В. Молотилов

утулый дух в сутулом теле
Имели родичи Емели.
Иное дело младший брат:
Прослыл Емеля с колыбели
Богатырём в царёвом деле
Сгущения глагола брать.

Родные (Пропп тому порука)
Давным-давно уразумели:
Что в бабье лето, что в метели
Звать не ко щам — пустая мука.
Воспитывали, как умели.
Бывало, посреди недели

Гнут в три погибели хрипья,
Воспринимая в два копья
Американско табачище;
Приснится, что напился пьян —
Вполне кромешник и смутьян,
И на правёж: Емеля взыщет.

Ну причесал, ну ис-ка-зитель.
Одумайся, смени зачин.
Семь лет не смеют врать врачи,
Вралей отсеивают в сите
Собакобои, трупачи;
По-русски врать — латынь учи.

Зачин с латынью — это да.
Стремись, едрёна борода.
Повременим туда стремиться.
Не выйдет сказка — не беда,
Не много стоила труда,
А навык всякий пригодится.

Волшебные личины-рожи —
Вот залежь-целина ещё.
Раз — перекинулся лещом,
Два — лёжни, вентеря, мерёжи,
На сковородку за просчёт...
Личинка — раз, жук — три. Хрущом

И ночью — буду опасаться —
Лечу, куда вас не касается.
Вот приземлился, отжужжав.
Рассвет застал меня красавцем.
Зачем — опять вас не касается.
Ну ладно, просто моложав.

Корыто, бредешок на тыне
(От слова бредень, а не бред,
Не суйся, горожанин, впредь),
И петел вопиет в пустыне
(Не лезь, тебе же и во вред:
Петух, козёл  — обидно ведь).

Погода, воздух — упоенье.
Как Пушкина стихотворение.
Лопух, крапива, лебеда.
Не утро дня, а утроенье:
Досуг, здоровье, настроение...
А вот и дева-лебедь. Да,

На самом деле выплывает.
Смекай, опрятный вид привлёк:
Не парень — пряников кулёк.
Был жук, стал жох. Так и бывает.
Но жох отъюркнул, как малёк,
На руки-ноги приналёг.

Опять запинка у зачина.
Зачем отъюркнул, дурачина?
Затем: загробные запястья,
Заколки, бусы — вот причина.
Прочувствуй глубину пучины:
В десятый век сумел попасть я.

Отъюркнув, отчитаюсь вкратце,
Попутно ячеством блесну —
Именно ты и не уснул.
Мальками нечего мараться —
Ни на червя, ни на блесну,
Личины — ну их к Перуну,

Я умный, в этом всё и горе.
Тут с Грибоедовым не спорю.
И множат знания печаль...
Один пирую на просторе,
Мне хорошо в полузатворе,
Печаль светла. Не заскучал?

Итак, передо мной не шведка,
Любительница бубенцов.
Русь: причиндалы налицо.
Печали поважней разведка,
Чьи ожерелья, чьё кольцо.
Завидуй, Виктор Васнецов.

Это ему бы век десятый:
Литые пельки-поросята
И соблазнительный задок,
И ротик, девственно раззятый...
Не тронь десявицу, нельзя так,
Не рви убора ей, знаток!

Уже на медные застёжки
Зашёл уверенной рукой,
И — ну и гад, ну змей какой, —
Хватаю в руки резвы ножки —
Свои, свои, мой дорогой, —
И — хóду на зачин другой!

За этакое за преданье —
Да по сусалам, и не дланью —
Забвеньем вдарить, навсегда.
Сам признаю: нет оправданья.
Весь распорядок мирозданья
Навек порушится, когда

Владелец головы некрепкой
Соединится без затей
С пра-пра: а ну зачнёт детей?
Не дед да баба, не у репки...
Догадлив этот жох, ей-ей;
Смотри, что б натворил злодей:

Появятся, а я в ответе,
Полуписательские дети
Учёный кот и книжный крот;
Нагрянут к папе на рассвете
(Я породил, а ты свидетель)
Сын-словоблуд, сын-словомот...

Народ ждёт хлеба и Емели.
Поэтому и драпарá,
А не случайности с пра-пра.
Расспотыкался, в самом деле!
Утаптывать стезю добра
Давным-давно, мой друг, пора.

Покаялся — и успокоен.
Уём, уют, и всё такое.
Малька уев за бойкий ход,
Не плавником — ноги стопою
(Ноги, заметь, а не запоя)
Стезю добра попру вот-вот.

