —
Доски судьбы.
И все читают стройными глазами
Домыслы странного трупа…
Н. Заболоцкий. Торжество земледелия. 1929–1930
А если так, то имеет смысл воспользоваться известным методическим принципом — подобное объясняется подобным. И попробовать рассмотреть необычное творчество Хлебникова вообще, и «Доски судьбы» в частности, с помощью “необычной” теории.
На мой взгляд, если идти по этому пути, то трудно найти лучшую точку зрения на обсуждаемый предмет, чем эвереттика. Незнакомых с эвереттикой отошлю на сайт Международного Центра Эвереттических Исследований (МЦЭИ) (1), но сразу предупрежу — никакой связи ни с эвристикой, ни с эзотерикой у эвереттики нет. Её название происходит от фамилии американского физика Хью Эверетта, в 1957 году предложившего новую, “некопенгагенскую” трактовку квантовой механики.
Для понимания дальнейшего важны следующие эвереттические аксиомы и понятия. Первое: физическая реальность представляет собой множество миров, каждый из которых по выбору сознания может оказаться для него точкой “здесь и сейчас”. Такая реальность называется мультиверсом. Русскоязычный термин “многомирие” не очень распространен. (В языковой практике чаще используется выражение “параллельные миры”, которое, по сути, во многом совпадает с термином “многомирие”1
Как следствие этого, История представляет собой мощнейшее “древо” с многочисленными “корнями-прошлыми” и пышной кроной “ветвей-будущих”. (Для тех, кто знаком с квантовой теорией мультиверса, понятно, что приведенные положения не являются строгими, но в данном случае наглядность, “представимость”, важнее строгости.) Интуитивное осознание такой картины породило в последнее время весьма популярный жанр литературы — “альтернативная история”.
А теперь обратимся к «Доскам судьбы».
Прежде всего следует сказать, что «Доски судьбы» с эвереттической точки зрения — это типичная склейка. Причем склейка особенная — “живородящая”. Из изучения текста книги, имеющейся сегодня (за что все “велимироведы” должны низко поклониться В.В. Бабкову (2)), неизбежно следует ожидать появления очередного “архитектурного проекта” её компоновки и нового текстуального наполнения этого проекта из огромного числа ещё не опубликованных материалов, сосредоточенных сегодня в РГАЛИ. А через какое-то время процесс столь же неизбежно повторится и возникнет очередной вариант «Досок судьбы» — очередная её духовно-материальная склейка. И конца этой “креативной последовательности” не видно — даже после полного исчерпания текстуального материала навсегда сохранится возможность его перекомпоновки и редактирования — канонического текста книги никогда не было и никогда не будет. (Именно так я понимаю точку зрения на текстологию «Досок судьбы», которой придерживается и такой специалист как Е.Р. Арензон, гораздо более близко знакомый с предметом).
Теперь посмотрим с точки зрения эвереттики на следующее основополагающее утверждение Хлебникова, которое, без сомнения, останется таковым и во всех будущих “воплощениях-склейках” «Досок судьбы»:
Это — картина эвереттической реальности, эвереттической потому, что она состоит из множества “стройных многочленов”, ветвей мультиверса, каждая из которых существует физически (Я не выдумывал эти законы: я просто брал живые величины времени ‹...›).
Если не учитывать этого факта, а рассматривать мир как единственный Универсум-вселенную, а Историю — как пусть и весьма запутанную, но единственную нить Ариадны, то добросовестный анализ нынешнего текста «Досок судьбы» покажет, что построения Хлебникова — это некая красивая фантазия, относиться к которой, в зависимости от принятых эстетических критериев, можно как угодно, но которые не отражают ничего, кроме личных качеств самого Хлебникова. К таким выводам и пришел А.И. Щетников, тонкий исследователь и знаток творчества Хлебникова, проделавший очень объективный анализ “научной состоятельности” «Досок Судьбы»:
Если же принять во внимание эвереттическую точку зрения, то анализ Щетникова явится иллюстрацией того, что в «Досках Судьбы» мы имеем дело со склейкой деятельности нескольких ветвей мультивидуума Хлебникова, и эта книга отражает пейзаж совсем другого, как говорят физики, “струнного ландшафта” мультиверса.
