Иван Игнатьев

———————————

¹   «Дары Адонису». IV. «Петербургскiй Глашатай». 1913.
²   Это мое индивидуальное воспрiятiе. Современнымъ творчествомъ предоставлена полная свобода къ личному постигу.

Ad ovum

Но намъ некогда помнить, что къ чуду мы приходимъ
лишь путемъ чудищъ.
И.В. Игнатьевъ.  Эго-футуризмъ

а исходе 2020-й, год столетия Владимира Фёдоровича Маркова. Ни сном ни духом, пока не раздобыл его «Историю русского футуризма». Раздобыл — воз и ныне там: ни сном ни духом. Выкраиваю время жизни на постраничную съёмку. Именно выкраиваю: дела поважнее как не терпели отлагательства, так и не потерпят. Переснял, выкраиваю время жизни на оцифровку. Именно выкраиваю: дела поважнее как драли нос, так и дерут. Оцифровал, выкраиваю время жизни на вёрстку. Именно выкраиваю: дела поважнее как распускали пальцы веером, так и спуску не дают. Урывками верстаю всё в том же преступном, по мнению заднего числа, неведении. Сверстал в преступном неведении Предисловие, «Импрессионизм», «Гилею». Достаточно для первой странички? Вполне. Стряпаю страничку. Надо снимком лица озаботиться? Надо. Ставлю поисковику задачу  В.Ф. Марков.  Мама дорогая: столетие! Экая маята невзначай.
         Маята  переводится не как ты подумал, не лесенка Маяковского. Который дедом казак, другим — козак. А козак навіть сьомий води на киселі тобі відразу розштовхує, що таке маята: пестливе від маєток або маєтнiсть.
         Хуторок в степи,  например.
         Невзначай  переводится Гаврилой Романовичем  внезапу;  в моём случае это загодя кражу кровного досуга (см.  буквицу  и окрестности) наплавной мост к переводчику «Истории русского футуризма» О. на скорую руку.  Скорая рука  переводится мановение сикось и мановение накось: имеем андреевский флаг и «Поэму Конца» Василиска Гнедова (см.  Пресловiе)  одновременно, если пренебречь промедлением сикося на кириллическую расхеровку.
         Конец — делу венец: неразлейводасО. Кто читал Гнедова, переведёт на раз-два-три, кто не читал — мои соболезнования. Дружище О., не о? / МарковаЬнаЬденедельку / иЪподлдлдлинникподкинь / заодноуо.
         Нанетисуданет. В предвкушении медленногонногонного чтения, оно же сетелицовка (not web-reprint, but web-republication), В.Ф. Маркова крадём досуги понаехавших в Москву соотечественников. Украв, коротаем паузу любомудрием. Как то: солнце на капле росы сжимается в точку, но от него не убудет. А через лупу на дупу? Вот чем надо светило в тупик ставить, гражданин из штанин. Походя про пуп Земли не выпытаешь, так? Так, отрывисто чеканит козако-казачий внук.
         Поставили в тупик солнце, выпытали про пуп, выпытываем про грыжу. Пупочная и паховая лечатся на раз-два-три, поди-ка ушей грыжу диска. Диск есть сугубо сплюснутое тело вращения, так? Допустима выпуклость вдоль оси диска? Допустима. Таким образом, пуп Земли — рубка вспухшей невесть почему летающей тарелки, а малая родина понаехавшего к звезде по имени Солнце Человека — созвездие Пса.
Почему Пса? Очень просто: с туманности Андромеды понаехали бы такие вот андрогины. Смерть Искусству в первом же поколении, так? Так. Искусство (способ одушевления косного вещества и даже пустоты) живо единством (руки-ноги-губы) и борьбой противоположностей (животворящая выпуклость – живородящая впадина).
Распухание бывшей летающей тарелки закономерно переходит в сжатие: Берингию со всеми её мамонтами и предками европеоидов затапливает (современность). Сжатие закономерно переходит в распухание: Берингия обнажается, и Сибирь прирастает на севере до хребта Ломоносова, на юге до Хоккайдо. Красная рыба нехотя покидает Охотское море, белая мгновенно привыкает к пресной, как слеза туарега, воде: противособытие 1917 года. Почему звёздно-полосатые не в силах противостоять нашему прирастанию? А вот.
Уловка сработала: ожидание скукожилось в энную долю мига между прошлым и будущим. Что такое неделя в мои-то лета? Долька доли дления мига — и русский перевод «Истории русского футуризма» в ловких и натруженных руках.
При этом, как уже сказано, хуторок в степи маячит эдак невзначай: то потухнет, то погаснет в суматохе лучей пришибленного моей несравненной правотой Солнца. Задним умом понимаешь: надо бы прищуриться, если уж нет возможности вглядеться через подзорную трубу. Прищуриться сквозь кулак, на худой конец.  Худой конец кулака  переводится торец, образованный большим и указательным пальцами. Кто бы мог подумать? А вот.
         Таки свершилось: раздобыл похожий снимок лица и возликовал. Отставить. Правда, правда и одна только правда. Ликуют посредством звукоизвлечения, так? Так. А я молча упился подробностями. Чествовали ы-ы-ы-ых... опа! Затрудняюсь членоразделием, аведЬсродуНикогда!
         Чествовали Владимира Фёдоровича Маркова (1912–1981), профессора высшего художественно-промышленного училища им. В.И. Мухиной, знатока тонкостей выплавки стекла и выпекания керамики даже не мирового, а мировогогогого, сказывают, уровня.
         Как не упиться подробностями: уж теперь-то Ломоносову есть у кого призанять. Огнеупорно-стеклянные котлы с керамическим подтопком, например. Варево не только барабанной перепонкой — воочию внимает мукам сопреисподника. И ему вольготнее страдать. Вольготнее или нет, я  тебя  спрашиваю? То-то.
         Разрешаю задать мне вопрос: а как же столетие Владимира Фёдоровича Маркова (1920–2013)? А так же: все флаги в гости к нам. Почему в Калифорнию. Русским языком сказано: хуторок в степи. Переводится  Тарас Бульба на побывке.  Но без побоища кринок и макитр.

