В. Молотилов

Валамiръ

Йосипу Ужаревичу

Предыдущие главы


6. Дунайский всадник

городник садоводу не товарищ. Деды жили без яблок, и мы перетопчемся. Располным-полно земляники в березняке и малины по вырубкам. Жимолость поспевает на Петровки, калина к Семёнову дню. На болоте клюква, в бору брусника.
Огородник товарищ не садоводу, а виноградарю. Черёмуха и рябина что под окном, что в лесу: видит око, да зуб неймёт. Лоза не то: на зиму прикопал, весной восставил, подвязал и обрезал — готовь бочкотару.
Для постоянного посетителя Хлебникова поля смычка огорода с виноградом не новость. Досужего новобранца отсылаю к предыдущей главе, к недосужему сочувственно снизойду: в XIX веке собиратели свадебных песен и заплачек наткнулись на смутное предание о первобытной Руси. Даже не смутное, а стёртое в бессмыслицу расхожей попевки. Или перехожей. Да, перехожей, как былинный калика. Идёт-бредёт с бадожком в сорок пуд через леса и горы. Вот и Колыма, пора присесть. Присела попевка на пенёк, и  олонецкое  виноградье  вмёрзло в пинежский  Дунай,  как мамонт в Таймыр. Известно, как вмерзают мамонты: опасная трясина под видом озерца с гагарами. Всосал — испил, всосал — испил, всосал — испил. Известно, как испивают мамонты: слону невподъём. А трясина того и ждёт.
Совершенно как тебя разлюли-малина по-над заглавным пупком. Раздвинутые ноги, раскинутые руки. Вечный зов, а не вышивка. С точки зрения шерстистого мамонта. Теперь слушай саблезубого тигра: миром правит не вечный зов, а вечный страх. Покончу с самокопанием — приужахну.

Из-за тебе подобных заминка, кстати говоря. А ты пиши мне письма мелким почерком, обличай. Со стороны виднее, бревно в глазу или подзорная труба. Пришёл, увидел и давай кол на голове тесать, вразумляючи. Если в глазу труба — дело в шляпе. Если бревно — дело труба.

Мечты, мечты, где ваша сладость. О напарнике навсегда. Ильфа с Петровым единила удаль молодецкая, наши умы свяжет девичья краса. Красота — страшная сила, а у страха глаза велики. Так велики, что векам тесно. Немигающий взгляд, как у гадюки. Роговица, на орошаемая слезой, превращается в пяточную мозоль. Просил напарника навсегда — получи неизбывный ужас.

Довериться Фоме? Этот похерит всё и вся. Похерив, распушит. Распушив, раздраконит. Ну не любит Фома Фомич высиживать чужие перлы, не лю-бит. Полковник? Полковник рождён быть хватом, а не сообщником. Сообщниками вообще не рождаются, судя по Анфисе Абрамовне. Рождаются сообщницами. Ах, какая женщина, мне б такую. Да разве подступишься. Занята по самое последнее прости ныне здравствующим предметом истолкования. Творчество — попытка бессмертия, а предмет удачлив как никто. Его превосходительство Фома Фомич, так точно.

Стало быть, кол на этой вот голове мне же и тесать. Свет не без добрых людей: помещик Максимович выудил из Слова о Плѣку описку  вѣчи  Трояни, а вот по  тропе   придётся шлёпать самому.

Сомнительное место, разве не так. Траян прежде всего воин, а уж потом надувала казны порченой деньгой. Мужской род воин происходит от женского война, а войны различаются размахом смертоубийства. Ино дело война мировая, ино дело межплеменные разборки. Бывало, чероки ступят на  тропу войны  с кроу, но русский чудо-богатырь всегда шёл её дорогами.

Разумеется, покорение Дакии меркнет перед захватом Армении с дальнейшим выходом через Месопотамию к Персидскому заливу, однако мы вникаем не в показания Моисея Хоренского, а в русскую песню. Попробуй, выкинь из неё самоцветное слово  тропа.  При этом Траян двинул на Дакию двести тысяч бойцов,  тропа  обязана уступить место дороге. И уступила-таки: вырубленная рабами Рима в скалах Карпат  via Trajani   налицо.

Но Траяну приписывают и длиннейшие оборонительные валы. Похож гребень вала на  тропу?  Похож. Как сооружают оборонительный вал? Землю из рва укладывают на ту из обочин, куда не должен ступить враг. Похож ров на канаву? Похож. Поехали.

Staza | steza | патека | chodík | cestička; | pěšinka | stezka | szlak | пътéка. Русское  тропа  — новодел? Кое-где у нас порой удобоступаемую вытоптку называют стёжкой, совершенно как в Чехии. Не более того. При этом находим звуковое соответствие с некоторым уклоном в смысл у македонцев и болгар:  трап.  Сдаётся мне, перегласовка ничтожная. Что скажут словари?

Звёздочкой помечены извлечения из составленного И.И. Толстым Сербско-хорватско-русского словаря (ГИИНС, 1957). Здесь же (стр. 948) находим прилагательное трâj||aн, ˜ни, ˜на, ˜но 1) длительный, подолжительный; 2) прочный. В хорватском ему соответствует прилагательное  trayan.  Любопытная получается химера  вѣци trayani.  Потом, потом. Не отвлекаться от пространства (extent) на текучку (duration).

Только вот пространство ли. Словенский дурак  tràp  здесь по недоразумению, кажись. Отбрасываю заодно с прочими недоумками. Отбросив, ловлю себя за руку. Ишь, находчивый какой самостоятель. Приглядеться к болгарскому  трап  надоумил Марин Стоянов (Степанович) Дринов (1838–1906), разве не так.

По правде говоря, совет воистину сказочный: иди туда, невесть куда. Но что иголка в яйце, а не в стоге сена, я сообразил именно тогда. Долго ли, коротко ли — Слово о Плѣку заиграло новыми красками. На радость Н.М. Карамзину и проф. Д.Я. Самоквасову. Это же они пытались внушить россиянам, что сведения об изгнании предков с левобережья Дуная во время óно (вѣци trayani) изложены в памятнике древлеотеческой словесности вполне отчётливо. Куда конь с копытом, туда и рак с клешнёй. Не очень-то хотелось пятиться, а вот поди ж ты.

Но къ дѣлу. Игоревъ пѣвецъ уснащаетъ похвалу именитому предшественнику (кладезю преданiй старины глубокой, надо полагать) завитками краснорѣчiя:

Налицо предѣльная осторожность высказыванiя: 1) древо-насѣстъ соловья-Бояна  мыслено;  2) подъ облакы Бояна уноситъ не Сивка-Бурка или Пегасъ, но собственный  умъ.

И вдругъ его владельца безъ долгихъ разговоровъ отправляютъ чресъ поля на горы  въ тропу. Относительно  тропы  можно-таки заподозрить иносказанiе: Трояня, т.е. нивѣсть чья; но поля отнюдь не отвлечённое понятiе, ихъ подлинность не смазана обиняками. Лично я вижу воздѣланныя тяжкимъ трудомъ нивы, а не Эйнштейна въ Принстонѣ (united field theory). Бояновы горы тоже представляются мнѣ достаточно каменными, во всеоружiи тѣснинъ, пропастей и переваловъ. И тропы тамъ скорѣе козьи, нежели Трояни, кто бы не скрывался подъ сей личиною.

При этомъ Боянъ, вопреки Д.С. Лихачёву, рищетъ чресъ поля на горы не  по  тропѣ или тропою, но  въ тропу.  Выяснимъ, насколько правильно Игоревъ пѣвецъ примѣняетъ указанные предлоги.