Подробный анализ такой точки зрения в нашей ветви пока отсутствует. Я же могу пока только сказать, что кое-что из увиденного показалось мне исключительно интересным и, в связи с этим, и автор, и исторические пейзажи, нарисованные на «Досках Судьбы», вне зависимости от эстетического восприятия феномена Хлебникова в целом, по моему мнению, достойны более внимательного изучения…
Прежде всего, в связи с эвереттическим характером текста книги следует иметь в виду, что ее автором является не Виктор Владимирович Хлебников, “бывший житель нашего Универсума” и давно уже в нем “странный труп”, а именно Велимiр Хлѣбников, “интегральный творец”, эвереттический мультивидуум. И он сам указывает нам на это, ибо выбранное им (для нас!) имя буквально означает “многомир”.
Памятуя о некоторых обстоятельствах биографии В. Хлебникова, в нашей ветви мультиверса сообщу, что эвереттическую трактовку понятия “мультивидуум” с точки зрения современной медицины приводит в своей работе психиатр Ю.В. Никонов (4). Именно эвереттическая природа некоторых “психических заболеваний”, по его мнению, не учитывается при современной медицинской диагностике, и это приводит к тому, что за “отклонение” от психической нормы принимается проявление глубинной природы бытия.3
Вообще говоря, авторская мультивидуальность — это абсолютно естественное и, в определенном смысле, “обыденное” явление. Но универсальность в целом отнюдь не противоречит уникальности каждого конкретного случая. И в случае Хлебникова удивительно не то, что он — мультивидуум, а то, каков этот мультивидуум!
Рассмотрим некоторые аспекты уникального мультивидуума Хлебникова, имеющие отношение к «Доскам судьбы». Вот, например, какова его трактовка хронологии. (Заявка автора «Досок судьбы» на раскрытие природы времени явно несостоятельна. Собственно о времени он ничего и не говорит. И все вычисления посвящены именно хронологическим соответствиям.)
В качестве одной из основных единиц времени Хлебников избрал год богов, равный 365 “нашим” годам. Число 365 выбрано, конечно, не случайно. Оно определяется тем, что в “нашем” для Хлебникова годе он считает 365 суток. И вообще в «Досках судьбы» Хлебников оперирует только с целыми числами. В его хронологических исследованиях нет никаких дифференциальных уравнений (и не “по незнанию” — Хлебников учился на физико-математических факультетах Казанского и Петербургского университетов — а, рискну предположить, в силу того, что методы с использованием непрерывных “бесконечно-малых” органически несовместимы ни с хронологией, ни, рискну предположить, и с природой времени как такового).
Очевидно, что такая — строго целочисленная — связь года и суток может быть реальностью только в некоей весьма близкой к нам, но все-таки “не нашей” физической ветви мультиверса. Здесь и сейчас мы имеем сложное, возможно даже иррациональное соотношение между солнечным годом и количеством составляющих его суток. По астрономическим данным тропический год — промежуток времени между двумя последовательными прохождениями центра истинного Солнца через точку весеннего равноденствия (основа всех солнечных календарей) — равняется приблизительно 365,2422 средних солнечных суток. Различные округления этого числа дают различные календари (наиболее известными из которых являются “новый” григорианский и “старый” юлианский). Но кроме взаимного периодического движения Земли и Солнца существуют еще и хорошо известные движения Луны и соответствующие лунные календари. И смешанные — “солнечно-лунные”. В результате проблема “идеального календаря” оказалась неразрешимой “в нашей ветви” мультиверса и ее можно рассматривать как одну из ярких (хотя и не осознанных!) иллюстраций эвереттичности мироздания. Но обсуждение этой проблемы увело бы нас в сторону от обсуждаемой темы.
