окровенный словознатец ради горстки привередВычитал из пользы пользу, поделённую на вред.Воздаяние — пустыня и палатки чёрной шерсти:
Пятьдесят четыре бейта тёмных выкладок и смет;
↓Костерок, верблюды, люди — тот ничком, а этот навзничь,
Здесь привал или припадок — нелегко уразуметь.
Опасайся, словознатец, перепалки с перестрелкой.
Угодишь сглупа в Полтаву — будь Мазепа, но не швед.
Угадай, толмач присяжный, следопыт речений вёртких,
Что приемлет это племя, что — святыня и не сметь.
Вот один из тех, что навзничь, подымается, встал, дышит,
Средних лет, благообразен, в бязь оглавлен и одет,
Бороды и косм, пригодных на силки для вдохновенья,
Нет... И кончено, довольно бесу внешнего радеть.
А не будет он кружиться, как дервиш, подобный смерчу,
Добывать не станет пяткой воду, нефть или завет?
Бди сугубо, даже втрое: миг — и брызнули глаголы!
Но спокоен собеседник. Что ж, и нам пора трезветь.
— Расстарался притворяшка, сколько тонкости в уловках...
Ногти лучше бы навозом: вон царапинки помет.
Ведом и твой хадж к престолу Простоты непостижимой, —
Упование рождённых понимать, но не уметь.
Отблистал, заупражнялся, изнурён ожесточеньем.
Скинь личину и доспехи потаённые, совет.
Многознание и мудрость — между ними пропасть, дóлжно
Дорожить неравным спором, а не киснуть и коснеть.
Эти смуглые числяне — данники священной речи.
Они мстят сурово, если оскорблен высокий бред.
Испытателя Природы привечают неизменно,
И задорная беседа — их обычай сердце греть.
Велико гостеприимство, сплетням только нет приюта,
Душновато суеслову, затоскует пустоцвет.
Для устáвного досуга — состязания сомнений —
Приглашают пешехода, за которым не поспеть.
Вестник, молния-провидец, перст грядущих мироятий!
Предстоишь Ты или явлен? кто укажет, где Твой след?
Лгавда и утроба, слыва и кусальная сноровка —
Не сейчас ли нападают, суждено им одолеть?
Докажи нам строго: время — не поток из прорвы в прорву,
Сбытие, возврат событий — с этих слов сними запрет,
Вещность мига, волны рока и события-частицы —
Зарони числянам в разум — корениться, ранить, зреть!
Здесь припадок. Проповедник снова цацка чёрной хвори.
Пена, корчи, нечто вроде “мерно лязгает хребет”...
Чур меня! Войдёт в привычку путать паузу с падучей,
Отходящему потянет для созвучий подхрипеть...
Словознатец нацарапал на ногте образчик бреда
И, ничуть не уязвленный, хмыкнул — вот и весь ответ.
Тусклый взор, ни тени духа, заурядная бездарность.
Или дар почил, сгнетённый, и мечты удел — вдоветь?
На песке — бороздки мысли, спорят ветер и числяне.
Оси, плавные кривые; час — они сойдут на нет.
Цифры, буквицы … Халдея! Тут слуга покорный: легче
Отыскать яйцо с иголкой и в ушко верблюда вдеть.
Был притворщик словознатец, но не робкого десятка,
Вряд ли выдержкой подобной обладает домосед.
Повидал он и послушал, постоял на перепутьях,
Ну а взор — в себя, на солнце… Как порой не осоветь.
Притворяшка-словознатец так чурается успеха,
Что и впрямь не отличает поражений от побед,
Мало-мальская известность его злит и устрашает,
Он друзей себе не ищет... Впрочем, не о чем скорбеть.
Затянулось бы молчанье, но запел далёкий голос,
Неказистый, хрипловатый, без особенных примет,
И числяне перестали сопрягать свои кривые, —
Самовластье строгой мысли уступает праву петь.
Три созвучия — два бейта, три созвучия — два бейта:
Пляска чисел-оснований благоденствия и бед,
Что полынь крутое зелье, но пьянит необоримо —
Прочь, удел косноязычных — запинаться и робеть!
Здесь другое: показалось, тщится голос небогатый
Свое капельное чувство — тонкий лучик, малый свет —
Донести без ухищрений — бóльше сердца, бóльше сердца! —
А не знанием кичиться и впотьмах себе довлеть.
Плох напев, подобья мысли — жвачка древних суеверий,
Вместо иноходи плавной — скок с предмета на предмет,
Тощий слог в ничто вменяю; песнопевцу в этой жизни
Повезло: не доведётся от избытка онеметь.
Раз, два, три полупоклона именам певцов старинных —
И настаивает голос, что велик один Барбед:
Каждый день слетала песня о уст его неистощимых,
Да такая — нам, убогим, за века не накорпеть.
Он Барбада славит: добре! а Гомер? — заметим в скобках.
Впрочем, невелик убыток, — этот многими воспет.
Голос между тем всё ближе, старина всё отдалённей,
О насущном, о житейском... Надо записать успеть.
— Он велик, а я ничтожен. Злое умозаключенье,
Но таков палач рассудок. Нет: велик, но милосерд.
Необъятный ум вселенский: капля и краюшка хлеба —
О Земле и мирозданье! А в разрезе пена — сеть.
Его дел вечнозелёных лес гулякам не показан.
Здесь и там плоды. Отведай. Неповадно будет впредь.
Зáсеки, пожары слова, бурелом. Но не трясина.
К роднику ведет, к истокам головная круговерть.
Мудрость — зрелость мысли; возраст вял и осторожен.
Старец он числом свершений, а не чередою лет.
Éсть ответы. Пусть вопросы у потомка не готовы,
Скакуну шепнёт он в ухо — так не обжигает плеть!
В ёмкости (С) всплеск мнимый тока упреждает напряженье (U),
Свет звезды из гроба червем понимает небовед,
А страна произнёсенных слов, где он сияет славой, —
Навсегда. Там победили. Барыня ошиблась Смерть! —
Здесь повальное молчанье, даже языки огня коснеют.
Растолкуй нам, песнопевец, жалобщик и самоед,
Кем, кого провозглашаешь? не дразни обиняками,
Брось намёки, недомолвки. Вот резец тебе и медь.
Остальное вне касыды: задано число 1×2×2×3×3×3 = 108.
Для меня — поверьте слову — наступил-таки рассвет:
Малочисленный народец на добычу веры грянул.
Впереди — вождёк с тетрадкой, пылкий велимировед.