         Ещё не родился тот господин, кому я побежал прислуживать, но этот приказ исполняю стремглав: ходил с Jaccard’ом в разведку — раз, взволнован — два. И вот я дышу глубже. Ещё глубже. Ещё. Готово: головокружение от успехов.
         Головокружение от успехов переводится  головокружение от успехов НЭБ:  умеют грамотно распорядиться рабочим временем сотрудников. Зачем расходоваться на игнатьевское  Пресловие,  если таковое вошло в его же «Эго-футуризм». Чуть урезанное, зато исправленное: ни гу-гу про «Смерть искусству» и без нападок на Алексея Елисеевича Кручёных. То есть возглас Вам лучше знать! вырвался у однополчанина в спешке, надо было так: А ты получше разузнай!

         Владимир Фёдорович Марков (1920–2013) был невысокого мнения о достижениях Ивана Игнатьева в области любомудрия:

         Возражать повременю, Евгением Соловьёвым перепахать себя предстоит не завтра: на повестке дня побывка, горилка и всё такое. А вот эти строчки врезались в память на трезвую голову:

         В ранней молодости Хлебников задумывался больше о грядущих свершениях, нежели о жизни после смерти.

         Моё священнейшее право иметь своё мнение таково: напутствие (на путь) Хлебникова личному исходу из телесной оболочки есть предчувствие повеления благородного кома князь-ткань своему великому толмачу ссечь известковую коробку черепа наподобие кочана капусты. Приказ, надо полагать, будет недоисполнен: лезвие срежет флейту и застрянет в кочерыжке позвоночника. „Прав, тысячу раз прав был доктор Гильотен!” — воспечалуется дух, отлетая. И эту  ахинею с чужого плеча  смиренно примеривает на себя Хлебников, непререкаемо самостийный самовитянин!
          Чем же заслужил Иван Игнатьев право на образцовость (по Хлебникову) ухода с поверхности Земли? Вдругорядь использую священнейшее право иметь своё мнение: заслужил поступком из ряда вон.  Самозаклание на эшафоте  — это тебе не Маруся отравилась. Ничего я не приплёл: Маруся в любомудрии подобного рода неизбежна. Хлебников был что называется любитель приволокнуться,

и его донимал вопрос, как следует отвечать на подначки сподвижников (братвы). Нас на бабу променял, юбочник и всё такое. Оправдания не в лицу — раз, могота батогом о двух концах — два. Вот неложное свидетельство борений Хлебникова с неукротимой плотью:

Вспоминаем,  кто  противопоставил себя  грозному атаману.