Возвращаясь к «Доскам судьбы» можно сказать, что все степенные ряды, которые анализирует “мультиверсальный Хлебников” — только приближение к “нашим” интервалам и длительностям. Но важно то, что сам Хлебников почти нигде не упоминает об этой приблизительности. (“Почти”, на которое мне указал в тексте (2, с.94) Роналд Вроон, свидетельствует только о том, что и “наш” Хлебников, знакомый с “високосным годом”, естественно, все-таки присутствует в той склейке его индивидуумов, которая писала тексты, вошедшие в «Доски судьбы»…). Создается впечатление, что Велимiр, посвятивший в лице Виктора Владимировича календарным исследованиям нашей ветви мультиверса столько сил, большинством своих ипостасей не учитывает их! А немногочисленные пока исследователи текста довольствуются, видимо, тем, что ошибки, возникающие при таких расчетах в течение нескольких “годов богов” (интервал времени, в котором лежат зафиксированные исторические события), редко превышают один год. Но вот если речь идет о датах, известных с точностью до суток, расхождения степенных зависимостей Хлебникова и реальных дат должны показать будущему скрупулезному исследователю, что “ведущей творческой ветвью” автора «Досок судьбы» был Велимiр Хлебников из некоего “параллельного мира”, в котором Земля вращается чуть-чуть быстрее нашей и успевает обернуться ровно 365 раз за год. И вряд ли в большинстве миров Велимiра есть Луна...
А вот ещё один аспект мультиверсальности “нашего” Хлебникова. За свою творческую жизнь он “придумал” около 14 тысяч слов, 6 тысяч из которых вошли в «Словарь неологизмов Велимира Хлебникова», составленный в 1995 году Натальей Перцовой (5). Но “придумал” ли он их, или “услышал” другими воплощениями своего мультивидуума в иных ветвях мультиверсума? И какова судьба этого хлебниковского наследия?
Широко распространенная легенда о якобы придуманном Хлебниковым слове ‘летчик’, осталась в нашей ветви мультиверса именно легендой, историю которой разобрал в своей статье В. Рождественский (6). Но почему-то остался незамеченным тот факт, что еще в 1921 году, независимо от А. Белого, именно Хлебников сконструировал один из самых страшных сочетаемостных неологизмов ХХ века — “атомная бомба”. Впрочем, объяснение этой незамеченности простое — текст Хлебникова со словами “атомная бомба”, ныне изданный именно в «Досках судьбы», не был своевременно опубликован и фактически не был известен даже специалистам. Только осенью 1982 г. Вяч.Вс. Ивановым в РГАЛИ была сделана выписка из неизданных и переданных после смерти Н.Л. Степанова и А.Е. Крученых рукописей Хлебникова. „Вот эта выписка из фрагмента, относящегося, скорее всего, к 1921 г.: Атомная бомба — разорвана (взрыв в Солнце)” (7). А опубликовал Вяч.Вс. Иванов эту свою находку только в 1986 году (8), когда словосочетание “атомная бомба” в массовом сознании давно стало трюизмом.
Сами по себе обстоятельства появления этого листка “у нас” весьма типичны для явления эвереттических склеек — “вдруг”, “откуда-то”, при ограниченном числе свидетелей, которые и свидетельствовать по причине своей смерти ни о чем уже не могут, появляется рукописный листок, подлинность которого подтверждают все специалисты-почерковеды, с очень важными для построения истории сведениями. Мне кажется, что это является типичным примером явления, предсказанного мною для будущих находок рукописей Пушкина 1841 года (9, с. 128)…
Что же касается приоритета создания “атомной бомбы”, то он, безусловно, за Хлебниковым. У Андрея Белого в поэме «Первое свидание» говорится о том, что „Мир рвался в опытах Кюри / Атóмной лопнувшею бомбой / На электронные струи…”. Упоминание об “электронных струях” делает строки Белого четким научно-техническим пророчеством, к тому же публичным и широко известным, но в грамматико-фонетическом плане в “чистом виде” словосочетание “атомная бомба” — это, все-таки, хлебниковское творение, правда, внедренное в “нашу жизнь” совсем без его участия.
Однако подавляющее большинство его неологизмов не стали сегодня общеупотребительными. И этот факт только подтверждает то, что склейки ветвей мультиверса — это не “хаотический диффузионный процесс”, а именно результат взаимодействия дискретных ветвей с соблюдением причинно-следственных отношений. В связи с этим ясно, что предначертано судьбой ещё одному общеизвестному неологизму — самому имени Хлебникова Велимир (Многомир): перейти из класса поэтико-филологических изысков в класс терминов квантовой механики.