Русь! не за плоть, духи и чары,
За девственность прими поклон.
Личинки, уползайте вон.
Сдай полномочия, жучара.
Жох, на коня — и на Гасконь.
Вдох-выдох, медленный разгон...

Мы сроду не жевали нюни.
Жук был судьба, жужжал не втуне,
Бывает и полезный бзик
(Через плечо три раза сплюнем).
В десятом веке, во июне
Веди до Киева, язык.

Ты много надобней, чем посох,
И даже больше — чем глаза,
Язык, хозяин слова льзя.
Веди, родной, великоросса,
Векам расправою грозя;
Ты без костей, и этим взял.

Ужо нагряну в древний Киев,
И — в логово зелёных змиев.
Не беспокойся, сбрил усы.
Меды и брага там такие,
Что ошалела Лешакия,
Оплот чудес всея Руси.

А где ворота золотые?
Бревно, везде одно бревно.
Переряжаемся в ряднó
И шкуры самые простые.
Нет, не зачин очередной.
Немного потерпи, родной.

Теперича в своем уме я, —
Спроси у стража Берундея,
Он при дверях в почéстен пир.
Бери, Даждьбожий дар имею
(Суётся под руку гинея,
А в ней динар). Взял, нетопырь.

Был ряд событий. Не суть важно.
Берут не сразу города.
Взгляни: роскошная брада,
Как распушилася вальяжно.
Увы зачину? Никогда.
Зачины, впрочем, ерунда,

Да был бы гуж, мы дело стянем.
Как неваляшка мигом встанем.
Теперь весна, моря из луж;
До снега погодите, сани.
Обратно обросли усами,
Усами стянем — чем не гуж.

Нас Красно Солнышко пригрело.
Мы там в особенной чести.
Зачем плясать, гузном трясти.
Большой башке — большое дело:
Сказали Перуну прости,
Плыви-ка, идол, отгостил.

Присутствовал, и не с сопелкой.
Дана гудошеству разделка.
Прости, гудок, прощай, сопель:
Отплавалися ныне мелко.
Подумай, вовсе не безделка —
Все племена вести в купель.

Крещение страны не шутка.
В Днепр целый Киев — пустяки.
А чудь, сумь, емь? а вотяки?
Лес, глухомань, бывает жутко:
Толчет бабуля костяки,
Ей нужен кальций на клыки.

Да мало ли препон крещенью.
Не любит меря просвещения.
Надеется на идол меря,
Попа свежует в угощенье.
Попал креститель — нет прощенья!
Найдутся и другие звери,

Есть и похуже супостат.
Совался давеча Кобыла,
Попробовал и в лоб, и с тыла...
Вернулся óченно устат.
Иссох, истёк, сердечный, мылом.
Остался клюв на месте рыла.

Добрыня? Нéтути Добрыни.
Он крестит в Новгороде ныне.
В огромной вежество цене
На той, старинной, украине,
На северах: мечу, дубине
В увещеванье места нет.

Добрыня вежлив, даже очень,
Как с Чичикова брал пример.
Но есть креститель-изувер,
Четвертый день без полномочий.
Он поделом сидит, поверь,
У князя в погребе теперь.

Ещё покрыли святотатца.
Да вы слыхали, может статься:
Из лука расстрелял кресты,
За подвиги де рассчитаться...
Голь рада: случай насосаться,
Кресты же не из бересты

Нам чернецы дарили греки.
Теперь все маковки пусты.
Теперь тоскуй внизу, грусти,
Разочаруйся в человеке...
Он серебро в три дня спустил.
Всадили в погреб — поостыл.

Ещё у князя есть Малёха.
Чрезмерно вежлив, это плохо:
Невероятнейший кобель.
(Припоминай опрятность жоха)
Распутник, страшный распустёха.
Враги Малёха и купель.

Добрыня крестит украину,
Малёха плох, где нагота.
Кого послать, в мешке кота?
Я тáк прикинул, сяк раскинул —
Конечно, прыть уже не та,
Но ведь заела скукота.

Я близорукий созерцатель
И умозрений отрицатель.
Люблю движение, струю.
Жиреть в пирах — с какой бы стати.
Меды перехвалили, кстати.
А с браги той, прости, блюю.