Какъ видимъ, примѣненiе сихъ предлоговъ до мелочей совпадаетъ съ нынѣшнимъ. Приходится признать, что выраженiе  рища въ тропу Трояню чресъ поля на горы  прямо-таки выламывается изъ Слова о Плѣку. Нѣчто вродѣ уманскаго суржика въ гостиной Анны Павловны Шереръ. Завсегдатай шереровскихъ вечеровъ князь Basile тотчасъ разрешаетъ нѣмой вопросъ Анны Павловны переводомъ речеваго ублюдка на языкъ присутственныхъ мѣстъ: „ры́ща тропой Трояновой чрезъ поля нá горы”. Почтительная пауза, и князя-мудреца льстиво, но не безъ вдохновенiя перетолковываетъ заѣзжiй импровизаторъ мосье Трике: „Если б ты Траяновой тропой / Средь полей помчался и кургановъ, — / Такъ бы нынѣ былъ воспѣтъ тобой / Игорь-князь, могучiй внукъ Траяновъ!”

Вирши превосходны, да толку-то. Глагол  рыскать  означает не скачку сломя голову, а быстрое перемещение с незначительными отклонениями от заданного курса (бесцельные рыскания называются праздношатанием) вправо | влево | вправо | влево. Змейкой, что называется. Отклонением от полётного задания вследствие рыскания озаботился ещё Циолковский, если не изменяет память. Или Цандер. Да, Цандер. А остроумный способ устранения этой погрешности Сергей Павлович Королёв перенял у Вернера фон Брауна. Фон Браун первым придумал, как бороться и с тангажом (фр. tangage — килевая качка), т.е. уходом головной части от заданного направления к цели вниз | вверх | вниз | вверх.

Тангаж в связке с рысканием предполагает пространство трёх измерений; в памятнике отечественной письменности речь идёт о двух: чресъ поля. В русском поле рыщет, как правило, серый волк. Рыщет в поисках добычи, охотится. И не знает, что старый граф Ростов затеял облаву с привлечением лучших стрелков околотка и огласил роспись приданого своей дочери Наташи. Вот они пересеклись, облава и матёрый хищник. Ровное поле для волка и Наташи смерти подобно, даёшь пересечённую местность. Ну где же вы, друзья мои овраги. А ещё лучше — болгаро-македонский  трап,  то есть ров. Желательно сухой. Ага, вот и канава на случай весеннего паводка, управляющий Кюхельгартен предусмотрел. Разумеется, матёрый туда сиганул и приударил во все лопатки: скрытное перемещение на предельной скорости, чего уж лучше. И тут мы замечаем, что рыскание волка совершенно прекратилось: ров задаёт направление, с какой стати выписывать по нему змейку.  В нём,  прощу прощения. Оказывается,  в болгаро-македонском трапе  волку рыскать даже и глупо.

Да и не ров это, а яма-ловушка. Переводчики с болгарского и македонского дали маху, с кем не бывает. Коли на то пошло,  трап  открывает широчайший простор воображению: а ну как первобытные охотники это сочетание звуков относили к яме (вымоине, карстовой воронке) с настилом из жердей, куда загоняли на убой крупную дичь. Во всяком случае,  ловушка  на английском и валлийском языках  trap,  на баскском —  tranpa,  на испанском, каталанском и галисийском —  trampa,  на итальянском —  trappola,  на корсиканском  trappula.

Итак,  в  рукотворных сооружениях для загонной охоты (облавы) не весьма удобно рыскать. Впрочем, и  по  русской тропе, то есть довольно узкой стезе, снуют челноком не от большого ума. Но если снуёт не праздношатающийся бездельник, а беглец — по нему жёлтый дом плачет: вернись в мои объятья. При этом Слово о Плѣку сочинил отъявленный грамотей, см. свод применения предлогов. Остаётся предположить, что Боян знает о  тропе Трояней  понаслышке, поэтому и  рищет  влево-вправо | туда-сюда.  Тропа  где-то в горах, а горы вон там, на северо-востоке. Но их не видать, кругом одни поля и перелески вперемешку с тучами и туманом. Приходится предпринимать пробные выдвижения на плоскости, а затем и в предгорьях,  рища в тропу.

Полный бред, сам скажу. А что не бред. Не бред — чешско-словено-хорвато-словацко-польский глагол  trápit  |  trápiti  |  trápiť  |  trapić,  соотчич русского  трепать.

Истязать | мучить | терзать и задать хорошую  трёпку  |  trápenie  |  utrpení  |  trápení   — славянские понятия-близнецы.

Посрѣдствомъ изданнаго А.С. Суворинымъ по Остромирову Евангелiю Словаря Древняго Славянскаго языка (СПб., 1899. С. 859) убеждаемся въ правомерности сего воззренiя. А именно:  тръпостъ  ж. 1) горькость, горечь, кислота; 2) серьёзность, строгость. |  тръпъко  нрч. терпко, строго, сурово, жестоко. |  тръпъкость  ж. 1) горкость (sic!), горечь; 2) строгость.  Тръпъкота  ж. 1) горкость (sic!); 2) строгость, суровость.  тръпъцѣ  нрч. 1) шероховато, неравно; 2) строго, сурово.

Всё-таки горе-злосчастие не совсем то же самое, что горечь во рту.  Горкость  скорее  горестность,  нежели горьковатость. Соответственно,  тръпа  есть  претерпевание  трёпки | истязания | терзания (др.слав.  сътръзати — хватать, захватывать, брать).

Возможно, польские языковеды (единственное славянское соответствие русскому  тропа   — польское  trop) отнесутся к моим выводам благосклоннее прочих. Ибо читаем:

Итак,  тропа Трояня  =  тръпа Траяня  = Траяново нашествие | насилие | напасть.  Тръпа Траяня  причастна не пространству, но времени: это набор последовательных событий. Сначала потрёпанные ряды варваров дрогнули, смешались и обратили тыл римским орлам, затем последовал стремительный захват дако-гетского — да простит меня А.Н. Левинский — левобережья Дуная, порабощение местного населения и бегство его части на север и северо-восток.

А дальше слово проф. Д.Я. Самоквасову. В третий (см. «Готөическая Русь» и «Дунай») раз одно и то же слово, одно и то же. Ну так ведь сказано: толцыте, и отверзется.

Къ какому же времени должно отнести лѣтописный фактъ завоеванiя дунайскихъ Славянъ Итальянцами? Историки, оставившiе описанiе борьбы Римлянъ съ Гетами и обращенiя царства Гетовъ въ римскую провинцiю Дакiю, свидѣтельствуютъ, что „многiя дакiйскiя племена, убѣгая отъ римскаго рабства, оставили свою родину и выселились за предѣлы Дакiи”. Только это свидѣтельство соотвѣтствуетъ свидѣтельству русской лѣтописи о завоеванiи Славянъ Волохами на Дунаѣ; а другого завоеванiя дунайскихъ областей Волохами-Итальянцами не знаетъ исторiя славянской прародины. Но въ такомъ случаѣ Гетовъ (греческое имя) или Даковъ (латинское имя) древней Скитiи должно признать предками русскихъ и польскихъ Славянъ. ‹...› Өеоөилактъ Симоката часто употребляетъ имена Гетовъ и Славянъ, какъ названiя одного народа, и даже прямо утверждаетъ, что названiе Геты есть древнейшее имя Славянъ.
Д. Самоквасовъ.  Сѣверянская земля и Сѣверяне
по городищамъ и могиламъ. Москва. Синодальная типографiя. 1908. С. 85.

А напоследок я скажу и словари в сторонку отложу: где трёпка, там трепет. Где трепет, там терпение.

В первой главе моего неспешно-раскидистого повествования желающие найдут подборку славянских имён с окончанием на -mir. Каких только нет ухищрений обеспечить благую судьбу ребёнка выгодным наречением.  Trpimir  (уменьшительно-ласкательное  Trpko)  выламывается из этого ряда уже не как уманский суржик из гостиной Анны Павловны Шерер, а как Пьер Безухов из Бородинского боя. Удивительное дело: все заняты смертоубийством, один Пьер в белом фраке. Совершенно как Trpimir, он же Trpko, в хорватском именнике. Никакой выгоды ребёнку в таком наречении отнюдь не просматривается, разве не так.