         Хлебников не поясняет, каким образом он собирается спасти деву, а это ключ к разгадке понятия навыворот. Мало высадить полонянку на берег, даже вернуть маме с папой мало. Разин утопил её насмерть? Насмерть. Подыскиваем поступок с обратным знаком: сундук с червонцами в охапку — и принимай, река, подарок.
         Не выход: братва Волгу вывихнет, но червонцы отстоит.
         Остаётся выстрелить в себя или зарезаться прямо на челне (уструге).
         Так пуля или клинок? А кто передоверил Хлебникову окровавленную бритву — архангел Михаил? Круг замкнулся: возвращаемся к самоубийству Ивана Васильевича Игнатьева (1892–1914).

         Никто за язык не тянул, сам признался. Родион Романович для всенародного покаяния выбрал Сенную площадь, Иван Васильевич — обложку «Эшафота эго-футуры». Омыл душу, последний нонешний мальчишник — и вот она, свадебка.
         Но что-то у новобрачных пошло не так. On January 20, 1914, the second day after his wedding, he attacked his wife with a razor, and when she managed to escape, slashed his own throat (Markov).
         Тут и прекратить бы дозволенные речи, последовать благому примеру большинства. Все ни гу-гу, и мне бы так: сойду за умного. Решено: молчок. Предамся-ка лучше воспоминаниям.
         Думаешь, я всегда был несравненно прав? Какое там. До знакомства с Омри Роненом (1937–2012) владыка досуга твоего был паинька и пульпультик.
         О ту пору несравненно правым всегда оказывался он, этот мой заморский приятель. Простой пример: переменим в прениях о значимости  Пресловия  Jean-Philippe Jaccard на  Omri Ronen,  сохранив вопрошающе-таковый напор собеседника.
         Ни единого поддавка, ни  еди-но-го. И напоследок дружеский совет: не лезьте не в своё дело.
         Терпение лопнуло на Андропове. Всё-таки, говорю, Юрий Владимирович царя Ирода переплюнул, так?
         Что началось. Зачем вы слушаете клеветников России. Я эту гадину разглядел ещё в Будапеште. Поговаривали, да. Загнутый кончик носа, уши, Урия. Выбросьте из головы эти глупости.
         Шельмовать Андропова гоем — это уже слишком даже для Омри Ронена. Свожу переписку на нет, но жить долго и счастливо не желаю. Это прощеваньице у меня такое:  живите долго и счастливо,  куча-мала приятелей сподобилась.
         И что. Вместо благодарности за пощаду Омри Ронен умирает. Пришлось увековечить.

         Хлебников подметил в русской речи невероятно многозначительную подробность: гласные  ы  и  е  выворачивают слова. Выворачивают не вывихом, а наизнанку. Иврита не касается, заспорил бы забияка Омри. Умри, родной мой. Взоры если тебя нечаянно откроют, ты скажешь, развалясь на кресле: Я тот, кого не беспокоят. Да, не касается. А вот гой и на идише гой, а гей и на идише гей.
         Наше приятельство с Омри Роненом затянулось лишь потому, что я эдак ненавязчиво ему льстил. За грубый подхалимаж Омри без разговоров давал по сусалам (см.  Смычок над тучей), бескорыстную лесть прощал. Или терпел, поди узнай теперь.
         Да и польстил я только раз. Разрешите, мол, вот эту мысль присвоить на взаимной основе. Разрешил. Он же не знал, что значит у меня взаимность. Обязательно исковеркаю себе в угоду.
         Что началось. Пришлось дать задний ход, но с гордым видом. Это понравилось, стали приятели. До преткновения на гоях. С геями бы такого не случилось, зуб даю.