Язык дубеет с долгих пьянок,
Уже не тот глагола звон.
Напрасно жоха гнали вон, —
Другой пугает россиянок,
Не призрак и не страшный сон,
И не расходы на фасон,

Не роды дочери без мужа
(Чего б еще, казалось, хуже),
Не зубы желтые в десне
(Не скалься — и не видно вчуже),
Да и не жёны только тужат;
Язык, работай, не косней,

Ну, выговаривай, родимый,
Нам имя, имя изнеси,
Уже упрашивать нет сил!
Кощей Бессмертный? Мимо, мимо.
Ну ладно, помни: сам просил.
Примеривал хомут — носи.

Нам нет и не было покоя:
Прорухой, да еще какою,
Грозит Руси Емелиан.
Имён немало, но такое...
Сперва опешил я, не скрою.
У кривичей да у полян

Слыхать Руслана и Людмилу,
Не от сохи — от теремов,
Где потрясение умов:
Разбили славного Кобылу...
Поэтому без долгих слов —
Живым злодея. Все на лов!

Где краткость, там благие цели.
Обратно сократим в Емели
Емелиана до поры.
Ребята, стой, привал. Присели.
По чарке выпили, заели.
И тут нас взяли в топоры.

Не каждому сестра и краткость.
По чарке, две — готовый жбан.
Медок-дрянцо как тать-жиган
Орудует тишком-украдкой.
Повальный хмель, не испужба,
Не шемаханска ворожба:

Увы хмельному печенегу,
Вали навозом на телегу,
Набрался всклень. Теперь проспись,
Очухайся: своё отбегал.
Постыдный плен, ищи в нем негу.
Найду, найду; не торопись.

Я с детства не люблю нахрапа.
Поэтому такой размер
У этой сказки, например.
Не нравится — сам нацарапай,
Яви чутьё и глазомер,
Иносказатель-иновер.

По-русски о труде и лени;
Забудь про Тютчева веленье;
Готовься, не проспи зачин;
Терпенье, русское терпенье;
Придерживай упреки, пени:
Мы не от печки, мы — к печи.

С глаз как слизнуло пелену,
Когда побоище Кобылье
Чуланной отчихнулось пылью
В Емелиановом плену.
Дообъясняю, не забыл я.
Доподлинною вышла былью

Догадка думных киевлян:
Давно крещён Емелиан.
Добавлю: сызмала. Обычай.
Вот землепашец Иоанн,
Гончар Тит, бондарь Феофан,
Илья пастух, приятель бычий.

На избах отдыхает глаз.
Крестом честным осьмиконечным
Часовни тут и там увенчаны.
Влас, позолотчик-верхолаз.
С таким народом обеспечена
Краса-баса и безупречина.

Зачем Кобыла? я при чём тут?
Вопросы переправим чёрту.
Лукавого и вопрошай.
С меня не требуйте отчёта,
Не наседайте горячо так
(Вру с перепою? сам решай,

Следы Аскольдова крещенья?
Исследуй, уступлю права).
Полóн — малина, трын-трава,
А не Бессмертного кощенье.
Доверили колоть дрова.
Емеля, напили сперва.

И напилил бы, только нечем
(Вот и зачин; такие печи —
Вокруг да около пришли).
Урод, с рождения увечный.
Рук вовсе нет — пустые плечи.
На месте ног — рогожный шлык...

Кумир-божок: башка и тело,
Таков лентяй и лежебок.
Подскажут: шельму метит Бог.
Сиди, подсказчик, пока целый.
Перебивать не дам урок.
Пусть не тебе — соседу впрок.

Прибью, болтун, — и взятки гладки,
Сижу и так (в плену, мой сладкий),
Свое в зачинах отыграл,
Скакалку, чижика и прятки
Оставим на шестом десятке:
Всё до поры. Теперь — пора.

Емелиан в народе главный,
Верховный Ум: руси-князей,
Меча и паруса друзей,
Не звал народ самодержавный.
Ум обладает властью всей.
Кто с тонкой кожей — не глазей.

Действительно, сначала жутко.
Природа-мать здесь шелапутка,
Убавила дитяте всласть.
(Вот-вот, брат: шутка-убаутка)
Детей пугать таким анчуткой.
Власть не могла бы ниже пасть.

В те годы — рослые владыки,
Власть кулака, а не ума.
Дерутся дяди, кутерьма
„Ужо тебе”, „вот погоди-ка”;
Кто наверху — умён весьма,
Не разумея и письма.