Не так. Trpimir (Trpko) из той же обоймы воинственных имён, что и Branimir (Branko), Ratimir (Ratko), Strahimir (Straško), Vojnomir (Vojo). Словари отнюдь не вышучивают хорвата Trpko русским  терпилой.  По языческим понятиям, терпилами  обречены  стать его противники, см. изыскания Петара Скока и Алемко Глухака.

В современном русском языке наблюдаем нечто подробное: на первый взгляд отрицающие здравый смысл обороты  потерпеть  кораблекрушение |  терпящий   бедствие.  Потерпевший  иной раз вздрогнуть не успел, а уже числится страдальцем. Полнейшая нелепица, если не знать хорватского Trpimir (Trpko) или, на худой конец, существительного  trápenie  |  utrpení  |  trápení   и  порождаемых им  глаголов мучить | терзать | истязать.

*   *   *

дравия желаю, Фома.

— И вам не болеть.

— Да уж, надо бы уж.

— Эк тебя перекосило. Поясница?

— Pecking nose to the quint.

— Вскручинилось?

— Yes, sir.

— О прекрасной половине? долой удаль молодецкую, даёшь девичью красу?

— Никак нет. Красота — страшная сила, а у страха глаза велики. Так велики, что векам тесно. Немигающий взгляд, как у гадюки. Роговица, на орошаемая слезой, превращается в пяточную мозоль.

— Напарница, наперница. Наперница, наволочка, сон. Сон разума порождает чудовищ. Не возобновить ли нам соревнование, полковник.

— Соревнование чему?

— Правде. Голой правде. Без набедреных повязок и фиговых листков.

— Правде чего.

— Правде сказок. Были сказки — станут былью.

— Но третий мозг нам лишний вдрызг, Фома.

— Она мне как сестра, полковник.

— И гладью вышивает.

— Исключительно крестом.

— Поэтому и не годится, долой.

— А подробнее.

— Предмет предстоящих раздумий вышит именно крестом. Долой замыленный глаз.

— Меня терзают смутные сомнения.

— Взаимно.

— Ох неспроста сия книжица с закладками.

— Да и ты готов к труду и обороне, как я погляжу. А «Илиада» зачем?

— Я первый дал вам слово, полковник. Извольте начинать.

— Как дал, так и заберёшь. Ты предоставь.

— Слово предоставляется вдосталь.

— И с Гомером повременишь?

— Смотря с какой ноги начнёт плясать избушка без окон и дверей.

— Там русский дух, там Русью пахнет?

— А не надо было на двор ходить.

— О сколько пройдено дорог, о сколько сделано ошибок. Предлагаю чистосердечное признание Соне Мармеладовой, подножный поцелуй на Сенной и явку с повинной к Порфирию Петровичу.

— Предлагаю плясать от Гомера.

— Ну вот и поговорили. Живите долго и счастливо, Фома Фомич.

— И пошутить нельзя.

— С родиной не шутят.

— Какие шутки, боже упаси.

— Why not with capital letter?

— Языческая богиня — та же бесиня, кой чёрт её величать.

— А вы угадчик, ваше превосходительство.

— Давно живу.

— Давно жил = давно помер. Давно живу = давно помираю.

— А как надо.

— В России надо жить долго и безвыездно, иначе дураком помрёшь.

— Кто бы спорил.

— Одно из наших соревнований правде сказки ты оборвал на полуслове. Помнишь?

— Сроду я вас не обрывал, милостивый государь.

— Как же не обрывал, у меня все ходы записаны.

Полную запись см. ka2.ru/under/fobos_twine.html

Затем скифы пошли на Египет. На пути туда в Сирии Палестинской скифов встретил Псамметих, египетский царь, он дарами и просьбами склонил завоевателей не идти дальше. Возвращаясь назад, скифы прибыли в сирийский город Аскалон. Большая часть скифского войска прошла мимо, не причинив городу вреда, и только несколько отсталых воинов разграбили святилище Афродиты Урании. Как я узнал из расспросов, это святилище — самое древнее из всех храмов этой богини. Ведь святилище на Кипре основано выходцами оттуда, как утверждают сами киприоты, а храм в Кифере воздвигли финикияне, жители Сирии Палестинской. Грабителей святилища в Аскалоне и всех их потомков богиня наказала, поразив их навеки “женским” недугом. И не только сами скифы утверждают такое происхождение их болезни, но и все посещающие Скифию могут видеть страдания так называемых энареев.
Геродот [1:105]

— Персы тоже почитали Уранию взаймы:

     Что до обычаев персов, то я могу сообщить о них вот что. Воздвигать статуи, храмы и алтари у персов не принято. Тех же, кто это делает, они считают глупцами, потому, мне думается, что вовсе не считают богов человекоподобными существами, как это делают эллины. Так, Зевсу они обычно приносят жертвы на вершинах гор и весь небесный свод называют Зевсом. Совершают они жертвоприношения также солнцу, луне, огню, воде и ветрам. Первоначально они приносили жертвы только этим одним божествам, затем от ассирийцев и арабов персы научились почитать Уранию (ассирийцы называют Афродиту Милиттой, арабы — Алилат ‹...›)
Геродот [1:131]

— Милитта с греческого переводится ‘пчела’. Теперь понятно, чьи крылья у красотки с коготками. А я было подумал — муха.

— Не Милитта, а Мелисса переводится ‘пчела’. Милитта — от Bilit, ‘владычица’. Бывает и без когтей. Вот, полюбуйся.

Самый же позорный обычай у вавилонян вот какой. Каждая вавилонянка однажды в жизни должна садиться в святилище Афродиты и отдаваться чужестранцу. Многие женщины, гордясь своим богатством, считают недостойным смешиваться с толпой остальных женщин. Они приезжают в закрытых повозках в сопровождении множества слуг и останавливаются около святилища. Большинство же поступает вот как: в священном участке Афродиты сидит множество женщин с повязками из веревочных жгутов на голове. Одни из них приходят, другие уходят. Прямые проходы разделяют по всем направлениям толпу ожидающих женщин. По этим-то проходам ходят чужеземцы и выбирают себе женщин. Сидящая здесь не может возвратиться домой, пока какой-нибудь чужестранец не бросит ей в подол деньги и не соединится с ней за пределами священного участка. Бросив женщине деньги, он должен только сказать: „Призываю тебя на служение богине Милитте!”. Милиттой же ассирийцы называют Афродиту. Плата может быть сколь угодно малой. Отказываться брать деньги женщине не дозволено, так как деньги эти священные. Девушка должна идти безоговорочно за первым человеком, кто бросил ей деньги. После соития, исполнив священный долг богине, она уходит домой и затем уже ни за какие деньги не овладеешь ею вторично. Красавицы и статные девушки скоро уходят домой, а безобразным приходится долго ждать, пока они смогут выполнить обычай. И действительно, иные должны оставаться в святилище даже по три-четыре года. Подобный этому обычай существует также в некоторых местах на Кипре.
Геродот [1:199]

— И эта с пчелиными крыльями.

— Никакие не крылья.

— А что?

— Гора.

— Не может быть.