Разумеется, в русском языке как мультиверсальном объекте, все хлебниковские неологизмы “привились”, но каждый из них — в той ветви бытия, где проявился эффект филологического метабиоза, т.е. там, где от такой “прививки” язык, по выражению самого Хлебникова, получил “пользу” (10). И я предоставляю возможность профессиональным лингвистам разобраться в том, почему введенный в 1913 году Г. Уэллсом в романе «Освобожденный мир» («The World Set Free») неологизм “atomic bomb” в русском переводе (сделанном в том же году) звучал как “атомическая бомба” и в нашей ветви “не прижился”, и чем более “полезным” для русского языка оказался хлебниковский вариант — “атомная бомба” …
Очень важным в этом свете является и то, что на одном и том же листе бумаги, том самом, на котором впервые написано словосочетание “атомная бомба”, чуть выше него, Хлебников записал: Смерть солнца 332 + 332 — родина нового, дрова для железа (11). Откуда мог знать “наш” Хлебников о том, что согласно расчетам по углеродному циклу термоядерных реакций, протекающих в звездах (В.П. Кузьменко тоже указал на “термоядерность” этого текста (7), однако он не обратил внимания вот на какое следствие этого предвидения Хлебникова: именно железо является конечным продуктом углеродного цикла и дальнейший нуклеосинтез протекает при “смерти” звезд в процессе превращения их в сверхновые)? И как иначе объяснить присутствие в этом тексте поэтического образа “железных дров”, если его автор не знал, что именно “умирающие звезды” являются теми “дровами”, которые дают энергию для превращения железа в более тяжелые элементы? Для меня очевидно, что при написании этого текста рукою Хлебникова водил разум его мультиверсалного индивидуума из той ветви мультиверса, где в безлунном мире солнечный год точно равен 365 суткам, и смерть солнца произойдет через 332 + 332 года.
Другим примером активного взаимодействия мультивидуумных ветвей Хлебникова является и такой факт. Как пишет В.В. Бабков, Хлебников говорил весной 1920-го в Харькове А.Н. Андриевскому:
А дальше „в нашем мире” была, как известно, борьба “дискретного” и “волнового” понимания природы материи и “у нас” утвердилась волновая точка зрения. Но если согласиться с высказанным утверждением о мультиверсальности личности Хлебникова, можно предположить, что об ошибочности такого понимания природы вещей мог говорить тот Хлебников, в мире которого матричная механика Гейзенберга “победила” волновую интерпретацию Шредингера…
И ещё одно, пожалуй, самое важное, как мне пока кажется, наблюдение результата проявления в нашем мире мультиверсального феномена Хлебникова. Оно относится к фундаментальному для квантовой механики вопросу. Дело в том, что в последнее время в квантовой механике все большее значение приобретает гипотеза о том, что “ветвителем” мультиверса, образующим отдельные универсумы, является Разум. У нас в стране наиболее ярким представителем и творческим разработчиком этой гипотезы является М.Б. Менский. Его статьи в авторитетном журнале «Успехи физических наук» с предисловиями нобелевского лауреата академика В.Л. Гинзбурга (14, 15) и книга «Человек и квантовый мир (странности квантового мира и тайна сознания)» (16) достаточно полно отражают уровень современного понимания этой гипотезы. Эта же точка зрения обсуждается и в моей книге «Неоднозначное мироздание» (9). И одним из наиболее спорных вопросов, возникающих при обсуждении этой гипотезы, является вопрос о том, что такое Разум и является ли его носителем только такая высокоорганизованная форма материи, как Homo Sapience, или это свойство присуще всей материи, включая и элементарные частицы? (См., например, на сайте МЦЭИ работы А.М. Костерина (17)).