Умён Верховный? да наверно.
Чадолюбив неимоверно:
Жалеет чадушек-исчад,
Не задал боенки примерной
(Бью деревяшку суеверно),
Дай Бог ему детей-внучат.

Ум есть, но не видать умини.
Два брата состоят при нём
С огромным огневым конём,
А Горбунька нет и в помине.
Как на слоне впристёг ремнём...
Жуть, и поэтому замнём.

Про Симеона и Андрея
Докладываю: рожи бреют.
Мешает волос кузнецам.
Вот землепашцу нужен: греет.
За мною в кузницу скорее,
Там Симеон, Андрей и сам.

А кузня вовсе не избушка.
Годится терем-теремок
Ковать мосты, а не гвоздок.
Пусть первобытная, но пушка.
Уже и порох превозмог...
Вот именно: без рук, без ног...

Большая, повторяю, кузня.
На блоках кожаный подгузник;
Плашмя уродец над столом,
Как самолётик-кукурузник,
Скользит легонько, малогрузный,
Чертёж царапает стилом.

Стило  перевожу в писало.
Нет, оставляю. Бросить жаль.
Стило — на удивленье сталь,
Дамаск бы зависть иссосала.
Оставлю сказке блок  и таль,
Воображенья щекоталь.

Велимирянину латыни
Нельзя ни слова. И поныне
Держусь того, но блок  и таль...
Мы без Европы не простынем,
Газ  на природну вонь растрыним;
Петра Великого деталь

Куда мне деть? спрошу несмело.
Учитель, помоги, ответь:
Судьба деталью  овладеть?
Опять запинка, стало дело.
Учитель, можно цех  воспеть?
Напропалую буду впредь —

Об исключениях молчите,
Великодушный мой Учитель, —
Пять букв Европе разрешу.
Цех  — кратче слова не ищите,
Годится шлак.  Но, не взыщите,
Шесть букв от сказки отрешу.

Увы тебе, деталь  петрова.
Подгадил русский мягкий знак.
Ведь полубуква, как же так?
А вот: закон, и будь здорова!
Сам породил — сам под резак,
Как Гильотен, клади чердак.

Читатель, был расчёт с заминкой.
В зенице у меня соринка.
Со стороны видней: бревно?
Чертёж, вощёная простынка.
Стилá упругая тростинка
(Пускай бревно, мне всё равно),

Скрипит в устах Емелиана:
Зубами чертит золотник.
Читатель в таль уже проник,
Перелистал, сойдя с дивана,
Словарь, науки проводник,
Но тут, со мною вместе, сник.

Сник, отдохнул, опять за сказку.
Сооруженье на салазках.
Котёл и топка, рычаги.
А золотник найди, будь ласков.
Мал — потеряешь, есть опаска,
Десятый век: темно, ни зги.

В золотнике вся закавыка.
Найдёшь — я обещаю выкать
Тебе, старатель дорогой.
Ну вот, своя рука — владыка
(Своя, своя; но погоди-ка...
Бревно багром, не острогой).

Вы уловили мой обычай
Отлынивая наступать.
Готовьте выговор: опять.
Не по моим зубам добыча.
Иду в тенёк мороковать
Насчет назад — обратно — вспять.

С теньком немалая оплошка.
Читатель, гляньте-ка в окошко.
В окошке русская зима.
Хлебают щи, а не окрошку.
Таки присяду на дорожку,
Дань суеверию взимать.

Эй, ходовые испытанья,
Ты позарез мне, “под шумок”.
Емелиан всё превозмог,
С золотником давно братанье.
Швыряют в топку уголёк...
Сейчас отъюркну, как малёк.

Колёс тележных не находим.
Пестом огромным пароходня
Толкаться будет: скользкий шаг.
К лежанке вроде горки сходни.
Ну чудеса; но вот Господни ль?
Печь или пречь — решай, лешак,

Я не вникал: стопа зудится,
Ну... Ну... Поехала-таки.
Ка-ак заорут емеляки.
Кому журавль, кому синица.
Готовьте с осени катки.
Тут и отъюркнул я, братки.

И снова Киев. Княжий суд.
С пробитым черепом несут.
И — в буерак, не просто оземь.
Не бойтесь, как-нибудь спасут.
Ещё набродимся в лесу,
Наколобродим сказок восемь.

Конец. Орала на мечи
Перековали для Кобылы.
Емеляков дотла избыли.
Печь как последний зуб торчит.
Ум — в куль; и прорубь прорубили,