— А вот читай: The Ugaritic Great Goddess of life and death, and the Canaanite “Lady of the Mountain”. Apart from Anat being virgin, mother and whore, she is also famous as an aggressive and ruthless warrior-goddess wading in the blood of her human victims. Anat was introduced into Egypt by the Hyksos and was there partly identified with Hathor, from whom she acquired her symbolic cow-horns. The Egyptians regarded her, together with Astarte, as daughter of the god Ra (the sun), and Pharaoh Ramses III (ruled 1198–1166 BCE) used both goddesses as divine protectors on his battle-shield. Anat, as a goddess of fertility and sexuality, is sometimes depicted together with the ithyphallic god Min. She is said to have given birth to a wild bull that sprung from the union with her brother and lover, the Ugaritic/Syrian god Baal. Other names connected with Anat are Avaris and Aphrodite Anaxarete, and she may, perhaps, be the same deity as Anatu (see Ishtar). “Bloody Mistress”: Also known as Anat, She was worshipped throughout Canaan, Syria and Phoenicia. She was a popular Goddess of War and Fertility. She was largely syncretized with Asherah and Astarte (both profiled in this section), and so there is some confusion as to Her myths and relationship to other Deities of the area. (www.inanna.virtualave.net/neareast.html)

— Ладно, не крылья. Но ведь с когтями.

— Будь по-твоему. Когти — дело десятое. Ты посмотри на козлов.

— Козлы и козлы. А откуда они?

— Ты слишком рассеян и смотришь лентяем. The Ugaritic Great Goddess of life and death. Великая богиня жизни и смерти из Угарита.

— Так это же Финикия. Тир, Библ, Сидон, Угарит.

— Ну и что Финикия.

— Как это ну и что. Греки еще коз пасли, а финикийцы плавали за Столбы Мелькарта. Настоящая седая старина, не то что Эллада.

— Скифы ничуть не моложе угаритян.

— Все мы от Адама и Евы.

— Не в этом дело. Таких богинь полно в курганах Южной Сибири. Обнажённая или нет, главное дело — звери. Пара львов, пара коней, пара грифонов. Угаритские козлы забавны тем, что сед шпагатом как бы предстоит. Сиганут в разные стороны, и ноги разъедутся.

— Покажи хотя бы одну из Южной Сибири.

— Вот, смотри.

— Ничего не разобрать. Какая-то челюсть и зубы снизу выпали. Покажи другую, раз их полно.

— Показываю другую.

— Сварливая Варвара на Тяни-Толкае. Это действительно скифское золото?

— Вроде бы да.

— Тогда это не царские скифы.

— Почему?

— Топорная работа. Так и шибает каменным веком.

— Не похоже на Ближний Восток.

— Да уж. Похоже на Мокошь восточных славян.

— На Мокошь?

В нижней ипостаси, возможно, является знаменитой Бабой Ягой (Яга (Хель, Кали), в этом случае можно говорить, что она мать ветров и повелительница лесного мира. Изображена на русских вышивках между двух лосих-Рожаниц, иногда изображалась с рогом изобилия. Как следствие хтоничности имеет непропорционально большую голову на изображениях.
Многие черты Мокоши вобрал в себя образ всенародно почитавшейся святой Параскевы (Параскева по-гречески — ‘пятница’ либо ‘подготовка’: священным днём Мокоши, как и Фрейи, Венеры и прочих женских божеств европейских народов, была именно пятница — вероятно, отсюда и эта путаница.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Мокошь

— Не отдохнуть ли нам от трудов праведных, полковник.

— По тебе не заметно, что надсадился.

— И по тебе не заметно.

— Тогда продолжим.

— И тут нас пригласили откушать, и мы откушали. Откушав, расстегнулись. Расстегнувшись, вздремнули. Через три двери вы разбудили меня своим храпом, полковник.

— Для твоей же пользы, Фома, для твоей! Плоть немощна, дух бодр! И какие грёзы навеял тебе мой животворящий храп?

— Подумалось, что угаритская Милитта не весьма напоминает Анфису Абрамовну, а вот её козлы вприсядку — вылитые мы с вами, полковник. Две капли воды слева, две капли справа.

— Надеюсь, ты не станешь делиться с ней открытием.

— А про Варвару на Тяни-Толкае?

— Варвара — своя народа, делись. Но про Мокошь — ни-ни.

— Почему? Это же благородные олени, а не козлы.

— Это северные олени, Фома.

— Ну и что северные.

— Северных запрягают, благородных нет.

— Фу-ты, ну-ты. Лично я из колокольных дворян, да и вы ни разу не рюрикович, полковник.

— Безбородко тоже из хохлов, а вон какого Пьера прижил от крепостной девки.

— Не о том говорим.

— Плавно подвожу к предмету соревнования, друг мой. Благородные вышивают гладью, мужи́чки — крестом.

— И польские мужи́чки вышивают крестом?

— Там разберёмся.

— Сгораю от нетерпения.