При размышлениях об этом вопросе было бы весьма полезно учитывать и мнение Велимiра Хлебникова, чье творчество в целом (а не только в «Досках судьбы»!) включает и недоступную нам информацию из близких “параллельных ветвей”4
Для меня эти строки — ясное и искреннее свидетельство того, что “мировой разум”, как ветвитель мультиверса, действительно присущ и человеку, и “камням”, и “полам”, и “столам” — всему сущему5
К сожалению для предмета настоящей статьи, я не являюсь ни специалистом по творчеству В. Хлебникова, ни горячим поклонником его эстетики в целом. Это не позволяет мне увидеть многое из того, что более пытливый и внутренне более созвучный с мирами Хлебникова исследователь найдет в его творческом наследии, рассматривая его с эвереттической точки зрения.
Поэтому я очень хотел бы дождаться результатов работы какого-то знатока Хлебникова, который был бы одновременно и сторонником эвереттики. А то, что это вполне возможно, мне стало совершенно очевидно после получения письма от такого специалиста по творчеству Хлебникова, как В.П. Григорьев, который написал: „Эвереттике полезно было бы вникнуть и в современное состояние велимироведения” (18). Об этом же свидетельствует и привлечение Вяч.Вс. Ивановым в докладе на этой конференции понятия мультиверса к анализу обнаруженных Хлебниковым “констант мироздания”. Конечно, учитывая занятость В.П. Григорьева и Вяч.Вс. Иванова, трудно ожидать от них ещё и эвереттического рассмотрения феномена Хлебникова. Но если не они, патриархи, которые обратили внимание на потенциальную плодотворность применения эвереттики в велимироведении, то, может быть, кто-то из других, более молодых “велимироведов” займется серьезно темой «Хлебников и эвереттика»? Учитывая сделанное предположение о сложной структуре мультивидуума Хлебникова, это — не простое дело. В процессе такого исследования наверняка будет открыто нечто новое и интригующе-интересное, но следует помнить — некоторые ветви и склейки могут оказаться недоступными, некоторые — просто непонятными, а какие-то даже опасными для нашего “здесь-и-сейчас”6
Я же сегодня пока только предвкушаю роскошь общения с таким человеком после его возвращения к нам из мультимира Велимiра Хлѣбникова.
1 Применительно к Хлебникову и поэзии вообще об универсальности взаимосвязи “лирики и физики” очень хорошо сказал А.Б. Гуларян: „Описывать мир можно разными способами, но истинный поэтический текст, где нельзя заменить ни единой буквы — наверняка самый точный и экономный из них, и уже в силу этого должен быть признан универсальным. Если есть что-то единое для разных миров и параллельных пространств — то это будет поэзия”.(19)2 Более подробно и конкретно проявления эвереттических и “материальных” и “духовных” склеек обсуждаются (и изучаются!) в ряде произведений известного писателя П. Амнуэля. Среди них романы «Люди кода», «Тривселенная», повести «Шесть картин», «Маленький клоун», «В полдень за ней придут» и другие.3 В связи с обсуждением с ним текста настоящего доклада, Ю.В. Никонов сообщил мне следующее: „В 1985 году я проходил специализацию по психиатрии в Харькове. Как пример больного шизофренией, который в своем творчестве отразил особености мышления и языка, свойственные этому эндогенному психозу, называли Велимира Хлебникова (бывшего пациента Сабуровой дачи — психиатрической больницы г. Харькова)… По мнению лечивших его психиатров Сабуровой дачи, Хлебников страдал шизофренией, по моей опубликованной гипотезе — возможного результата взаимодействия между ансамблями параллельных миров, что и проявилось в его творчестве”. (20)4 Вот что сказал о причине этой возможной “полезности” Ю.А. Помазной: „Поскольку тела всех людей устроены примерно одинаково, мы и бытийствуем в примерно похожих Мирах, считая (ошибочно) эти Миры — одним и тем же, “нашим миром”. Но если предположить возможное и довольно существенное отличие “телесного устройства” (совокупного устройства механизма чувственности) какого-либо человека, допустим, Хлебникова… то и сознание его в этой “точке выбора” оперирует, выходит, с другими данными. Это не значит, что ему открывается “истина” — ему открывается просто иная реальность, иной её “облик”, “вид”. Но он, с другой стороны, получает возможность “сопоставить виды” и, следовательно, условно говоря, “знает” больше, чем другие люди. Такова, я думаю, “природа” гениальности прорицателей”.