изумление приводит обширная группа связанных с религиозно-культовыми и обрядово-правовыми представлениями памятников народного творчества, которые определённо схожи как с древним искусством сарматов, так и с наследием даков начала христианской эры. ‹...›
Центральной фигурой северно-русских узоров является изображённая во весь рост женщина с выразительным положением рук: они то лежат у неё на бёдрах, придавая фигуре величавое спокойствие, то подняты кверху, словно выражая молитвенное благоговение ‹...›. Эти приподнятые руки держат либо птиц, либо поводья коней со всадниками ‹...›.
Иногда женщина стоит в храме, окружённом драконами — символами небесной сферы; справа и слева от неё два свастических символа — возможно, солнца и луны — и два дерева. Есть её изображения внутри украшенной знаками солнца, луны и звёзд постройки, где при ней те же два всадника; иной раз храм — она сама ‹...›. Зачастую женщина, держа бразды правления, стоит на тверди, покрытой знаками светил небесных, под которыми произрастает пышное древо, рядом с которым величественный храм с молящимися в нём людьми ‹...›.
Привилегированное положение, символы неба и светил небесных, а также возносимые женщине моления свидетельствуют, что перед нами богиня. ‹...›
Остается решить, что означают кони и всадники, сопутствующие ей не только на земле, но и в небесных сферах. Коней всегда двое, они изображаются над и среди символов небесных светил. Это указывает на их служение богине в её небесных путях, что соответствует коням светоносного Аполлона. ‹...› Разумеется, и всадники не являются земными существами. Они — боги, но боги в подчинении: властительница держит поводья, а руки седоков умоляюще воздеты. ‹...›
          Итак, пред нами замечательный по своей стройности и величественному содержанию культ царицы небесной, имя которой забыто. ‹...›
В искусстве народов, населявших территорию Европейской России до первых веков христианской эры, мы не находим аналогий северной вышивки; но, как только знакомимся с древностями сарматов, тотчас встречаем совпадения. Таковые прослеживаются и в скифских находках, но весьма слабо. ‹...› Гораздо ближе к иконографии северно-русского шитья стоят сакральные изображения сарматов. ‹...› Эти элементы, однако, не настолько значительны, чтобы всю иконографию шитья возводить к сарматским образцам. Разительные соответствия встречаем в изобразительном искусстве даков.
Даки — сильный, но мало известный народ. Их считают родственными гетам, а гетов — фракийцам; не раз, однако, высказывалось мнение, что они были славянами. Как бы то ни было, генезис даков остаётся спорным до сих пор. Имя даков впервые упоминает Юстин (Justin, XXXII, 3, 16) при описании их войны с бастарнами. В то время вождем даков был Оролес (Орлец?). Его владения простирались между рр. Тиссой, Дунаем, Прутом и Карпатскими горами. В 50-е годы до Р.X. царь даков Бэребист передвинул границу на востоке до Днепра (при этом была взята Ольвия), на западе — до Северных (Норийских) Альп.
После галлов даки были самыми опасными врагами римлян. Юлий Цезарь деятельно готовился к войне с Бэребистом, но был убит. Вскоре погиб и сам Бэребист, после чего Дакия распалась на четыре части. Это ослабило её насельников, и они затихли; но в конце I века по Р.X. вновь окрепли и вступили в смертельную борьбу с Римом. Энергичный царь Децебал принудил императора Домициана выплатить позорную для римлян контрибуцию, после чего тот приступил к подготовке новой военной кампании. Избранный в императоры Троян заключил наступательный союз против даков с языгами и бурами, а в 101 году вторгся в Дакию. Война тянулась два года. В 103 году было заключено перемирие, Децебал присягнул на верность Риму; но в 104 году вновь восстал. Началась вторая, гораздо более упорная война, которая длилась до 107 года. Троян нанёс решительное поражение дакам, Децебал лишил себя жизни, а население частью покорилось Риму, частью — по-видимому, большею — отошло в неизвестном направлении (возможно, в область Приднепровья). Былое могущество даков и значение выигранной кампании для римлян было столь велико, что Троян праздновал победу играми и пирами в течение 123 дней, а затем увековечил её сооружением знаменитой колонны.
          После 107 года имя даков в исторических документах почти не встречается: Дакию заселяют разнообразные колонисты, преимущественно фракийцы.
          О жилищах, одежде и внешнем облике даков можно судить по изображениям на колонне Трояна; религия этого народа известна крайне мало. Мы знаем только, что даки верили в загробную жизнь, имели своих богов и оракулов (гадателей). Однако в последнее время археологический материал пополнили весьма любопытные находки. На пространстве древней Дакии и в Паннонии, которую нередко захватывали даки, найдено более ста небольших таблеток или, вернее, языческих образков с религиозными сценами. Время их создания точно не установлено. Полагают, что некоторые из них можно отнести к I–II векам по Р.X. Образки были в ходу и несколько позже, становясь всё более грубыми по исполнению, а к концу III века и совершенно исчезли. Вне владений даков такие образки нигде не встречаются. Правда, в виде совершенно понятного исключения, один такой был найден в Италии, куда, вероятно, попал вместе с пленным даком. ‹...›
Полагают, что дакийские образки, как и христианские, носили на теле и крепили на стены храмов и домов.
Священные фигуры дакийских образков отливались рельефно. Центральное место всегда занимает женщина — великая богиня, царица небесная. По обе стороны от неё изображены два всадника, попирающие фигуры поверженных людей, изредка заменяемых изображением рыбы. Эта своего рода троица часто во всех, даже мельчайших, деталях соответствует иконографии северно-русского шитья.
Всадники просительно простирают вверх и по направлению к богине руки. Иногда богиня держит поводья их лошадей, изображаясь в короне, как и подобает царице небесной. Над головой её простирается небо в виде двух змей и светил небесных: солнца, луны и звезд, представляемых то вполне натуралистично, то в виде человеческих голов и бюстов, иногда украшенных сиянием солнца и серпом луны. На образке, хранящемся в Загребском музее, солнце угадываем в Аполлоне на колеснице, запряжённой четвёркой коней. Имеется эдикуловидный образок из свинца, где над рамкой иконки в среднем зубце изображена рыба, что удивительным образом совпадает с резьбой на карнизах окон северно-русских изб.
Из символических животных, сопровождающих дакийскую троицу, видим львов, травоядных животных (баранов, оленей и др.), птиц (в особенности петухов и ворон), рыб и растения, иногда головы лошадей. Всё это налицо в иконографии северно-русского шитья, за исключением разве что баранов ‹...›
          Помимо сходства главных персонажей и символов, в иконографии дакийских образков и северно-русского шитья замечаем исключительное сходство и в самом расположении фигур, размещаемых, как правило, сценами в три и более яруса. ‹...›
          Отсюда возникает целый ряд вопросов, касающихся: 1) времени восприятия русским народным творчеством элементов дакийской религиозной иконографии; 2) времени и причины выделения из дакийской иконографии русской; 3) времени выделения русских славян из общей славянской семьи народов в пределах средней Европы и, наконец, 4) представления русских славян о божественном пантеоне и происхождении власти земных владык милостию божиею от царицы небесной и высшего бога, представляемого символами солнца, к которому царица небесная молитвенно поднимает руки. ‹...›

          Что касается времени и причины выделения русской иконографии из дакийской, таковая совершилась, вероятнее всего, в 107 году no Р.X. вследствие разгрома даков Трояном, о котором у русских сохранилась память даже в XII веке, в «Слове о полку Игоревом».
          Ввиду того, что русская иконография шитья, насколько известно, не имеет аналогов ни у одной славянской народности Средней Европы, следует заключить, что выделение русских славян совершилось ранее Р.X.
Городцов В.А.  Дако-сарматские религиозные элементы
в русском народном творчестве. Труды Государственного Исторического музея.
Выпуск I. Разряд археологический. М.: 1926. C. 7–35.

— Это всё, полковник?

— Отнюдь. Эк тебя распарило, вся рожа посинела.

— Нахлынули воспоминания.

— Не хлызди, озвучь.

— Змееногая богиня.

— Что змееногая богиня.

— Да, скифы мы.

— Скифы, сарматы, гунны и далее по списку.

— С детства скифов ненавижу.

— Сын за отца не ответчик.

— Дочь-вышивальщица отвечает головой, полковник.

— Кто бы спорил. Оберег выше домоводства и деторождения.

— Всему голова.

— Углядел-таки.

— А Городцов пишет, что скифское наследие почти не прослеживается.

— Один в один. Такая вот пряха с веретеном, дорогие россияне.

— Руки этой дамы не очень-то просительно простёрты.

— Умаляюще воздеты, я бы сказал. Вгоняет противника в полное ничтожество.

— Кулаки ниже плеч: стойка запугивания.

— Никак нет. Голову мертвеца того и гляди змеенога пожрёт. Пришлось приподнять.

дним из интересных типов русской крестьянской вышивки являются изделия северных районов Европейской России.
В этой северной вышивке, наряду с мотивами, унаследованными от старины, начинают с XVIII в. появляться образы, созданные уже не только в крестьянской среде, а привходящие из города и лишь трансформируемые крестьянским искусством в своеобразной художественной переработке. Эти образы, в большинстве случаев, дошли до нас уже в работах XIX в. Дворцы, садовые беседки, всадники, дамы в фижмах чередуются с корабликами, всячески видоизменёнными гербовыми орлами и фантастическими цветами и деревьями. Положение последних между двумя птицами, создавая так называемую геральдическую композицию, может быть, говорит о давно забытых верованиях весьма отдалённых времён, так же, как “адорирующие” фигуры людей. Большинство мотивов северного шитья восходит не далее, как к XVIII в. и даже более позднему времени. Таковы одноглавые орлы, индюки, петухи, зайцы, особенно же частые голубки, мелкие петушки и утки. Можно среди северных вышивок встретить намёки на местную природу и быт: ёлочки, надгробные кресты (кладбище — “погост”) и т.д. Вышивки Севера характерны своим прозрачным рисунком, сделанным двухсторонним старинным швом красной нитью или ажурно “строчкой” (посредством выдёргивания нитей), “перевитью” и кружевом.
Богатство сюжетики уменьшается по мере передвижения с Севера на Юг, равно как упрощается и сложность узоров, которые в то же время становятся тяжелее, многоцветнее, колористически ярче и геометричнее, иногда проще и насыщеннее по занимаемой плоскости; цветы иной раз приобретают натуралистический характер, приближаясь к украинскому орнаменту, на который намекают розетки. При незначительности орнаментальных мотивов начинают играть большую роль параллельные полосы, окраска которых достигает богатства художественных впечатлений сопоставлением тонов красных, синих, жёлтых и изредка зелёных.
          Орнамент Севера не является самым древним видом русского орнаментального искусства. Безусловно, вышивки Центрально-промышленной области, особенно её юга, восходят своими геометрическими формами к древнейшим прототипам, известным в Азии. Техника южного орнамента примитивнее и тяжелее северного; шов является почти всегда односторонним.
          Что касается введения шерстяных нитей, обычного для украшения одежд, то этот приём восходит к глубочайшей древности и встречается на коптских вышивках.
          Геометрический тип орнамента является наиболее старым. Вместе с тем, геометрический орнамент характерен для тех районов, где крестьянская масса была более угнетена социальными верхами помещичье-дворянского общества и городской буржуазией; на русском же Севере более самостоятельное крестьянство шире заимствовало мотивы у этих верхов,

что обнаруживается в узорах не только вышивок, но также в резьбе по кости и в других изделиях художественной промышленности.
Вышивки. Текст Ольги Бубновой. Общая редакция Д. Аркина.
М.: ОГИЗ–ИЗОГИЗ. 1933. С. 1–3.

— На некоторых образках богиня в опасности: удерживает коней под уздцы, а те вот-вот прянут вспять. Иной раз она вообще на волосок от гибели: поводья обвиты вокруг талии, рывок — и всё кончено. The central goddess holds a rope across her waist, unlike other examples in which she holds the horses by the reins. Налицо установка: во что бы то ни стало удержать всадников от опрометчивых поступков.

— Богиня мира и тишины.

— Хочешь мира — готовься к войне.

— Напутствует?

— На переправе через Дунай. Видишь пловцов? События разворачиваются поярусно, сверху вниз. Благословила → спешились, доспехи долой, поплыли на правый берег → жертвенный стол → пирушка победителей.

— Точно такой треножник отковал Гефест на свадьбу с Афродитой. Между прочим, развёртка львиных ножек в соединении с круглой столешницей даёт солнечное колесо. Переимчивые римляне нарекли Гефеста Вулканом, но столик оставили как есть.

— Так это же трискелион, полковник.

— И троица возвышается над ним. Значит, солнце рангом ниже.

— На восток от столика петух, на запад — ёмкость для вина. Утро и вечер.

— Петух понятно, а вино-то зачем.

— Теряюсь в догадках.

— Это влага священного Данубия, ваше превосходительство.

— А я что говорю. Cavaler danubian | Thracian-Dacian or Danubian rider | Danubian Horseman | култ Подунавског коњаника | Дунайский всадник. Но с олонецкой вышивкой никто не сопрягает.

— Как это никто. А Городцов?

— Городцов видит в коннике подручного царицы небесной, и только. Никакой привязки к тверди земной, не говоря о реках.

— Шутите.

бщей для всех памятников данного типа является фигура Всадника (Всадников). Но кроме того имеются многие другие персонажи: женщина, поверженные враги, участники неких обрядовых таинств и мистерий; часты также сцены погребальной трапезы, мужские и женские бюсты, изображения звёзд, солнца, луны, змеи и других животных. ‹...›
Археологические свидетельства дают возможность утверждать, что культ Дунайского Всадника был особенно широко распространён в римских провинциях Мёзия, Дакия, Паннония. Отсюда ведут свое происхождение десятки описанных культовых рельефов (почти 90% от всех известных памятников). ‹...›
Приведём краткое внешнее описание источника. Это плитки из мрамора или камня с высеченным на них рельефом, либо металлические пластинки с гравировкой (свинцовые или бронзовые). Форма плиток разнообразна: они могут быть круглыми или овальными, почти квадратными или прямоугольными (последние наиболее многочисленны). Что касается размеров памятников, то здесь разброс довольно широк: высота металлических плашек в среднем 7–10 см, каменные плиты более массивны. ‹...›
          Судить о предназначении данного вида источников можно лишь очень приблизительно. Рельефы, выполненные в форме эдикулы, вероятно, использовались в культовых целях на стенах святилищ, надгробиях. На некоторых металлических пластинках видны следы застёжек, небольшие отверстия, как бы для подвески. Это говорит о возможном применении их для ношения на теле человека или на одежде, в качестве амулетов, филактерий. ‹...›
          Первым обстоятельным трудом, посвящённым культу Дунайского Всадника, стала диссертация профессора археологии Ясского университета Т. Антонеску, написанная в 1889 г. ‹...› Антонеску высказал предположение о том, что Дунайские Всадники-“близнецы” обязаны своим происхождением древнегреческим легендам о братьях Кабирах или близнецах Диоскурах. ‹...›

Relief with the typical presentation of Dioscouroi

          Первые исследователи феномена Дунайского Всадника ещё не склонны полностью обособлять эти памятники от вотивных плиток Фракийского Всадника. Так, в 1907 г. чешский историк, первый директор Археологического музея Софии В. Добруски составил обзор, посвящённый проблемам Фракийского Всадника. Здесь он привёл фотографии нескольких рельефов, на которых изображение Всадников существенно отличается от традиционных фракийских, а также присутствуют новые персонажи (фигуры поверженных врагов, стол на трёх ногах, женщина, держащая под уздцы коней и др.). Позднее было доказано, что дунайские таблички являют собой совершенно отдельный вид рельефов ‹...›.
          Оригинальная точка зрения принадлежит известному румынскому исследователю академику В. Пырвану. Он полагал, что в основе культа Дунайского конника могут лежать легенды о божествах Асвинах (в индуистской мифологии боги-близнецы, доставляющие людям лучи солнца на золотой колеснице), а также об Утренней и Вечерней Звёздах (в индуизме они заботятся о том, чтобы спасти моряков от кораблекрушения).
          Изображение женщины может быть связано с кельтской богиней Эпоной, покровительницей лошадей и коневодства, что дает основания подозревать кельтские корни дунайских памятников. Ряд сербских и словенских исследователей утверждает, что именно фигура женщины играет главную роль. Предположительно, это солярное божество — Луна; всадники при ней занимают подчинённое положение, а сам культ мог возникнуть под влиянием митраизма. ‹...›
          В современной румынской историографии продолжается активное изучение проблем, связанных с феноменом Дунайского Всадника, предпринимаются попытки опровергнуть мнение о греческом или фракийском влиянии на культ дунайского героя.
          Анализ памятников доримской Дакии позволяет утверждать, что мотив женской фигуры и двух конных персонажей рядом с ней был разработан именно здесь. Следовательно, Дунайские Всадники, будучи свидетельством религиозной жизни Дакии времён римской оккупации, есть продолжение “локальной мифологии”.
Щемелев А.В.  Дунайский всадник: сущность феномена и особенности иконографии.
Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение.
Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2015. № 8 (58): в 3-х ч. Ч. III. C. 214–217.

— Во-первых, Диоскурам никто не указчик, во-вторых, ведийские Ашвины не скачут верхом. Not riders on horseback, but horsemen in chariot.

— Литовские Ašvieniai вообще не люди, а жеребцы.

— Холощёные?

— В упряжке у Saulė от рассвета до заката, ни разу не закусив удила, Хотя бы разок взбрыкнули. Сам делай выводы.

— У литовцев на крышах Ašvieniai, у нас коньки.

— Крыша не подоплёка. Ино дело хранить избу от красного петуха, ино дело дочь-невесту от порчи.

— Сдаётся мне, румынский академик попал в яблочко.

— Забудем Пырвана, уставим общий лад: звезда по имени Сербона.

— Это ещё кто.

— Сербско-хорватская богиня, славянский извод ведийской Ушас. Ушас и Ашвины обретают власть в конце ночи, на заре. Правда, у Сербоны в подручных не всадники, а звери.

— Козлы, как у Милитты?

— Так ведь небесные тела, Фома. Зависит от прищура глаз наблюдателя. Что вижу, то пою.

— Пырван припряг Ашвинов по близорукости. Посадил глаза на книжных раскопках.

— Я бы так не сказал. Aśva значит лошадь, Ашвинов изображали то в виде птиц, то птицами-конями. Совершенно как олонецкие вышивальщицы.

— Да, чуть не забыл: кельтская Эпона приросла к скамье, как дедушка Крылов. Табун одесную, табун ошуюю, все порожняком.

— Придётся мне похерить Сербону, Фома: крылатая богиня.

— Не похерить, а вынести за скобки. Авось пригодится.

— Тогда не вынести, а вывести. Politic removing with following return. Не всякий вас как я поймёт, к беде неопытность ведёт.