(21)5 Очень точно сформулировал эту точку зрения Ю.А. Помазной: „Что касается “других разумов” и “мирового разума”, то и это мне не кажется чем-то мистическим… Здесь нужно только помнить, что мы имеем представление о “разумности”, как о, в конечном счёте, “способности сплетать силлогизмы”. Короче говоря, мы ставим знак равенства между “язык” и “разум”. И когда возникает вопрос: “Есть ли другой ( или мировой) разум?”, на этот вопрос автоматически (“по привычке” — это “привет от Юма”) экстраполируется вышеуказанное тождество как “фикция воображения” — “А какой у мирового разума (или разума электрона, допустим) язык? умеет ли он складывать суждения, соотносить их и т.д.?” Человек, знаете ли, слишком много о себе мнит и слишком превозносит свой “разум”, делает его “выделенной системой отсчёта”. Так я думаю”.(21)6 О чем и предупреждает меня С. Дёмин: „Совершенно очевидно, что Хлебников предлагает нам более объемный срез реальности, чем, скажем, тот же Ньютон. Это выглядит выигрышно в эстетическом плане, но вот в практическом — это вопрос. Если быть последовательным, то еще более объемную истину можно найти в шуме ветра или морского прибоя. Или вот Вам другой образ. Лес (вспоминаю «Улитку на склоне») — это тоже реальность во всем своем объемном многообразии, любоваться им одно удовольствие. Но вот что Хлебников, бродя по нему, накидал в свое лукошко — опята или мухоморы? Этого-то мы и не знаем...” (22) И, после некоторого размышления, конкретизирует: „Если говорить об опасностях конкретнее, то я вижу их в трёх направлениях. Во-первых, это непредсказуемость воздействия “иномирия” на экспериментатора, который берется его исследовать. Во-вторых, опасность включения “макроквантовых” технологий в арсенал средств подчинения или уничтожения людей. А в-третьих, преувеличение вышеупомянутых опасностей в результате логически ошибочного объяснения экспериментальных данных. Осторожность в интерпретации наблюдений, в их трактовке в рамках той или иной модели — это, на мой взгляд, необходимое условие продуктивности научного исследования. Хлебников, похоже, в той или иной степени может послужить примером любой из перечисленных выше опасностей” (23). Опасение того, что «Доски судьбы» могут “спровоцировать” определенные негативные социальные явления, выражено и в весьма содержательном докладе Ю.Г. Проскурякова «Доски судьбы Велимира Хлебникова как жанр философско-сатирического исследования. Элементы новой поэтики».
Родился в 1949 году в Москве. Первое научное увлечение — астрономия. В начале 60-х годов прошлого века изучал астрономию под руководством известного специалиста по метеоритам Р.Л. Хотинка, незаурядного педагога и энтузиаста космонавтики Б.Г. Пшеничнера и тонкого психолога и эрудита д.ист.н. Г.Т. Залюбовиной. Однако это увлечение, сохраняющееся и по сей день, не стало профессией. По образованию химик — окончил МХТИ им. Д.И. Менделеева (ныне РХТУ им. Д.И. Менделеева). Служил в армии. С 1974 года — в НИУИФ им. проф. Я.В. Самойлова, там же делал и экспериментальную часть диссертационной работы, посвященной кинетике окисления сернистого ангидрида под давлением. После окончания аспирантуры преподавал в МХТИ им. Д.И. Менделеева, МВТУ им. Н.Э. Баумана и МИХМе химию и общую химическую технологию, разрабатывал химические аспекты теории излучения абсолютно черного тела, принимал участие в работе семинара ФИАНа под руководством акад. В.Л. Гинзбурга. С 19 августа 1991 года — вне официальной “академической науки”. Работал в частной фирме в области промышленной химии, преподавал астрономию в школе. Ныне — снова доцент кафедры химии МГТУ им. Баумана.| Передвижная Выставка современного изобразительного искусства им. В.В. Каменского | ||
| карта сайта |  | главная страница |
| исследования | свидетельства | |
| сказания | устав | |
| Since 2004 Not for commerce vaccinate@yandex.ru | ||