— Русский генерал — это выживший из ума полковник. У вас обратное развитие, милостивый государь.

— Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство, наверстаю.

— Ваш бы перец, да к студню из мослов. Соблаговолите припомнить, кому предоставлено слово. Дунайский всадник — ваша затея, вперёд и с песней.

— Мало-мальская определённость только с Фракийцем: начал охотником, кончил змееборцем.

— Как Персей?

— Как Георгий Победоносец.

— Оба одиночки, а змей на дакийских образках две. И обе выше троицы, попирающей солнце.

— По одной на брата. Склейка Фракийца с его зеркальным отражением. Thracian Hero was joined with his mirror reflection.

— Георгий вооружён копьём, а Фракиец?

— И Фракиец.

— И Диоскуры конные копейщики. А что мы видим в руке Дунайского всадника?

— Какую-то кривулину, и то редко. В основном жест показного смирения.

— Просительно простирают вверх и по направлению к богине руки, я помню. А кривулина?

— Пальмовая ветвь, причём одна на двоих. Это сводные братья, Фома.

— Шутите.

— В купе двое внизу, третий на верхней полке. Нижний достаёт монету и говорит соседу: полюбуйся, тибетский шранг. Второй отвечает: ну, положим, не шранг и не тибетский. Мавританская угия. Дайте мне глянуть, просит верхняя полка. Не шранг и не угия, а сомалийский гондурас. Вы нумизмат? Вообще-то я сифилитик, но надо же иметь и собственное мнение.

— И ваше мнение с той же полки, полковник.

— Отнюдь.

— Так вы нумизмат?

— Я честный человек, Фома.

— И у меня таких нет денег.

— С нашими доходами не подступишься, друг мой.

— Не собирайте сокровищ на земле и отвечайте на поставленный вопрос.

— Дунайский всадник — миротворец.

— А богиня подначивает на драку?

— Именно.

— Вот гадина.

— Так ведь жаба.

Дунайский Всадник изображён на каменных и мраморных плитах или, чаще, на пластинках из свинца либо меди. Последние обычно небольшого размера, до 10 см в высоту, предположительно они служили амулетами, оберегами.
Общей для большинства памятников данного типа является композиция из двух конников, симметрично расположенных друг напротив друга, и женщины, стоящей посередине между ними. ‹...› Однако существуют также изображения, где присутствуют не два Всадника, а один, при наличии многих других характерных элементов: поверженный враг, фигуры женщины, слуг и др. ‹...›
В середине XX в. свою систему классификации выстроил французский историк Эрнест Уилль. Он подразделил памятники на три большие группы (А, В и С), внутри которых отметил вариации.
Группа А названа им „простые стелы”. Это рельефы на каменных плитах, всё пространство которых заполняет изображение Всадника (одного или двух). По Э. Уиллю, этот тип памятников „заимствован у Фракийского Всадника”.
Действительно, существуют признаки, позволяющие предполагать определённое родство двух типов конников из-за возможного влияния иконографии Фракийского Всадника на наиболее ранние памятники дунайского культа (имеются в виду прежде всего те артефакты, где центральное место занимает одиночный Всадник). О преемственности можно сделать вывод, проанализировав, например, каменные рельефы из Алмуса (современная Турция), Парачина (восток Сербии), Зелдепы (север Болгарии) и др. Главный герой на них изображён по канонам Фракийского Всадника: есть сходство в позах коня и ездока, одежде, важное отличие состоит лишь в наличии у дунайского конника фригийской шапочки. Справа от Всадника на плитке из Зелдепы изображено дерево, обвитое змеёй (как известно, это один из традиционных атрибутов Фракийского Всадника). Однако, вместе с тем, присутствует фигура поверженного врага, что совершенно не свойственно табличкам фракийского круга ‹...›
Группа B, по Э. Уиллю, более многочисленна. Это стелы с несколькими рядами сцен. ‹...›
В группу С входят памятники, которые содержат изображения со множеством регистров (более двух). В основном они происходят из Паннонии (в отличие от памятников группы А, в большинстве своём найденных на территории Дакии и Мёзии). Как предполагает французский историк, в Паннонии находился центр изготовления данного типа изделий. ‹...›
          В 1966 г. вышла обстоятельная статья хорватского археолога И. Искры-Яношич «Римские вотивные плитки на территории Югославии (вопросы типологии и распространения)». Автор выделила семь типов памятников Дунайского Всадника ‹...›
          Тип 1 иначе назван «Даль» (от места находки —деревни в Хорватии на границе с Сербией, близ впадения реки Драва в Дунай). Для рельефов этого типа характерна прямоугольная форма с полукруглой эдикулой, которая опирается на две колонны, пространство изображения поделено на четыре зоны.‹...›
          Памятники типа 2 — «Дивош» (по названию деревни в Сербии, в округе Сирмия) — прямоугольной формы, но сверху снабжены „трёхрогим дополнением”: имеют фронтон и акротерии по бокам. Пространство изображения поделено на три части, это разделение очень ярко выражено.

Celticized horseman wearing helmet on horseback to left, right arm outstretched; wheel and pellets before

Именование памятникам типа 3 — «Чалма» — дала деревня в Сремской Митровице в Сербии. Данные рельефы также имеют прямоугольную форму, изображение обрамлено рамкой, в верхней части есть акротерии и фронтон. Плоскость поделена на три зоны, в соответствии с тематикой.
Название типу 4 («Мачванска Митровица») дал город в Сербии. Он имеет два варианта. Первый соответствует по внешнему облику типу «Чалма», но, в отличие от него, в прямоугольной рамке заключён круглый медальон, внутри которого мы видим три регистра. Второй же вариант характеризуется круглой формой, а в остальном похож на вышеописанный. Памятники данного типа найдены в городе Любушки (Босния и Герцеговина), деревне Прхово (Сербия), Мачванска Митровица, Пожаревац (Сербия) и др.
Тип 5 («Белград-1») отличают прямоугольная форма, треугольный фронтон наверху, наличие двух регистров в композиции.
Памятники типа 6 («Попинци», по названию деревни в Сербии в округе Срем) имеют круглую форму, два регистра изображения очень трудно разграничить друг от друга; образцы этого типа найдены преимущественно на территории Сербии.
Тип 7 («Белград-2») схож с типом 5, но, в отличие от него, имеет круглую форму, изображение поделено на три уровня. ‹...›
          Классификацию, которая основывалась бы только на стилистических и иконографических элементах, составить весьма сложно. Как показывает анализ, неизменными остаются только фигуры Всадника (Всадников) и женщины, но при этом даже они имеют различия в деталях. ‹...›
          Научное сообщество признаёт сегодня, что ни об одном из религиозных культов античности не известно так мало, как о культе Дунайского Всадника.
Щемелев А.В.  К вопросу о классификации изображений Дунайского всадника.
Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение.
Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2015. № 10 (60): в 3-х ч. Ч. II. C. 216–219.

— А я знаю, кто этот мальчик на монетах справа вверху.

— Филиппок?

— Александр Македонский в возрасте десяти лет.

— А коню сколько?

— Одиннадцать.

— Я так не играю.

— Бьюсь об заклад на пирожок. Первый подвиг Геракла помните?

— Авгиевы конюшни.

— Немейский лев. А первый подвиг Александра Македонского?

— Водолазный колокол.

— Это второй подвиг.

— Аристотеля посрамил?

— Вы на верном пути, полковник. Вспоминайте, кого ещё купили отроку.

— Кого или что.

— Наглядное пособие.

— Сдаюсь.

— Однажды отрок спросил Аристотеля, что такое счастье. Этого я не знаю, ответил мудрец. Но половина счастья — живые родители. По окончании семестра Филипп выслушал отчёт сына о приобретённых знаниях. Не забыл Александр изложить и мнение наставника о счастье. Растроганный царь щедро наградил Аристотеля: тринадцать талантов серебра. Могу ли я употребить их во славу Эллады, спросил Аристотель. Без промедленья, в сей же час, ответил царь. Продолжение разговора опускаю, перехожу от слов к делу: на эти тринадцать талантов Аристотель купил наглядное пособие.

— Не Аристотель, а сам Филипп. Тринадцать талантов он выложил за Букефала, как же я сразу не догадался. Да, вот ещё вспомнил: услуги Аристотеля царь купил обещанием восстановить его родную Стагиру, которую сам же и разрушил. Вашим салом по вашим сусалам.

— Вы излагаете Плутарха, а тот писал с чужих слов. Далее Птолемей Лаг сообщает следующее: наглядном пособием оказался конь.

— Которого не могли объездить. Сейчас я найду это место у Плутарха.

ессалиец Филоник привёл Филиппу Букефала, предлагая продать его за тринадцать талантов, и, чтобы испытать коня, его вывели на поле. Букефал оказался диким и неукротимым; никто из свиты Филиппа не мог заставить его слушаться своего голоса, никому не позволял он сесть на себя верхом и всякий раз взвивался на дыбы. Филипп рассердился и приказал увести Букефала, считая, что объездить его невозможно. Тогда присутствовавший при этом Александр сказал:
           — Какого коня теряют эти люди только потому, что по собственной трусости и неловкости не могут укротить его.
          Филипп сперва промолчал, на когда Александр несколько раз с огорчением повторил эти слова, царь сказал:
           — Ты упрекаешь старших, будто больше их смыслишь или лучше умеешь обращаться с конём.
           — С этим, по крайней мере, я справлюсь лучше, чем кто-либо другой.
           — А если не справишься, какое наказание понесешь ты за свою дерзость?
           — Клянусь Зевсом, я заплачу то, что стоит конь!
           Поднялся смех, а затем отец с сыном побились об заклад на сумму, равную цене коня. Александр сразу подбежал к коню, схватил его за узду и повернул мордой к солнцу: по-видимому, он заметил, что конь пугается, видя впереди себя колеблющуюся тень. Некоторое время Александр пробежал рядом с конём, поглаживая его рукой. Убедившись, что Букефал успокоился и дышит полной грудью, Александр сбросил с себя плащ и лёгким прыжком вскочил на коня. Сперва, слегка натянув поводья, он сдерживал Букефала, не нанося ему ударов и не дергая за узду. Когда же Александр увидел, что норов коня не грозит больше никакою бедой и что Букефал рвётся вперёд, он дал ему волю и даже стал понукать его громкими восклицаниями и ударами ноги. Филипп и его свита молчали, объятые тревогой, но когда Александр, по всем правилам повернув коня, возвратился к ним, гордый и ликующий, все разразились громкими криками. Отец, как говорят, даже прослезился от радости, поцеловал сошедшего с коня Александра и сказал:
           — Ищи, сын мой, царство по себе, ибо Македония для тебя слишком мала!
Плутарх.  Сравнительные жизнеописания. В трех томах. Том II.
М.: Издательство Академии наук. 1963. С. 398–399.

— Плутарх путается в показаниях, как муха в паутине. Барышник привёл коня, предлагая македонянам стать посредниками в сделке. В качестве предпродажной подготовки те пытаются объездить жеребца, но успеха не имеют. Сын царя выказывает сочувствие не то к барышнику, не то к покупателям, и бьётся с отцом об заклад на цену коня. Тринадцать талантов — это двадцать пудов серебра, полковник. Богатенький Буратино. И вот юный укротитель мустангов лёгким движением руки поворачивает жеребца мордой к солнцу, дабы тот не шарахался от собственной тени. Оказывается, пока этот дикарь бешено прыгал, сбрасывая местных ковбоев, мальчик успел подметить эту довольно-таки редкую у животных фобию. Но вот морда повёрнута к солнцу, фобия за скобками слагаемых успеха: жеребец позволяет бежать рядом с ним, отзываясь на поглаживания благодарным ёканьем селезёнки. И так они бегут и бегут навстречу солнцу. Пустырь большой, есть где разгуляться. К завершению пробежки Букефал настолько притёрся к ласковому мальчугану, что позволил тому прыгнуть к себе на спину, понукать и всё такое.

— Так-таки ни слова правды.

— Целых два: тень и колебание. Это всё, что Плутарх знал достоверно, прочее — отсебятина.

— Насчёт богатенького Буратино ты попал в точку: деньги матери, Олимпиады Эпирской. Уже они с Филиппом жили врозь. У царя было такое заведение: новая война — новая жена.

— До того женщина ожесточилась, что вслух отрицала отцовство Филиппа. Ночью в грозу, дескать, явился к ней Зевс и оплодотворил. Как Леду лебедь.

— Или как Данаю золотой дождь.

— Серебряный, полковник. Тетрадрахмы Филиппа убеждают, что укрощение Букефала — не выдумка.

— Победителем на олимпийских скачках греки признавали владельца или владелицу коня. Где-то я читал, что Филипп II Македонский стяжал такую вот конно-спортивную славу. Победителю полагалось мраморное изваяние на родине и пожизненное содержание от городской казны. Филипп судил иное: зайду к мировой славе через монетный двор.

— Богиня победы Ника венчает победителя единообразно: лавровый венок.

— Стало быть, бородач в профиль — не Зевс, а Филипп. Венок налицо.

— Рога тоже его? И никакого венка, заметь. С какой стати Искандеру Двурогому облекаться в подвиги с чужого плеча.

— Да и перепутали, небось, олимпийскую победу с Олимпиадой Эпирской. Заговор наложницы Амона-Зевса удался, Филиппа убили. В Македонии воцарился полубог, что и требовалось доказать. Я весь внимание, Фома.

— Аристотель, испросив на то разрешение царя, вложил деньги в самую гиблую из всех, какие только можно придумать, затею: купил коня-урода. Голова как у быка, трёхпалые копыта. За деньги показывать — да, покрывать кобыл — нет и ещё раз нет. Скорость и выносливость покрыты мраком неизвестности: никто не сумел удержаться на нём, какая уж тут выездка. Но Аристотель то ли сам открыл, то ли вычитал у кого-то надёжный способ укрощения самого лютого неука. Делается так: выжидают ясную погоду, и жеребца выводят из конюшни в полдень, в самый жар. Начинают всячески беспокоить, чтобы вскидывал голову. Чёлка не просто так у лошади, а головной убор и чёрные очки в одной упаковке. Но только если свешивается на глаза. И этим подзуживанием и подстрёком доводят бедное животное чуть-чуть не до солнечного удара, самую малость. Именно тогда и подошёл к изнемогающему Букефалу мальчик с опахалом. Тут ещё вот какая тонкость: следует двигать им влево-вправо, иначе конь вообще издохнет. Кто любит париться в бане, тот поймёт. Для опахала вовсе не обязательна пальмовая ветвь, вполне достаточно ивы. К тому же пальмовый лист груб, можно выколоть глаза по неосторожности. Через некоторое время благотворная мельтешня листвы введёт коня в состояние блаженства. Следует сделать перерыв, дабы почувствовал разницу. Вот конь зашатался, берёмся за опахало. И так не до вечерней прохлады, разумеется, но достаточно долго. А теперь возвращаемся к тетрадрахмам Филиппа: первый подвиг Александра Македонского. Таки прославил Элладу Аристотель Стагирит. От Чёрного моря до Белого.

Продолжение следует

Передвижная  Выставка современного  изобразительного  искусства  им.  В.В. Каменского
карта  сайта		главная    страница
исследования		свидетельства
сказания		устав
статистика  посещаемости  AWStats 7.6: востребованность  каждой  страницы  ka2.ru  (по убывающей);  точная локализация  визита (страна, город, поставщик интернет-услуг); обновление  каждый  час  в  00 минут.